Четыре года, с ума сойти. Всё это из-за сложностей при переходе из одного закрытого мира в другой закрытый. Прямо как эйнштейновское растяжение времени при скоростях, приближённых к скорости света. На звездолёте проходят минуты, на оставленной далеко позади Земле — годы и столетия.
Если какая-то параллель с физикой пространства тут была, то вывод напрашивался не очень приятный: скажи спасибо, что прошло всего-то четыре года, а не четыреста. И не четыре тысячи.
— Ваша светлость!
Ох, да, Сихар. От порога, и с заботой: постельный режим нарушен.
— Сихар, — сказала Хрийз, не открывая глаз, — подойдите, пожалуйста. Присядьте рядом… Я знаю, знаю… Но я не могу больше лежать, простите! И не буду.
— Вы рискуете, — шаги, Сихар подошла.
Хрийз чувствовала её ауру, ауру высшего мага, целителя. Уловила запах — нежный, лилейный, тонкий, и — неистребимые нотки больницы: лекарств, трав, врачебной магии.
— Да, — согласилась Хрийз, спорить совсем не хотелось. — Рискую. Но умереть повторно могу в любой момент, по вашим же собственным словам. Можно мне умереть не в постели? Надоела она мне.
— Нельзя, — сказала Сихар, осторожно касаясь ладонью руки девушки. — Нельзя вам умирать!
— Значит, не буду умирать, — сказала Хрийз, пережидая очередную волну слабости и тошноты. — Расскажите мне, Сихар.
— Что рассказать, ваша светлость?
— Почему вы решили сжечь моё тело?
Сихар молчала долго. Так долго, что Хрийз поняла, что ответа не будет. Наверное, у целительницы были причины молчать. И если сейчас прикрикнуть на неё, она всё равно не расскажет. Потому что хоть ты и княжна, а приказывать еще не очень можешь. Особенно высшему магу с именем и статусом. Такому, как Сихар Црнаяш.
— Я… — тихо начала Сихар, и голос её сорвался, но она вздохнула, беря себя в руки, и продолжила: — Я была против уничтожения Алой Цитадели потому, что где-то там, среди истощённых душ, оставались мои родные и… дети… Двое старших моих… от Пальша Црная… — снова вздох, короткий, прерывистый. — Я надеялась, что… Что их можно будет отпустить… Как и остальных.
— Но не это было главной причиной, не так ли?
— Вы чувствуете истину? — спросила Сихар, и по тону ее Хрийз догадалась о горькой улыбке, тронувшей губы целительницы. — Ваша сестра, Хрийзтема Старшая… У нее был… был этот глаз. Истинный взор, одна из… магических техник высшего порядка. Насквозь каждого… поймаешь взгляд ее, хотя бы и вскользь, сразу голой себя почувствуешь… А уж если она намеренно хотела что-то вызнать…
— Я — не она, — сообщила Хрийз, не поднимая век.
Ей не хотелось смотреть на Сихар. Достаточно было того, что целительница сидела напротив.
— Не уверена, — сказала Сихар после паузы. — Стихия Жизни может умереть и в вас, как когда-то умерла в ней.
— Поэтому вы хотели сжечь начавшее оживать тело? Вы ее не любили, Сихар. Я читала. И мне рассказывали те, кто помнит
— Нет, — категорично ответила Сихар. — Не любила, — снова горькая усмешка, легко считываемая через интонацию. — Что не любила! Ненавидела я ее. Смотрите, смотрите истинным взором, ваша светлость: ненавидела я вашу старшую сестру! Не человек она уже была, — чудовище.
— А меня ненавидите тоже? — вопросы сами слезали с языка, будь Хрийз хотя бы наполовину здорова, не решилась бы она разговаривать с женщиной старше себя так.
Но в голове крутился нескончаемый бесовский хоровод, язык высох и шлепал бесконтрольно, дико хотелось пить и просто было тупо плохо. Так плохо, что уже даже боль приелась, стала из выносящего мозг ужаса всего лишь фоном.
— Вас — нет… — тихо, трудно выговорила Сихар.
— Тогда почему?…
На полную фразу не хватило сил. Сихар молчала, даже, кажется, реже стала дышать. Неужели боится?! Хрийз все-таки совершила над собой насилие и открыла глаза. Увиденное потрясло ее: по оранжевым щекам целительницы медленно ползли слезы.
— Что вы! Зачем…
— Не… берите в голову, ваша светлость, — Сихар вздохнула, переводя дыхание.
И снова по телу прошлось жарким пламенем раздраженное бешенство. Плачет, но ничего не говорит. “За кого она меня держит?!” — яростно подумала Хрийз, стискивая в кулачках собственную одежду.
Так, успокоиться! Сейчас же, ну! Девушку начали тревожить эти гневные припадки, раньше ничего подобного за собой она не помнила. А сейчас прямо как сама не своя, чуть что не так, и — бесит, бесит до беспамятства! Так ведь и убить кого-нибудь можно.\
Нечаянно.
Без злого умысла.
Просто не сумев однажды сдержать откликнувшуюся на эмоции магическую силу. Ткань, рукой Ели — рукой мага Жизни, пусть и младшего! — затрещала под пальцами.
— Сихар, — сказала Хрийз, понижая голос до почти шепота, — расскажите. Пожалуйста. Я все равно ведь узнаю!
— Я… ощутила присутствие, — тихо, в тон, ответила целительница. — Я так давно не… чувствовала ничего подобного… и вот опять. Говорить о Рахсиме было нельзя, его все считали мертвым, и свои, и мы. Поэтому сошла версия о вселении одной из потерянных душ из убитой Цитадели…
Вот почему я так не хотела… — голос женщины прервался, но она взяла себя в руки, — вот почему нельзя было рушить проклятую Опору. Души, питавшие ее, рассеялись в городе и окрестностях. Истощенные, вырожденные, они не способны пройти через Грань к новому рождению. И потому так опасны. Им нужна сила, нужна энергия, и они ее поглощают как могут. Вы даже не представляете, что у нас тут началось… и продолжается до сих пор… Вселенец в этом теле… В теле, которому так много дано… Он, в общем, натворил бы бед. Но надеялась я все же сжечь Рахсима.
Она вдруг подалась вперед, взяла руки Хрийз в свои, и сила её, исцеляющая, пахнущая травами, лекарствами и больницей, влилась в душу, как расплавленная лава, отодвинув на время в сторонку даже ставшую уже привычной боль.
— Я рада, что вы живы, ваша светлость. Я рада видеть, что ошибалась. Хотела бы я вот так ошибаться чаще! Но Рахсим был с вами, клянусь! Он просто ушел. Ушел, сволочь. Он в нашем мире теперь, и я…
Сихар замолчала. Убрала руки, обхватила себя за плечи.
— Вы боитесь, — сказала Хрийз.
— Боюсь, — кивнула она. — Очень…
Хрийз вспомнила Рахсима в его кабинете там, на Земле, и поежилась. Да, злого мага стоило бояться! Хотя бы ради того, чтобы не переоценить свои силы в попытках уничтожить его. И снова по телу прошла яркая вспышка злости. Проклятый детожор должен сдохнуть! И хорошо бы — истинной смертью. Чтобы не возродиться больше нигде и ни в каком виде.
— Я его уничтожу, — яростно пообещала Хрийз. — Уничтожу!
— Вы, — покачала головой Сихар. — Ваша светлость, вы сначала в себя придите толком…
— Огонь разделил нас, — сказала она на это. — Я надеюсь, он сейчас тоже страдает так же, как и я. Я надеюсь. Надо искать. И я… Алой Цитадели говорила… то же. Я уничтожила её. С вашей помощью в том числе, Сихар! Но я сделала это. И Рахсимом… сделаю… то же. Он умрёт. Он сдохнет!
Вспышка ярости схлынула, снова отправив на грань потери сознания. Лишь дикое упрямство удерживало Хрийз от провала в беспамятство. Она не хотела больше терять себя! Вопреки всему, — не хотела.
— Пить, — попросила она, оттягивая ворот. — Дайте пить, Сихар. Пожалуйста.
— Вам бы прилечь, — озабоченно выговорила целительница.
— Нет!
— К чему такое упрямство, — выговаривала Сихар, помогая Хрийз держать чашку с горячим счейгом. — Зачем издеваться над собой, когда можно не издеваться? Кому нужны такие подвиги?! Вы с таким отношением к себе будете выздоравливать долго. Очень долго!
Счейг пах лечебными травами, ни одну узнать по запаху и вкусу не удалось, горячая жидкость проложила себе путь по пищеводу и собралась в желудке приятным греющим огнём. Счастье, это оказывается, очень просто. Так просто, что удивитесь: всего-то вовремя выпитый любимый напиток и поддержка со стороны тогда, когда больше всего в такой поддержке нуждаешься…
— Я не буду лежать всё время, — упрямо повторила Хрийз, ей стало немного легче, и жизнь повеселела снова. — Скорректируйте лечение с учётом этого. И не вздумайте поить меня снотворным!