Что ты ко мне пристал? Если тебя нет, то и меня нет…»

Если тебя нет, то и меня нет. Кажется, Хрийз произнесла это вслух.

— Ты — маг Жизни, — сказал ей сЧай, бережно отстраняя от себя. — Не должно тебе забывать о своём предназначении.

— Я о нём всё время помню, — сказала Хрийз. — Но я не смогу — без тебя…

— Сможешь… Конечно же, сможешь, — мягко сказал он, и был прав, как всегда.

Окаменев сердцем, упаковав душу в ледяной гроб, — да, так действительно можно жить дальше. Растить в мире стихию Жизни. Служить тому миру. Может быть, даже выйти замуж за кого-нибудь из Рахсимов…

Но лучше всё же верить в победу любимого. И сделать всё для того, чтобы победа из возможной перетекла в неотвратимую!

И снова — поцелуй в пустоте, бесконечно долгий и мучительно короткий, хотелось остановить мгновение, упаковать его в сверкающий шлейф и пробросить в вечность. Хрийз никогда не думала, что можно любить — вот так. Растворяясь в бесконечности — вот так, забывая дышать. Она даже представить себе не могла, что можно любить — вот так. И сколько же времени было потеряно на глупые метания, неуверенность в себе, строптивое упрямство… Неудивительно, что сейчас его так не хватало!

А потом что-то сдвинулось в мире.

Как будто натянулась до предела и лопнула со зловещим стоном невидимая струна.

Хрийз отстранилась, вслушиваясь.

Вечер остался тем же, тёплым и благостным, и всё так же пели в траве сверчки, и ночная птица тянула своё бесконечное «вик-викки-фью». Но в остатках зари поселилась тревожность, а ветерок, ласково ерошивший волосы, принёс отчётливый вкус беды…

— Мила, — прошептала Хрийз, уже не сомневаясь в собственных чувствах. — Мила!

— Что может с нею случиться? — спросил сЧай. — Она — старейшая из неумерших.

— Но кто-то однажды поймал её в магическую сеть, — возразила Хрийз. — И та сеть висела над Сосновой Бухтой, высасывая из людей жизнь. Мила всегда ждёт меня в моей комнате, я ей сказки на ночь рассказываю… по уговору…

— Пошли, — решительно сказал сЧай, подхватывая девушку на руки.

Хрийз вцепилась в трость, чтобы не выронить. Без палки на неверных ногах особо не попрыгаешь, а сЧаю сейчас не до таких мелочей. Воздух тихо вздохнул, расступаясь перед синей звездой портала.

Мгновение, и звонкий говорок горной реки сменился ватной тишиной тёмной спальни.

Мила разметалась на постели, и на первый взгляд вроде ничего плохого в том не было. Сколько раз маленькая неумершая спала здесь! Уже и не сосчитать. Но…

Но она надела платье! Она натянула на себя недовязанное платье, и оно слабо мерцало в вечернем свете, сочившемся из окон. И платье, и вязаные сапожки, и вязаным полотном с ворота, которое по задумке должно было виться за плечами наподобие плеча, укрыто было лицо.

— Сумасшедшая! — взвизгнула Хрийз. — Я ж недовязaла ещё!

— Не тронь, — сЧай успел перехватить её руку. — Смотри внимательнее.

— Да что смотреть, несносный ребёнок, я же говорила — не трогать, пока не закончу!

— Мила не ребёнок, — поджав губы, ответил сЧай. — Она — неумершая, Проводник Стихии Смерти. Она знает, чтo такое всего лишь наполовину сотворённые артефакты. Это — первое, с чем сталкиваются начинающие маги при правильном обучении.

— Хочешь сказать, что…

— Что не она сама надела на себя это платье, ша доми, — твёрдо заявил сЧай. — Ей помогли. Смотри.

— Небо, да кто!

— Смотри внимательнее. Платье — твоя работа; что в нём не так.

Хрийз, задыхаясь от гнева и ужаса присмотрелась. Всё было так, почти всё… кроме…

Когда заканчиваешь вязать, то делаешь такой специальный узелок в конце ряда, запирающий петли. И физически — чтобы связанное не рассыпалось на нити. И магическое действие тоже есть, в книге аль-мастера Ясеня немало страниц было посвящено последним узелкам. Их существовало немало, но такого Хрийз совершенно точно не ещё не видела. Узелок торчал бельмом на глазу — грубая, топорная работа. Злодей, сотворивший его, ничего не понимал в вязании. Зато чётко знал, чего хотел.

— А-а-а! — Хрийз обхватила себя за плечи, — гадина! Кто?! Кто это сделал?!

— Мила ещё жива, — сказал сЧай. — Неумершего не так просто убить… и здесь… не трогай! — он перехватил руку Хрийз. — Никто не лезет голыми руками к таким вещам! Кто мог прийти сюда?

— Да кто угодно, — задыхаясь слезами, вскрикнула Хрийз, в ушах так и стояла просьба Милы: «Не бросай меня…»

Вот — года не прошло, бросила. Променяла на поцелуи. Получи!

— Кажется, у кого-то сдают нервы, — сквозь зубы сказал сЧай, крепко беря Хрийз под локоть, — Пойдём!

— Никуда не пойду! — крикнула она. — Не брошу!

— Не трогай, — повторил сЧай. — Это ловушка и для тебя тоже, ша доми.

— Пусти, — Хрийз дёрнулась изо всех сил, и сЧай отпустил её, подхватив в последний момент, чтобы девушка не упала. — Да пусти же!

Внезапно ярко и чётко вспомнился выброс стихии Смерти, накрывший рейсовый катер на полдороге к Сосновой Бухте. Именно там и тогда Хрийз получила инициацию стихией Жизни, но именно там она впервые увидела чужое плетение. Словно работал Вязальщик-наоборот, человек с большими задатками мага Жизни, но ушедший в Смерть, и не просто в смерть, в нечто, отменно враждебное миру и всему живому. Тень узнавания, — Хрийз знала, знала, знала этого типа! Видела его. Много раз. Но образ ускользал, терялся, плыл, отказываясь обретать чёткость. И это тоже была магическая защита, она так и называлась «флёр безликости», только Хрийз об этом не знала.

Не знала, но чувствовала. И, как тогда, в море, нашла узел, скреплявший основание смертельного плетения, так и здесь — протянула руку и дёрнула, сЧай не успел её перехватить, потому что мир разошёлся, пропуская княжну на Грань, а на Грани личное пространство мага сила страшная. Узел внезапно распался очень легко.

То ли завязавший его торопился и сделал своё гнусное дело небрежно. То ли Хрийз набралась уже такой силы, какую не остановишь уже и тараном. Но узел распался, и вслед за ним посыпались все остальные ряды.

Стеклянная нить стремительно скручивалась, обугливалась и рассыпалась прахом, стекая с Милиного тельца и тут же исчезая, истаивая, пропадая на Грани. Мгновение, и ничего не осталось. «Весь летний месяц работы псу под хвост, — подумала Хрийз, и тут же спохватилась — Уймись, дура, нашла, о чём сожалеть! Платье ты свяжешь новое, а вот что будешь делать, если не для кого станет вязать?!»

Но Мила только вздохнула, как человек, которому во сне нечаянно попала ткань на лицо, а потом эта ткань внезапно исчезла. Вздохнула и медленно свернулась калачиком, в позу эмбриона. Жива. От сердца отлегло, до слёз. Жива, и будет жить. Хрийз очень осторожно укрыла Милу покрывалом. С головой, как она любила.

Бешенство разрывало девушку на части. Кто посмел?!

— Ты рисковала, — неодобрительно сказал сЧай.

— Да, — не стала спорить Хрийз. — Только не говори мне, что я единственная на весь мир, а Мила — всего лишь неумершая, которых здесь без того чересчур много!

— Ты вне себя от злости, — спокойно выговорил сЧай. — Это понятно. Возьми себя в руки, ша доми. Надо. Сейчас тебе будет муторно, невыносимо, тяжко и больно. Но подобные решения принимаются на холодную голову…

Хpийз выдохнула, свела вместе кончики пальцев. Снова набрала в грудь воздух и снова выдохнула. Не помогло.

— Пойдём, ша доми. Пойдём…

… В Зале Совета — напряжение едва ли не высекает искры из перенасыщенного магией воздуха. Нет Канча сТруви, и попробуй угадай, по какой причине. Бродит где-то по Грани, исполняя свой долг Проводника, спит в своей любимой норе под землей или тоже пал жертвой… хотя вот уж кого одолеть не так-то просто, это тебе не сумасшедшая девочка, не сумевшая вовремя повзрослеть. Нет Яроя Двахмира, и тут тоже понятно, почему. То, что осталось от Двестиполья, нуждалось в своём правителей бросать дела без присмотра надолго не стоило.

Хрийз упрямо обошла кресло отца, встала рядом, опираясь на трость. Знакомые лица, лица тех, кому надо было доверять, кому должна была доверять, а оказалось, — не до конца. Все они теперь были чужими, все. Укол ужаса на мгновение выбил дыхание: что я делаю здесь, как смею разговаривать со всеми этими высшими магами на равных?! Кто они и кто я… «Калечная девчонка», как выразился младший Рахсим.