— Спасибо, я сам, — отстранился тот.
Мы забрались в вагон, кондуктор поднялся следом, задраил дверь, после чего приглашающим жестом указал в сторону коридора:
— Купе номер восемь, предпоследнее. Проходите, пожалуйста. Вам чай принести?
— Нет, спасибо, — отрезал Марк. — Лучше скажите, есть у вас тут вагон-ресторан?
— Да, через один по ходу движения.
— Спасибо большое…
Коридор. Тот самый, из последнего видения! Эти же лёгкие занавески мерно покачивались на окнах, за которыми набирали скорость наряженные снегом ели. Одна за другой отсчитывались одинаковые сдвижные двери. Томас показал мне именно это место, сомнений быть не может – а значит, мы на правильном пути.
Купе было довольно просторным. На четыре места мы с Марком были в нём единственными обитателями, да и в вагоне царила тишина. Лишь из противоположного конца узкого коридора раздавался чей-то неразборчивый диалог и детские вскрики – похоже, кроме нашего занято было ещё буквально одно-два купе. Я присела у окна, глядя вниз, на безмятежный посёлок. Люди пускают салюты, открывают шампанское, жгут бенгальские свечи, садятся за накрытый стол с родными. Одни мы в темноте бежим куда-то, совершенно уже непонятно зачем…
Поезд мягко тронулся и начал набирать скорость. Интересно, как там дядя Ваня и профессор Мэттлок? Надеюсь, они живы… Телефон я сломала и выбросила ещё у гостиницы, но мне непреодолимо хотелось услышать их голоса. И ещё сильнее мне хотелось задать Мэттлоку один единственный вопрос: «Что нас ждёт?»
Марк уже забросил сумку наверх, в багажное отделение, и сидел напротив меня, провожая взглядом горное поселение.
— Лиз, пойдём в ресторан? — предложил он. — Честно – я уже не помню, когда мы последний раз были в ресторане. Хоть в каком-нибудь, самом захолустном. Да и есть очень хочется…
Нужно было отвлечься, к тому же желудок и правда напоминал о себе, поэтому я согласилась, и мы, заперев купе, направились в сторону головы состава. Пара пьяненьких вечерних пассажиров, встретившихся нам в коридоре, опасливо уступили дорогу – наш вид резко контрастировал с атмосферой праздника, царившей в воздухе…
* * *
Мы сидели с Марком за уютным столиком светло-коричневого дерева, а за окном неслись тёмные силуэты холмов, тая в снежной кутерьме, которую поезд поднимал, проносясь над магнитным жёлобом. Я отставила в сторону пустую тарелку из-под говяжьего жарко́го и теперь наслаждалась бокалом красного вина, бутылку которого за дополнительную плату нам выдал услужливый бармен.
— А ведь раньше поезда ходили по железным рельсам, — задумчиво сказала я. — Мне кажется, было что-то такое в перестуке колёс. Что-то тёплое, родное. Сложно объяснить…
— Я фнаю, фто это было, — промямлил Марк, прожёвывая очередной кусок. — Это была стабильность. Тутух-тутух… Всю дорогу одно и то же, никаких неожиданностей. Для тех, кто ценит надёжность и стабильность, лучшего звукового фона и не найти…
— Кое-где до сих пор используются старые железные дороги, например, в Индии, — вспомнила я факт из электронной энциклопедии. — Надо будет однажды прокатиться, я ведь никогда так не путешествовала. Я даже в маглев села впервые в жизни…
Через некоторое время ощутимо нетрезвый Марк, в одиночку выпивший вторую бутыль вина почти целиком, доедал салат. На установленной под потолком плазменной панели бесшумно раскрывали рот и скакали какие-то эстрадные певцы, похожие на павлинов в своих причудливых сверкающих нарядах. Все улыбались, хлопали в ладоши и веселились – в общем, изо всех сил создавали имитацию банкета и развлекали благодарных зрителей как могли. Вытерев рот салфеткой, Марк заплетающимся языком пробормотал:
— Лизка, прости меня, дурака, за то, что я раньше не сказал…
— Что не сказал?
— Ну, что я тебя люблю. Не только как сестру, понимаешь?
— Марик, ты просто выпил лишнего, вот тебя и понесло. На вот, закуси… — Я пододвинула к нему тарелку с сыром.
— Не-е-ет, нет, нет. Я почти трезв. И я хочу, чтобы ты знала – когда мы выберемся из этой передряги, я сделаю тебе предложение!
Я покосилась на бармена. Тот украдкой поглядывал на нас с хорошо спрятанной улыбкой на губах, и мне вдруг стало неловко.
— Марк, давай не сейчас, а? Ты меня ставишь в дурацкое положение.
— Прости, я знаю, — пьяно улыбнулся он и со звоном уронил на пол вилку. — И ты наверняка мне откажешь, но я всё равно тебя люблю. Ты такая классная…
Я покачала головой и уставилась в окно.
— Заведём детей, — мечтал Марк, — Троих. Мальчика и двух девочек. Построим домик где-нибудь в глуши…
— Заведём, — фыркнула я. — Это тебе не домашние животные, Марк. Это огромная ответственность. И если уж ты решаешься на этот шаг, нужно всегда быть с ними рядом.
Со стороны раздался хорошо поставленный голос, и я обернулась. Бармен включил звук на видеопанели, с которой прямо на нас смотрел немолодой уже мужчина приятной наружности в строгом костюме и произносил новогоднюю речь. Вечно живая традиция – председатель Правления Конфедерации заранее записывал обращение к гражданам, которое потом силами искусственного интеллекта перерабатывалось в языковые адаптации и транслировалось по всем каналам в каждый телевизор – на том языке, который установлен в настройках конкретного прибора.
Главный человек в Конфедерации неизменно, из года в год желал процветания, успехов в работе и счастья в личной жизни всем людям, их родственникам и детям. Приятно было услышать тёплые слова, но после энного раза это уже, наверное, несколько приедалось. На экране тем временем показались гигантские часы, отмерявшие секунды до начала следующего года. Марк спохватился и неожиданно ловко разлил остатки вина по бокалам – поровну.
— С Наступающим тебя, Марк! — Я подняла бокал. — Пусть это звучит банально, но я рада, что ты рядом, и очень хочу, чтобы Новый Год унёс все наши треволнения с собой… И я очень надеюсь, что дядя Ваня и профессор сейчас живы, здоровы, и их жизни ничего не угрожает.
— Ну, будем!
Легонько звякнули бокалы. Залпом допив вино, Марк едва разборчиво промямлил:
— Что-то я уже плыву. Пойдём, киса, проводишь меня до купе? Мне надо вздремнуть, устал я за сегодня.
— Эх, Марик, Марик… Новогодняя ночь только началась, а ты уже нажрался в кашу…
Мы встали и, провожаемые хитрым прищуром бармена, вышли из ресторана. Добравшись до нашего купе, я сгрузила тело на койку, а сама вышла в коридор и встала напротив окна.
Скрипнула дверь в тамбур, я повернула голову и увидела седобородого старика в красной шубе и шапке. Он держал в одной руке посох, а в другой – увесистый мешок. Мир вокруг шатался и ходил ходуном, за окном мелькали тени, а спереди, прямо из крошечного тамбура вместо ряженого Деда Мороза на меня быстро надвигалась угольная чернота… Я моргнула, и наваждение исчезло. Поравнявшись со мной, ряженый пробасил:
— С Новым Годом, девушка!
— И вас также, — одними губами прошептала я в ответ, цепенея во власти странного наваждения.
— С новым счастьем! — Мимо прошла Снегурочка в голубой шубе, а Дед уже отодвинул створку купе в противоположном конце вагона и загремел:
— Здравствуйте, дети! Хорошо ли вы вели себя в прошлом году?!
— Да!!! — раздался из купе возбуждённый ребячий гомон.
Снегурочка с Дедом Морозом скрылись внутри, а я, усмехнувшись про себя, вернулась к созерцанию ночного мрака. Снова скрипнула дверь. Вот же людям не спится, подумала я, и, повернувшись, увидела, как со стороны тамбура уверенными шагами ко мне приближается затянутая в облегающий угольно-чёрный костюм точёная женская фигура. Лицо фигуры в боевом облачении было полностью скрыто тактической маской.
Я успела машинально встать в стойку, и тут же молниеносный взмах длинного кинжала рассёк воздух прямо перед моим лицом. Я рефлекторно отскочила назад. Места для манёвра не было – с двух сторон меня ограничивали стены. Сделав удачный выпад, я выбила из её рук кинжал, и тот со звоном упал в проходе. Она бросается вперёд – я делаю встречный подкат. Ухватив её за руку, упираюсь ногой в живот и швыряю её через себя. Послышался звонкий удар, стало темнее, и сверху на меня посыпались осколки стекла от разбитой лампы, а она, ловко извернувшись, уже стояла на ногах. Засвистели кинетические усилители.