— Я сделаю всё, чтобы искупить его вину, дядя, — в глазах Амано сияла фанатичная одержимость, от вида которой Танатосу почему-то стало почти больно. — Я сделаю всё, чтобы очистить свою генетическую историю от того отвратительного и мерзкого, что пятнает её.

Самое забавное, что он не лгал. Ни единым словом. Танатос ощущал это, и Эласто улавливал отголоски этих ощущений.

Ответ племянника явно пришёлся ему по вкусу.

— Ты ту ни при чём, дорогой мальчик. К счастью, моей сестре хватило ума ещё на первых стадиях позаботиться, чтобы испорченные гены не проявились в тебе.

Танатос смотрел своими-чужими глазами в те, напротив, знакомо-незнакомые. Ему никогда раньше не случалось присутствовать при разговорах по душам дяди с племянником — по крайней мере, настолько полно, вживую. И это было если честно, практически страшно.

Он решил, что, если выживет, сделает всё, чтобы узнать про Амано ещё больше. Даже если это знание будет явно не из самых приятных.

— Я ценю ваше доверие, дядя. Оно — опора всем моим чаяниям.

Эласто усмехнулся.

— Право, Амано, я продолжаю считать, что ты сделал неверный выбор. Ты мог бы быть замечательным политиком. Это, если уж на то пошло, в твоей крови.

— Я считаю, что здесь могу быть полезнее, дядя. Уничтожить всех, кто встанет на пути лучшего будущего — это мой способ исправить ошибки, совершённые дядей Кэмано и моим отцом.

— Твой выбор, — протянул Эласто. — Твоё решение... В котором, впрочем, у меня никогда не было необходимости сомневаться: в конечном итоге, именно флагман Танатос первым прорвал знаменитое "Кольцо Гвады". Он оставался самым результативным… по крайней мере, до этого дня. Мы с тобой должны понять, что случилось сегодня.

— Наши желания совпадают — я сделаю всё, чтобы исправить то, что произошло. Я отдам за это жизнь, если надо. Каковы будут ваши распоряжения, дядя?

— Куклу, как только я её оставлю — на отладку. Пусть его выпротрошат, если надо, но мы должны точно знать, что именно там произошло.

— Да, дядя. Я сразу же упакую бога для транспортировки.

— Позаботься об этом. Хотя, думаю, мы не слишком рискнём, если поручим ему ещё одну, последнюю работу.

— А именно?

— Мы не можем демонстрировать Гваде свою слабость, Амано. Мы не можем позволить им думать, что их победа чего-то стоила. Мы должны направить все свои ресурсы на то, чтобы перехватить как можно больше гвадских пилотов, а также продемонстрировать, что лок-генерал жив и сила всё ещё в наших руках. Я лично разрешаю использовать для этого любые средства, кроме уничтожителей планет: нам понадобятся здесь базы. Но базу можно основать и на опустошённой планете, верно? Я, конечно, хотел сохранить этот аграрный квадрат нетронутым, потому что тут ценная инфраструктура, а население состоит из относительно полезных аграрных инженеров. Было бы жаль терять потенциальные ресурсы. Но ты видишь, эти гвадские животные сами провоцируют нас на активные действия; в такой ситуации выбора у нас просто нет.

— Им с самого начала стоило просто сдаться разумному порядку Альдо, — сказал Амано презрительно, — так всё стало бы во много раз проще.

— Именно. И, если они этого не сделали, мы не в ответе за те потери, которые они несут. Подчеркни это в разговоре с личным составом — но это уже после того, как работа будет сделана. А пока что просто позаботься о том, чтобы эти планеты достались нам в очищенном от паразитов их виде.

— Слушаюсь.

— Хорошо. И да, уже известно, с какой планеты произведена атака на флагман?

— Да, это искусственная планета-сад М-254-а.

— Планета-сад? Что это вообще должно значить?

— Полагаю, там выращивают яблоки для магазинов натуральной кухни, дядя.

— Идиотизм. Как можно тратить на такую ерунду планету? Кого волнует натуральная еда, когда есть синтезаторы? Всё же, эти гвадцы — буйнопомешанные паразиты… Поручи зачистку этой, прости ген, яблочной плантации Танатосу. Это будет его последнее задание перед отладкой. Пусть выполнит его максимально демонстративно, чтобы все знали: лок-генерал жив. И ужасен, как никогда.

— Слушаюсь, дядя.

*

Эласто ушёл быстро.

В своей обычной манере, конечно. То есть, убил несколько техников в припадке ярости, обменялся ещё парой слов с Амано и генералом Дро, поверг всех в невыразимый ужас своими обычными манипулятивными приёмами, наслаждаясь тем, как у окружающих страх сменяется надеждой и наоборот… Это выглядит интересно и, возможно, пугающе, если смотреть в первый раз. Во второй и третий тоже, пожалуй, можно впечатлиться. Но Танатос наблюдал эту игру так часто, что в какой-то момент она перестала его трогать, превратившись в печальное представление одного актёра, одновременно жалкого и ужасного.

Если подумать, странное, но повсеместно встречающееся сочетание.

Сорвав злость, отдав пару-тройку условно выполнимых приказов и распространив вокруг себя достаточно, по его меркам, страха, Эласто ушёл.

Это было предсказуемо, собственно говоря. Чем старше он становился, чем дальше заходила его игра в Цезаря новой эпохи, чем ветвистее развивалась паранойя вперемешку с душевной нестабильностью — тем меньше времени он мог провести, управляя аватаром.

Сам факт: он ушёл быстро, оставив Танатоса и Амано наедине, с грузом слов, ошибок и приказов, лежащим на плечах. Тишина, висевшая в каюте, казалась тяжёлой, вязкой и очень густой. Танатосу было почти что страшно смотреть Амано в глаза.

Взвешенные планы, продуманные до самого основания, только что обрушились в пыль. Восстанию предстояло поднять голову ровно через месяц, и к этому было готово всё, но теперь… Из-за глупости Танатоса, из-за его совершенно идиотской ошибки все запущенные процессы должны остановиться — и хорошо ещё, если только остановиться.

— У нас есть работа, Танатос, — холодный голос Амано нарушил тишину. — Мы обязаны минимизировать ущерб от этой катастрофы.

Верно. Они обязаны.

И катастрофа эта намного ужасней, чем разбитое крыло флагмана.

Танатос никогда не считал себя трусом, но заставить себя взглянуть в глаза Амано оказалось одним из самых сложных решений в его жизни.

Он знал, что увидит там. Он представлял, что должен испытывать Амано сейчас. И уже горевал, предвидя потерю существа, которое мог назвать, пусть и со скидкой на их специфику, но всё же — другом. Не слишком ли много потерь для одного дня? Ли, и их планета, и музыка, и книги, и Амано, и будущее, и чувство внутренней свободы, разбившееся, как тухлое яйцо, и оставившее после себя болезненную пустоту.

Но ему следовало это предвидеть. Играя в самую опасную на свете игру, являясь живым оружием в руках психопата, оказавшись на чужой войне без возможности вырваться, будучи монстром и убийцей для одних и просто инструментом для вторых… При таком раскладе нельзя привязываться ни к кому, нельзя любить никого. Или, если уж хватило глупости привязаться, нужно приготовиться к сокрушительным, сбивающим с ног потерям.

Хватит бояться. Поздно бояться. Всё уже разрушено.

Он медленно поднял взгляд на Амано и замер.

Нет, на первый взгляд казалось, что в глазах напротив нет ничего, кроме приличествующего подлинному диро хладнокровия. Но Танатос знал Амано действительно хорошо. И там, в глубине его глаз, читал обжигающее, болезненное сочувствие.

Возможно, потеряно далеко не всё.

Возможно, хотя бы дружба у него ещё есть.

— Я выполню работу наилучшим образом, ари Амано.

Они снова обменялись взглядами, понимающими и узнаваемыми, отражёнными друг в друге. Каждый из них мог понять, через что сейчас проходит другой, тогда как весь остальной мир вполне закономерно видел совершенно другую картину.

А после Танатос отвернулся.

“Приготовить команды зачистки!” — приказал он. И его флагман, несмотря на все повреждения, работал идеально: Танатос почувствовал, как запускаются соответственные программы, как активизируются робототехники, как открываются шлюзы, выпуская тучи мух-беспилотников, как подскакивают пилоты по сигналу “боевой тревоги”, готовясь занять места в разрушителях.