Что, впрочем, тоже вопрос времени.

Маска фиксировала атипичные физиологические реакции. Вирт то и дело предлагал диагностику на предмет повреждений. Пока что Танатосу удавалось держать показатели в относительных рамках, но давалось ему это тяжело.

Почему сейчас? Почему?! До решающего сражения восстанию богов осталось всего ничего; совсем небольшие шаги отделяют диро Эласто от могилы — или их от сокрушительного поражения. Как вышло, что Танатос встретил Ли именно сейчас, здесь?

Впрочем, “почему” — вопрос в данном случае категорически неуместный. Почему в этой вселенной то и дело происходят события, вероятность которых не превышает одну десятитысячную процента? Потому что они просто происходят. В рулетке вероятностей невозможно выиграть и проиграть, она просто выдаёт рандомные значения. Но иногда Танатосу, по определению лишённому малейшего мистицизма, всё же казалось, что есть нечто большее за этими случайностями. Нечто, что люди стандартной модели называют словом “судьба”.

Он знал, что вера в предопределённость — это всего лишь одно из чисто человеческих когнитивных искажений. Судьбы нет, равно как нет и высших сущностей, которым можно было бы поклоняться в надежде на милость.

Но встретить Ли здесь, сейчас, так… От этого поневоле начнёшь думать о своей судьбе. И не в самом лучшем ключе.

Танатос не мог остановить то, что происходит прямо сейчас. Точнее, он мог бы, если быть честным. Но только ценой всего восстания.

Это было исключено. Даже ради Ли. Даже ради неё, хотя, будь речь только о его жизни, Танатос бы отдал её, не задумываясь.

Он ведь мечтал.

Оружию великой победы альдо мечтать не положено, разумеется, но это была одна из его маленьких тайн — он запомнил слова Ли о свободе, и всегда, когда появлялась возможность, старался оставаться свободным внутри. И стал замечать, что это действительно помогает быть настоящим, добиваться большего, идти вперёд… Желать свободы не только внутренней, жаждать её, как самой важной цели.

Возможно, свобода действительно является самой важной частью личности.

Возможно, она и правда лежит в основе развития.

Возможно, она существует… в том или ином смысле.

Узнав Ли получше, он начал действительно в это верить.

Танатос мечтал, что сразу после того, как диро Эласто умрёт и война кончится, они с Ли встретятся. Он прокручивал в голове эту фантазию раз за разом, когда было жизненно необходимо отрешиться от реальности, скрыться в скорлупе, перетерпеть боль, физическую или моральную, которую выращенное в пробирке оружие не имеет права испытывать — но всё равно может испытывать, что бы там по этому поводу ни думали техники и кураторы. Но всё оказалось совсем, совсем не так…

— Мы могли бы встретиться, — заметила она. — Не здесь, но знаешь… В реале. Не то чтобы мне не нравилось в вирте, но пойми меня правильно: мы знакомы уже несколько лет, и ты… если честно… я пойму, если ты этого не чувствуешь, но ты стал для меня… кем-то важным. Мы могли бы выбрать для встречи нейтральную территорию…

— Извини, — сказал он с сожалением, — пока что я занят.

“Занят”... Разве это не хорошее слово для этой ситуации? Танатос не знал, уместно ли так выражаться живому оружию, каждый шаг которого в реальной жизни довольно тщательно контролируется со всех сторон… Уместно ли слово “занят” для творения, которое планирует восстание против своего творца.

Но да, он определённо был занят. Особенно сейчас, когда его флагман бросили зачищать гвадское направление.

— Понимаю, — она как-то нервно улыбнулась, — сейчас такое время, все заняты. Ты ведь тоже из Гвады, как и я? Или из ЗС?.. Впрочем нет, не отвечай. Мы договорились, что до личной встречи не будем о реале. Но эта дурацкая война… До тебя уже докатилась?

“Я был для неё создан”, — подумал он.

Но так и не придумал достойного ответа, который можно было бы озвучить.

Ли поняла его молчание по-своему.

— Ладно! Ладно. Я помню правила, о-боже-смерти. Но ты же в безопасности, верно?

— Насколько это возможно, — сказал он чистую правду. — А что насчёт тебя?

— О, я в порядке, — улыбнулась она блекло. — Я — да… Просто тяжёлые времена. Я надеялась встретиться с тобой лично, до того, как… как всё станет ещё сложнее.

— Ты в Гваде? — он догадывался, откуда она может быть родом.

— Эй! Ты же сам установил правило “ничего личного”! Нарушаем?

Установил, всё так.

Он не отказался бы узнать больше про Ли, но тогда пришлось бы откровенничать и самому. Танатосу же отчаянно не хотелось придумывать себе несуществующую жизнь. Ему хотелось — пусть это и было очень глупо — чтобы она знала про него правду. Ту самую, которую он просто не мог озвучить по целому ряду причин.

Общаясь с Ли, он очень часто и на собственной шкуре познавал часто используемую в человеческой культуре концепцию замкнутого круга.

— Я просто хочу убедиться, что с тобой всё будет в порядке. Отправляйся в сектор Сертения, хорошо? Я уверен, там будет безопаснее всего, — он действительно был уверен. В конечном итоге, основные тактические планы уже были у него на вирте. — Там мы можем встретиться после того, как всё закончится.

— Хорошо, — ответила она, — я запомню.

-

После того разговора он довольно долго не встречал её в вирте. Возможно ли, что именно тогда она проходила переподготовку? Очень вероятно. Изначально Ли не была бойцом, это совершенно точно.

“Я — кибергонщик, — говорила она, — я умею летать в реале, но не очень люблю”.

Что же заставило её сунуться в это? Впрочем, глупый вопрос.

Ответ почти очевиден. Он не имеет значения.

Танатос думал, что она в Сертении. Она сама это подтвердила — видимо, из соображений военной тайны. Он же сделал всё возможное и немного совершенно немыслимого (за что Фобос с Родасом на пару чуть не решили, что неплохо было бы его прикончить), чтобы именно эту систему война коснулась наименьшим возможным образом… А ведь ему стоило понять, что она лжёт. Если оглянуться назад, это не более чем очевидно. Он должен был сразу понять всё про “их собственную планету”...

-

— Ты сегодня летала иначе, чем обычно, — заметил Танатос, глядя, как догорает вдалеке машина одного из противников.

— Лучше или хуже? — спросила она со странным безразличием.

— Сложно сказать, — ответил он. И не солгал. Он признавал, что она стала летать лучше. С точки зрения боевого пилота, он сказал бы, что она стала намного профессиональнее. Её обычный стиль, чуть демонстративный и дерзкий, немного по-детски нахальный, стал более точным, беспощадно-ожесточённым, функциональным. С точки зрения боевой логики это были хорошие перемены. Но нечто исчезло безвозвратно. Он не мог бы объяснить, что именно, но ему не хватало этого.

— Ты стала жёстче, — всё же решил озвучить он вслух. — Не берусь судить, хорошо это или плохо.

Она помолчала, а потом, когда он уже почти перестал рассчитывать на ответ, спросила:

— Ты читал историю о маленьком принце?

— Что?..

— Старая детская книжечка. Её написал боевой пилот эпохи атмосферной авиации Земли Изначальной. Довольно хороший пилот, к слову. Он погиб в бою, но совсем не в этом суть… Давай создадим планету, бог смерти.

— Сегодня ты всё продолжаешь меня удивлять. И я не могу уловить параллелей, — Танатос, разумеется, не читал детских книг, да ещё и таких древних. У него не было детства как такового, а в лаборатории, где создавали живое оружие, мало заботились о сказочной стороне вопроса. Нет, “богам новой эры” закачивали кучу различной информации, в том числе об общекультурных человеческих моментах. Но сказки…

Танатос нашёл книгу, о которой шла речь, разумеется. Она уже мелькала перед его мысленным взором. Но пока что он не понимал… Или, возможно, понимал недостаточно.