— Триста… Тридцать… Три!

Мир вокруг ухнул вверх, а ремни впились в плечи. Десантный челнок затрясся в конвульсиях, и наш глайдер в его брюхе – вместе с ним.

Я огляделась. Коньков притих и вжался в сиденье. Лейтенант Скворцова сидела с закрытыми глазами, а Аркадий с полным вселенского спокойствия лицом глядел в потолок и что-то расслабленно жевал.

Дрожь нарастала, всё кренилось, раскачивалось и громыхало, далеко снаружи гулко потрескивало – челнок нагревался, пробивая себе путь сквозь плотную атмосферу. Изрядно тряхнуло, снаружи взревели реактивные двигатели, и меня вдавило в кресло. Оглушительно хлопнул воздух вокруг челнока, отдаваясь гулом в заложенных ушах – верный признак перехода на сверхзвук. Голова гудела и становилась легче и легче, перед глазами скакали белые блохи…

— Расчётное время прибытия – четыре минуты, — сквозь помехи вещал в коммуникаторе пилот. — Маскировочное поле в норме, над точкой чисто, на земле с цветами никто не встречает. «Стриж», готовьтесь к сбросу.

— Принято, «Ястреб», — отозвался майор. — Даю координаты точек эвакуации. Основная и две резервные. Ровно через трое суток, засекай время… Ребята, на всякий случай дублирую точки вам на браслеты…

За узким обтекателем глайдера чернела рампа челнока, едва подсвеченная бордовыми лампами по углам отсека. Машина летела вперёд и вниз, из глубин живота что-то подкатывало к горлу, а я покрепче вцепилась в страховочные поручни. Постепенно переползая с Архипа на соседнем сиденье, меня накрывал липкий страх – деваться из этой тесной коробчонки было некуда, и казалось, что мы сейчас просто рухнем оземь. Всё произойдёт мгновенно. Хрясь – и всё… Когда-то у меня уже случались подобные приступы – и каждый раз был словно впервые…

Вираж, крен, резкий толчок – и тряска стихла, сменившись размеренным покачиванием. К гулу реактивных двигателей челнока примешалось деликатное пение антигравов.

— «Стриж», минута до цели, — сообщил наушник. — Дальше пойдёте своим ходом.

— Выгружай нас, — скомандовал Макаров. — С этого момента используем только позывные. Имена и фамилии – забыть. Передатчики, браслеты и щиты – не снимать. С оружием – не расставаться.

Я рефлекторно поправила миниатюрный наушник радиоустройства и похлопала ладонью по кобуре.

— Так точно, Оникс, — лениво отозвался Бурят.

— Как вы там, ребята, держитесь? Тебя не укачало, Фурия?

Я не успела ответить – через секунду в десантный отсек ворвался свет и ветер, подхватил глайдер и рывком выдернул его из тёмного нутра на волю. Кто-то радостно закричал и заулюлюкал, а сквозь окошки в салон боевой машины хлынули солнечные зайчики.

Планер задрал нос, за обтекателем парой фиолетовых факелов мелькнула отдаляющаяся корма десантного корабля. Несколько секунд свободного падения, новый удар перегрузки, распирающей голову – и воцарилась спокойная тишина, нарушаемая лишь воем антигравов, плавно несущих машину по дуге вниз, к земле…

Соскальзывающая к горизонту Мю Льва окутывала глайдер потоками оранжево-красного тепла, раскладывала по лоскутной поверхности под нами бордовое одеяло последних предсумеречных лучей. На горизонте, подёрнутом дымкой, угадывались далёкие холмы – наверное, где-то там, окутанная смогом заводов, гигантским спрутом распласталась по земле Ла Кахета, протягивая в стороны щупальца пригородов, а ещё дальше, за тысячу километров отсюда, среди пожухлой травы и низкорослых деревьев пряталась старая-добрая Олинала с одиноким серым шпилем огромной неуместной гостиницы. Вдоль тротуаров бродили праздные пешеходы, сверкали жемчугом лучезарные улыбки, по горячему асфальту шуршали автомобильные шины, отрывистые гудки на перекрёстках подгоняли зазевавшихся на зелёном сигнале водителей…

Так было раньше, но я прекрасно понимала, что всё сильно изменилось…

— Мир вечного лета, — протянул бледный Умник, расстёгивая ворот спецовки. — Мне от одного вида уже жарко.

— Ты здесь не выживешь, — бросила Молния, не отвлекаясь от приборов, — но если попросишь вежливо, я облегчу твоё существование и поделюсь кремом для загара…

Лоскуты под нами всё увеличивались в размерах, растягивались, вырастая в зернистые полотна полей, тут и там рассечённые взъерошенными холмами, разрезанные узкими ручейками и нестройными шеренгами куцых деревьев. Пара крохотных коробочек и бежевый цилиндр, отбрасывая длинные закатные тени на окраину одного из таких лоскутов, превращались в двухэтажный дом и окружённый деревянным забором амбар с торчащим в стороне зерновым элеватором…

В груди защемило – пейзаж за окном казался до боли. Знакомое чувство, когда свет и тень складываются в картинку, которая будит глухую память. Включает алгоритм дежавю на периферии зрения. Стоило замереть, прислушаться к внутренним ощущениям и ухватиться за это чувство – и перед глазами начнут вырастать картинки из прошлого. Приятные моменты – и только они, потому что плохие сложнее вспомнить. Для плохих нужна наживка, а хорошие всплывают на поверхности памяти сами. Бабочка в сачке, яркая вспышка света на выходе из тёмного кинотеатра, откушенный ломоть арбуза в руках…

Глайдер опустился на брюхо прямо напротив покосившихся ворот бревенчатого амбара, и майор скомандовал:

— Бурят, Умник, проверьте дом на всякий случай – нам сюрпризы не нужны.

— Так точно!

Надвинув тактические маски на лицо, бойцы в мгновение ока скрылись снаружи.

— Фурия – со мной, поможешь загнать машину под крышу.

С этими словами Оникс распахнул дверь и спрыгнул на землю. В нос ударил парной воздух, наполненный ароматами сухого сена, коровьего навоза и освежающего вечернего ветра. Пахну͐ло слабым, едва ощутимым неприятно-сладковатым душком. Я поднялась с места – и меня чуть не пригнуло к полу. Тяжесть повисла на плечах и пояснице, будто под свинцовым жилетом. Как же я отвыкла от привычной гравитации…

Исподволь позавидовав напарникам, закованным в экзоскелеты, я выбралась наружу, на подсохшую почву, некогда перемешанную многочисленными копытами, а теперь пораставшую мелкой травкой, и огляделась. Вокруг было совершенно пусто – ни единого человека, ни одной коровы или лошади. Лёгкий ветерок трепал порядком подросший сорняк, захвативший пшеничное поле за дощатым забором.

А в стороне, в самом углу загона лежала туша, и я сразу же поняла, откуда этот сладковатый запах тления. Клеть покатых рёбер обнажала потемневшие и порядком заветрившиеся внутренности, над которыми суетилось облако мух.

— Бедное животное, — тихо произнёс майор. — Хоронить его, похоже, никто не собирается.

— Наверное, хозяева сбежали, побросав всё, — пробормотала я. — А скотину загрызли степные койоты. Они боятся людей, но часто беспредельничают в их отсутствие.

— Ладно, пойдём, — раздался раздражённый голос Макарова. — Не на что тут смотреть…

Он уже стоял возле деревянных ворот с карабином на плече. Очутившись рядом с ним, я ухватилась за створ, в четыре руки мы сдвинули его с места и покатили по рейлингу в сторону. Потревоженные опилки взметнулись и заплясали над сгнившим соломенным настилом – в амбаре было совершенно пусто, пахло пылью и гнилым сеном. Я откатила второй створ, майор обвёл окрестности опущенным на глаза визором и взобрался за штурвал глайдера. Через несколько секунд машина аккуратно вплыла в полутьму сарая.

— В доме ни души, всё чисто, — сообщил Бурят в коммуникаторе. — Можете заходить.

— Принято, будьте начеку… Фурия, кормовая дверца, разгружай припасы. — Оникс стоял рядом со мной и вещал в коммуникатор, голос его двоился, рождая эхо. — Сочини что-нибудь на ужин. Мы с Молнией пока расставим сети… «Ястреб», ждём от тебя сигнал о готовности дронов.

— Два из семи сброшены, через полчаса закончу, — едва различимо сквозь помехи прогудел пилот челнока.

Встретив нетерпеливый взгляд майора, я направилась к задней части глайдера…

* * *

… Саморазогревающийся армейский паёк уютно расположился в желудке. Я слизала с пластиковой ложки остатки пюре и вытянула ноги. В гостиной, едва освещённой переносной лампой, было просторно, шторы были занавешены, а по ту сторону окна вальяжно развалилась тёплая ночь. Экзоскелеты серебристыми горками были аккуратно сложены в углу, периметр дома надёжно охраняли несколько детекторов движения, спрятанных в высокой траве, а мы коротали время перед отбоем. Последние полчаса Умник убаюкивающе вещал: