В процессе моего укокашивания получилось выяснить, что и Сэтору и Шакко глотали волшебные пилюльки одного из аристократов. Стали при этом очень быстрыми и сильными. А фармацевт-аристократ вознамерился уничтожить меня. Причем не один, а вместе с девятью друзьями, которые тоже были не пальцем деланные. Постепенно у меня получилось убедить их всех, что моё кунг-фу со времен старшего комиссара не ослабло. После этого я обрел проблемы с девятью отцами-аристократами, но вроде бы получилось и это разрулить. У меня на руках оказалась запись признания доктора с пилюльками. Правда, эта запись стоила жизни одному неплохому человеку, но… Месть за этого человека была достойной.

Когда же кицунэ Шакко узнала про обман, то на неё нацепили ошейник, готовый в любую секунду взорваться. Мало этого — Сэтору предупредил, что дальше она будет участвовать в «Черном Кумитэ», где после трех боев получит право снова сразиться с ним. Сэтору же был уверен, что у него получилось меня завалить путем утопления, я же не торопился его разубеждать, но всё-таки со временем пришлось.

Два боя на «Черном кумитэ» прошли, остался последний бой — он трудный самый! Попутно из-за Киоси мы воскресили дух комиссара Мацуда, еле-еле отбились от него грязными трусами, но этот мудила всё-таки забрал с собой одного хорошего человека, Акиру Утида. Брата девчонки, которая мне нравится, но в этом я стесняюсь признаться даже сам себе. А вот вам признаться не стесняюсь — цените такое доверие!

Ещё мы с учителем организовали нападение на клан Хаганеноцуме-кай, которому изрядно пощипали перья. Но и в этот раз из-за одного маленького тануки прозевали вспышку. Эта вспышка едва не вылилась в большой костер, но мы по-пионерски успели его затушить. И даже сам клан Хаганеноцуме-кай захапали, да пропихнули под крыло Казено-тсубаса-кай.

Вот такая вот небольшая предыстория. Конечно, в целом было гораздо больше и интереснее, а ещё я стал не вполне человеком, но это отдельная история. Теперь я не молодой японец Изаму Такаги, а молодой ноппэрапон — монстр, который может менять лицо.

Сейчас же мы шли с сэнсэем по многолюдной улице района Сибаи и негромко переговаривались.

— И кто же тебя надоумил убить Оду? — спросил сэнсэй, когда мы перешли через дорогу на светофоре.

— Никто не надоумил, — пожал я плечами. — Из опыта прошлой жизни я знаю, что организацию нужно начинать уничтожать сверху. Снизу её уничтожать бесполезно. Вот разгромили мы офис Хаганеноцуме и что? Да ни хрена! Ёсимаса Сакурай только проблем доставил, а сам клан даже не почесался от того, что было убито сорок человек. Но вот из-за того, что убираешь кого-то из верхушки, дела клана начинают идти совсем не так, как хотелось бы.

Я чувствовал, что справа на меня уставился мужчина с газетой. Причем газета явно успела побывать в мусорном ящике, так как на краешке прилип кусок банановой кожуры. Эта черно-желтая нашлепка словно сигнализировала — чувак неспроста стоит возле рекламы ювелирного магазина и зарабатывает радикулит, подпирая спиной холодный серый бетон стены.

— Да? И что же происходит в таком случае? — с ехидцей поинтересовался сэнсэй.

— Как что? Прошлый раз, когда скоропостижно скончался оябун Хино-хеби-кай… — от этих слов сэнсэй только хмыкнул. — Да-да, когда скоропостижно скончался при невыясненных обстоятельствах. Так вот, когда он так сделал, то вспомни — какие волнения в Хино-хеби начались? Если бы Сэтору не обладал невероятной скоростью, то тяжело бы ему пришлось в борьбе за место отца.

— Ему и сейчас тяжело. Но он справляется… Вернее, справлялся. Видишь того, с газетой?

— Конечно же вижу. Стоит так напряженно, как будто хочет в туалет, но терпит из последних сил. А ещё банановая хрень прилипла внизу страницы. Очень плохо скрывается.

— Он специально нам так показывается, чтобы привлечь внимание и отвлечь от другого — через десять метров двое рабочих укладывают плитку…

— И что?

— А то, что один то и дело смотрит в телефон. Заметь — дорогой телефон, с хорошей камерой. Такой не будешь брать в грязную перчатку просто так. Тем более, если он составляет половину стоимости месячной зарплаты этого самого рабочего.

Я улыбнулся. В моём мире ради новомодных гаджетов могли пойти на многое. Занимали очереди возле магазинов и даже продавали места — лишь бы оказаться первым, кто купит новую штучку. Ради того момента, чтобы сфоткаться с новинкой, выложить в социальной сети и быть первым! Ради кучи лайков, ради этих мелких выражений одобрения, что в нашем мире заменили микродозы счастья.

Вырвался вперед, купил, сфоткался и получил завистливое одобрение. Утер нос другим. Вот так вот просто. Не пахал годами, чтобы завоевать медаль, как спортсмен. Не драл глотку с рождения, чтобы выйти на сцену за наградой лучшего голоса. Не оттачивал десятилетиями мастерство, чтобы затмить своим искусным изделием другие творения. Нет. Всего лишь отстоял три-четыре дня в очереди, сфоткался и получил ПРИЗНАНИЕ.

Сука, аж бесит! Аж скулы сводит от осознания, что есть ещё понторезы, которые думают, что могут отличиться вот этим… А ещё больше прикалывает, что есть идиоты, которые платят деньги, лишь бы щелкнуться с коробочкой. Даже не с самим гаджетом — упаковкой от него!

Тем более, такие идиоты никогда не будут хватать дорогой мобильник грязной перчаткой, если только не провалились по уши в деревенский нужник. Тогда уже не до сантиментов. Тогда жизнь дороже понтов.

В этот момент один из рабочих снова поднял телефон. Не звонил. Просто на секунду поднял и тут же убрал. Этой секунды хватит, чтобы сфотографировать и просмотреть прилегающую территорию.

— Вот так вот и палятся шпионы. А женщину с такояки заметил? — решил я блеснуть наблюдательностью.

Сэнсэй быстро метнул взгляд на ларек, стоящий в пятидесяти метрах от нас. Женщина не отрываясь смотрела на свою лопатку. Похоже, что в зеркальном отражении мы выделялись особенно отчетливо. Другой рукой она при помощи зубочистки переворачивала упругие шарики.

— Та, что уже седьмой раз перекладывает такояки? Конечно же заметил. Они у неё скоро в угольки превратятся. А уж запах до сюда долетает. Я бы не стал у неё ничего покупать — слишком много специй наложила.

— Она бы тебе и не продала. Или плюнула бы в тарелку. Вот я бы обязательно плюнул, — хмыкнул я. — Кстати, хорошая идея!

— Тень, да перестань. Подумаешь, сморкнулся я позавчера разок тебе в мисо… — пожал плечами Норобу. — Это не повод для раздувания вражды.

— Чего-о-о? — протянул я.

— Да пошутил я, — отмахнулся сэнсэй, и чуть позже добавил. — Может быть…

— Вот и я не буду плевать тебе в тарелку, дорогой учитель… Может быть…

Мы переглянулись и расхохотались. От нас испуганно шарахнулась девушка с розовыми волосами и глазами испуганной пони.

— Не бойся, милая, мы не кусаемся, — произнес сэнсэй.

— А вот я иногда нет-нет, да и укушу за мочку уха, — пожал я плечами.

Девушка поспешила убраться от нас подальше. Мало ли какие психи гуляют по Токио…

— Укусишь тушканчика, когда поймаешь, — заметил сэнсэй. — Ладно, всё равно эти ниндзя от нас не отстанут. Расскажи лучше, как ты убил сына их главы. Хоть дорогу скрасишь.

Я вдохнул поглубже, качнул головой вправо-влево и начал рассказывать.

Признаться, сама эта мысль пришла ко мне в голову после ликвидации сайко-комона клана Хаганеноцуме. Без старшего советника оябун растерял былое могущество и, опасаясь раздоров внутри клана, предпочел уйти на пенсию, и перевести остатки своего войска под твердую руку господина Сато, оябуна Казено-тсубаса-кай.

Если оябун не смог вырулить ситуацию без старшего советника, то почему бы не ослабить Хино-хеби таким же образом? Лишить Сэтору грамотного управленца…

Поэтому-то я и начал следить за Одой Кабунага. Найти его было не так тяжело, как кажется — якудза по своей сущности мало скрываются. Если ещё и сунуть на лапу тому, кто может поделиться важной информацией, то вообще не составит труда. А в мире, где нищета соседствует с отчаянным богатством, всегда найдется тот, кто протянет лапу.