Середина лета. Здесь шла середина лета, как и там, дома. Только июль назывался иначе. Парадом он назывался. Если точнее, Парадом Лун, но в разговоре название сокращали до просто Парада. Все четыре луны вместе, оказывается, можно было наблюдать всего тридцать семь дней в году. Красная луна звалась Волчий Рожок. Остальные Христинка не запомнила. Хафиза слишком быстро их назвала, а переспрашивать у неё не хотелось. Странная она, Хафиза Малкинична. Чем дальше, тем страннее. Если не сказать, — страшнее. Что никогда не улыбается и гипнозом владеет, ещё ничего. Но какой-то отчётливой жутью от неё несёт. Христинка с закрытыми глазами могла определить, рядом Хафиза или не рядом. Особенное ощущение, не объяснишь его толком и ни с чем не спутаешь. Просто заранее чувствуешь приближение объекта и заранее же ёжишься. Может, она нежить, Хафиза? Некромантка какая-нибудь. Упырь. Кто её знает. Её, и этот странный вывернутый мир зелёного солнца…

Христинка не могла отделаться от ощущения, что ей на глаза налепили дурацкий светофильтр. Настолько неправильными и ненастоящими казались все цвета вокруг. Весь мир выглядел подделкой, искусно нарисованной в фотошопе. А уж себя в зеркале увидеть было ещё тем испытаньицем. Светлая кожа приобрела отчётливый зеленоватый оттенок. Как у лежалого трупака. Жуть, одним словом.

Сизое лицо Хафизы смотрелось куда симпатичнее.

Она пришла сегодня в комнату (наверное, правильнее было бы назвать эту комнату палатой!) к Христине. Заставила выпить лекарство, — без особенных церемоний.

— Как звать-то тебя, находка? — спросила она, устраиваясь по своему обыкновению у окна.

О как, не прошло и года. Соизволила наконец именем поинтересоваться. А то всё в приказном порядке — пей да спи.

Христинка утёрлась, — питьё вызывало отвращение настолько, что аж слёзы выступали, но только попробуй не проглоти! — и назвалась.

— Хрийзтема? — удивилась Малкинична.

— Хрис-ти-на, — по слогам повторила Христинка.

Но у Хафизы всё равно получалась 'Хрийзтема'. Собственно, она особенно и не старалась. Пару раз всего лишь попробовала и всё. Хрийзтема. Наверное, такое имя было здесь в ходу. А ещё возник неприятный сосущий холодок в животе: окрестили. По ходу дела о Христине придётся прочно забыть.

— Так зовётся осенний цветок, — пояснила Хафиза. — Хрийзтема. После Парада зацветёт, сама увидишь.

Христинка попыталась объяснить, что её имя, вообще-то, не цветок. Но все объяснения благополучно пролетели мимо ушей Хафизы. Она не перебивала, не просила замолчать, она просто не слушала. Подчёркнуто разглядывая радуги, отражавшиеся в стекле раскрытого окна. Христинка не сразу поняла, что попусту сотрясает воздух. Но когда поняла…

На редкость мерзкое ощущение. Бросило в жар, захотелось сказать какую-нибудь колкую пакость, заорать… выматериться, наконец. Чтобы хоть как-то пронять эту каменную маску.

— Ты здорова, — невозмутимо заявила Хафиза, воспользовавшись паузой. — Пора бы тебе заняться делом.

— Делом? — удивлённо переспросила Христинка.

— Делом, — сурово кивнула Малкинична. — Что ты умеешь делать?

Хороший вопрос… Оказалось, Христина, прожив на свете целых шестнадцать лет, не умела практически ничего из того, что было бы полезно Сосновой Бухте. Город жил морем и дарами моря. Были здесь корабельная верфь, рыбоперерабатывающий завод, жемчужные фермы, всевозможные мастерские: швейные, стеклодувные, хлебопекарные, ювелирные… Больница и поликлиника. Энергостанции, обеспечивающие город электричеством. Радиоточка. Различные службы — пожарная, скорой помощи, спасательная, общественного питания…

И нигде Христине ничего не светило.

Навыки обращения с интернетом на уровне пользователя ничего не стоили в мире, где не было никакого интернета. Ни интернета, ни скайпа, ни электронной почты, ни Microsoft Office вместе с Windows 8. А чтобы стать начальником отдела или юристом или хотя бы делопроизводителем требовалось нечто большее, чем не подкреплённые знаниями и опытом амбиции…

— Пойдёшь в Службу уборки и озеленения, — решила Хафиза. — Стажёром.

Уверенно так сказала. Как будто имела право распоряжаться! На самом деле имела, причём самое что ни на есть полное право, но об этом Христинка узнала гораздо позже. А сейчас её возмутил безапелляционный тон Малкиничны. До самых печёнок возмутил.

— Это что, — заикаясь, выговорила Христина, — это кем это я буду? Мусорщиком, что ли?

— Мусорщиком, — отрезала Хафиза.

— А я… а я не хочу! — возмутилась Христина. — С чего бы это? Почему мусорщиком?!

— Отработаешь лечение, — невозмутимо сказала Хафиза. — А дальше делай что хочешь. Только город тебя даром кормить не будет. Хочешь — работай, не хочешь — проваливай. Куда хочешь. Добрый совет: бездельников нигде не жалуют. Второй добрый совет: не воруй и не лги, никогда.

— Да я и не собиралась врать и красть! — закричала Христинка, оскорблённая до глубины души. — Да я не…

Хафиза подняла ладонь жестом 'заткнись-и-слушай'. Продолжила невозмутимо:

— За воровство у нас вешают, за ложь — презирают и иногда тоже вешают. Когда за шею, а когда — за ногу, смотря по тому, что своровано и о чём солгано. Хочешь в петле болтаться?

Христинка замотала головой. Малкинична удовлетворённо кивнула:

— Ну, то-то. Приступишь к работе завтра. С утра.

Весело убирать мусор на улицах чужого города? Не очень, прямо скажем. Мусоровоз — длинная широкая машина весёленькой оранжевой расцветки — тащится вдоль домов, а ты идёшь следом. Собираешь мешки из урн, кидаешь их в кузов. Застилаешь урны новыми мешками. Цепляешь контейнеры к погрузчику, тот их поднимает, переворачивает, вытряхивает, опускает обратно. Хозяева потом уже сами закатят в дома. Всё это ранним утром, до того, как город проснётся. Но на баках и урнах работа не заканчивается. Короткий перекус и вперёд, облагораживать городские улицы. Следить за газонами и клумбами: поливать, выбирать из них мусор граблями, подсаживать свежие цветы взамен увядших, подстригать живые изгороди…

Работа не то, чтобы была тяжёлой. Просто уж очень много её наваливали. И — мусорщик, извините, совсем не то, что невеста эльфийского короля, например. Вот о такой засаде ни одна книга про попаданцев не предупреждала. Христинка их в своё время читала достаточно. И точно помнила: никто из попавших в иные миры не убирал мусор, особенно симпатичные молодые девушки шестнадцати лет от роду. Спасали мир, выходили замуж за королей и принцев, ввязывались в дворцовые интриги и перевороты, поражали всех местных мужчин своей офигенной красотой, попутно снова спасали мир. А тут… тьфу… урны спасаешь от мусора!

Напарник, точнее, напарница, милая сизокожая девица со светло-голубыми волосами, остриженными в ёжик, разговаривала с новенькой через губу. На прямой вопрос, какого чёрта, ответила грубо и в точку:

— А кто ты такая есть, Хрийз?

Имя, по ходу дела, исковеркали окончательно. Хрийзтема, сокращённо Хрийз. Было у местных в ходу такое имя и оно, по их мнению, прекрасно заменяло непонятную Христину.

— Ни дома своего, ни статуса, ни раслина, — продолжала Млада (так её звали). — А туда же, дочь княжескую из себя корчишь. Давай, шевели задницей! Половины участка ещё не прошли…

Млада носила тяжёлый нож в потёртых ножнах, пристёгнутых к рукаву. Буквально не расставалась с ним, и никого не удивляло оружие, носимое открыто, напоказ. А раслином назывался кулон на длинной серебряной цепочке, что-то вроде паспорта, который полагалось носить на шее. Кулон Млады представлял из себя треугольник, повёрнутый остриём вниз, в центре треугольника алел драгоценный камень, похожий на рубин. Дорогой брелочек, как подумаешь. Особенно если рубин в нём действительно настоящий. На такой не накопишь, работая водителем мусоровоза.

Впрочем, носить раслин полагалось только тем, кому статус позволял. Кастовая система во всей её красе. Дела…

К концу рабочей недели — здесь она составляла восемь суток — Христина поняла, что дошла до точки. Мусорные баки ей во сне снились. Бесконечные мусорные баки, бесконечные пакеты, ряды урн, грабли, от которых на руках вспухли мозоли в первый же день, хамка Млада. И как же всё это было несправедливо, несправедливо, несправедливо!