Жить с тем, что есть. Хрийз закусила губу. «Я смогу», — приказала она самой себе. — «Я обещала»

Жить в чужом теле. В теле, старше её собственного… на сколько лет? Хрийзтема-старшая впала в кому после окончания войны. Ей было четырнадцать тогда… и двадцать два года она пролежала бревном. Двадцать два, и еще четыре, после той безумной атаки на Цитадель ведь прошло еще четыре года. Неудивительно, что выгляжу теперь как сама смерть, поняла Хрийз.

Лучше бы это были ожоги.

Зеркало рассыпалось тысячью тающих искр.

— Так, значит, моя сестра уже никогда не вернётся, — тихо сказала Хрийз.

— Никогда, — подтвердил сЧай.

— Вот откуда у меня этот истинный взор… и, может быть, ещё что-то, о чём я не знаю! — Хрийз в порыве чувств стукнула кулачком по стеклу, стекло задрожало, но устояло. — Тело, владеющее навыками боевого мага? А когда на меня… на меня смотрят… кого видят? Её?

— Тебя, — твёрдо сказал сЧай. — Аура Проводника Жизни очень специфична. Она пронизана стихийными потоками и Светом, эта изначальная сила всегда благоволила тебе, Хрийз, даже без инициации. Ты носила с собой артефакт аль-нданны Весны, накачанный Светом, он при тебе и сейчас. Ты — это ты, ша доми.

— Я обещала, — повторила Хрийз, прикусив губу, больно, до крови. — Обещала…

Хотелось выть и кататься в истерике, но она обещала. Принять как должное и с этим жить.

Я смогу, решила Хрийз.

сЧай снова обнял её, она не отстранилась. Наоборот, положила голову ему на плечо… насколько смогла достать, всё-таки он был высоким, а она в этом теле даже меньше, чем раньше.

«Я пережила пещеру, Алую Цитадель, Рахсима. Я переживу и это».

сЧай бережно взял её лицо в свои ладони и поцеловал, мягко, нежно, с бесконечной любовью. Хрийз не могла не ответить на этот поцелуй, хоть и голова закружилась, а проклятая слабость снова облила всё тело липким потом. Что ж, по крайней мере, теперь понятен источник этой слабости.

— Ты не одна, ша доми — тихо сказал сЧай. — Я всегда буду рядом…

Хрийз обняла его. И не хотелось расставаться, но было надо: идти обратно в комнату, ложиться в постель рядом со спящей Милой, пить противные зелья, приготовленные Сихар.

… А Мила не спала, как оказалось. Дождалась, пока Лилар и Сихар уйдут, высунула встрёпанную мордашку из-под одеяла и сказала:

— Уже всё?

— Что? — не поняла Хрийз.

— Ты увидела себя и приняла увиденное, — пояснила Мила. — Это хорошо.

— Как ты поняла? — помолчав, спросила Хрийз.

Девочка пожала плечами, выбираясь из-под одеяла полностью. Отстиранная рубашка, конечно, уже не пахла «розами», но выглядела так, что поневоле начинало тошнить. Все эти пятна, подтёки, разводы…

— Мила, — внезапно осенило Хрийз, — давай я младшую свою попрошу сшить тебе платье?

— А ты? — подозрительно спросила Мила.

— Я не отказываюсь от обещания. Будет у тебя два наряда. Чем плохо?

Мила вытянулась на кровати, подпёрла щёки кулачками, заболтала ногами в воздухе. Думала.

— Ель умеет вышивать эскизы, — осторожно сказала Хрийз. — Такая вышивка — пустой артефакт, и наполнить его силой можно по своему усмотрению. Какой угодно силой, хоть даже и стихией Смерти. А у Ели муж…

— Знаю, — сказала Мила. — Я знаю её мужа. Нет. Никто, кроме тебя, потому что мы уже слишком крепко связаны.

— Я пока не могу, — сказала Хрийз. — Сама видишь.

— Вижу, — кивнула Мила. — Это ничего. Я подожду.

Она ловко вспрыгнула на ноги, — человек из такой позы ни за что не смог бы повторить подобное.

— Уже уходишь? — догадалась Хрийз. — А…

Неприятно кормить своей кровью неумершего, всё равно неприятно, как бы ни храбрилась. Не говоря уже о том, что просто больно. И ранки потом долго напоминают о себе, а рука и без того вся в дырках… и они все при каждом новом укусе начинают ныть как кости на плохую погоду. Но что уже теперь. Мы в ответе за тех, кого приручили. Пусть даже если при том приручилось — чудовище.

Там, под этой детской счастливой улыбочкой, клыки в ладонь, а мягонькие на вид пальчики в любой момент могут выстрелить железными когтями. И аура мёртвая, пусть прикрытая флером подобия, но мёртвую сердцевину невозможно не воспринять. Как ни привыкай, не привыкнешь всё равно.

Странная насмешка судьбы. Жизнь и Смерть подружились. Сказать кому…

А всего лучше не говорить вообще.

— Я не знаю, когда вернусь, — честно призналась Мила.

— Буду ждать, — вырвалось у Хрийз помимо воли.

Мила кивнула. Подпрыгнула на кровати и в верхней точке прыжка исчезла. Ушла на Грань.

Хрийз внезапно подумала, что однажды может и не дождаться маленькую неумершую, и сразу как-то пусто стало на душе: без Милы солнечный свет потеряет часть своей яркости. Глупо? Наверное, да…

Утром Лилар принесла тяжёлое платье, белое, с родовой вышивкой — веточками сирени — по вороту, подолу и рукавам. Расчесала волосы, хотя что там было расчёсывать, волосы отрастали неохотно, топорщились по краям, завиваясь не в ту сторону, в какую надо бы. Но по косам Хрийз не плакала. Их надо было отрезать, и точка. Всё.

— Лилар, а вы знали Даррегаша Рахсима? — спросила Хрийз у неправильной горничной.

— Лично — нет, — ответила она. — Это вам надо у Эрма Тахмира спрашивать, ваша светлость. Но я много о нём слышала…

— Его вообще можно убить?

— Убить можно кого угодно, — пожала Лилар плечами. — Ну-ка, повернитесь… вот так.

Она поправила ворот платья, который тут же начал натирать шею, но переодеться во что-либо другое было нельзя. Белые полусапожки были компромиссом между протоколом и физическим состоянием княжны: ей с её здоровьем только и оставалось, что на каблуках бродить. Сапожки были без каблука, и по удобству очень напоминали правильные кроссовки. Хрийз отметила себе в памяти, что надо бы поблагодарить мастера, сделавшего такую замечательную обувь. Красивые и очень удобные. Мечта всех девушек во всех мирах.

— Я просто думаю, — сказала Хрийз, осторожно топая обутой ногой в пол, — проверяла, как сидит и не будет ли натирать, — Я думаю. Где он сейчас. Он пришёл в этот мир вместе со мной только потому, что проводником у меня был Яшка, фамильяр, не обладающий полноценным разумом. Вот Канча сТруви бы он встретил!

— Никому не пожелаю встретить на Грани Канча сТруви, — с чувством сказала Лилар.

Хрийз покивала: у самой был сходный опыт.

— Насколько я поняла, душу притягивает к родственникам, к семье. Это если умерший в нашем мире возрождается здесь же, — продолжала Хрийз. — Я много читала, везде об этом говорится. И легенды, верования… вот на Земле у нас тоже… что-то такое я слышала краем уха ещё… в детстве… до того, как здесь оказалась. Новорождённых называют именами ушедших старших, считается, что те таким образом снова возвращаются в Род. Я вот думаю, Лилар. Всё-таки от Сосновой Бухты до Потерянных Земель очень далеко. А у Рахсима мало времени было, вот бы его Канч сТруви заметил! Он, я думаю, этого боялся очень. Он где-то здесь, рядом, Лилар! Наверное, ему так же плохо, как и мне. Кто-то заботится о нём. А кто?

Лилар молчала, держала в руках белый плащ — полагалось по протоколу, хотя Хрийз бы с радостью не цепляла на себя лишнюю одежду, одного платья хватило, ворот шею натирает, корсет дышать не даёт… Но что поделаешь, надо…

— Даррегаш Рахсим — маг Опоры, — сказала наконец Лилар. — И как у любого из них, вся его сила заёмная, высосанная из пленных душ. Мучительное восстановление после перехода через Грань — не для него. Полагаю… он не страдал так, как страдали вы, ваша светлость.

— Да? А что же вы раньше молчали?!

— Патруль ищет, — твёрдо сказала Лилар. — Пока не нашли.

— Спрятался, сволочь…

— Или ушёл сразу же, — кивнула Лилар. — Пока ничего не ясно. Ищем… Пока не нашли. Пойдёмте, ваша светлость… Вам надо принять послов.

Зал для торжественных приёмов — огромен, пронизан солнечной зеленью насквозь, холоден и строг. Белые с золотом стены, затянутый защитным магическим флером потолок. Да и в окнах нет, нет да и пройдёт прозрачной радужной волной защитная магия. Древние стены умели защищать своих хозяев без приказа со стороны…