И острое чувство правильности происходящего — давно надо было потребовать себе обратно свой же собственный артефакт.

Не то, что бы Хрийз ждала моментального и полного исцеления. Надеяться на это было бы глупостью. Но как-то сразу стало легче дышать, и можно было даже улыбнуться:

— Спасибо…

— Ты улыбаешься, — сЧай коснулся ладонью ее щеки, словно не верил увиденному, — Ша доми, ты улыбаешься!

Хрийз все же сдвинула голову, прижалась к его руке.

И поплатилась за нехитрое свое шевеление сразу же — очередной вспышкой тьмы, пожравшей сознание.

Но теперь тьма вела себя иначе. Она не оборвала мыслительный процесс полностью, как обрывала всегда. Хрийз продолжила помнить себя, осознавать и чувствовать. И даже слышать сквозь облепившую уши ватную тишину крик Сихар:

— Что вы натворили, сЧай! Где у вас мозги?! Вы убили её!

Паника целительницы заметалась по комнате черными шьемсами. Противные птеродактили, повадками своими напоминавшие ворон, водились на морском побережье Сиреневого Берега в изобилии. Хрийз почти услышала их крики, словно стояла на берегу, где стая этих тварек ругалась между собой по поводу дохлой, выброшенной волнами рыбины.

“Я не рыба”, — подумала Хрийз.

— Что? — на два голоса воскликнули Сихар и сЧай.

— Я жива, — повторила Хрийз, не очень надеясь, что губы послушаются, и сорвавшийся с них слабый шепот услышат. — Я жива! Я буду жить!

Но её услышали.

— Сихар, — сказала Хрийз, не открывая глаз, открыть просто побоялась, — а вдруг свет окажется слишком ярким и снова отправит её в бес сознание.

Свет был в комнате, чувствовался сквозь сомкнутые веки, — не ночь сейчас и даже не пограничные вечер либо утро, а полновесный солнечный день. Почему-то показалось даже, что день весенний. Может быть, от слабого цветочного запаха, проникающего в комнату вместе со сквозняком.

— Да, ваша светлость? — немного нервно отозвалась на оклик целительница.

— Не кричите больше… так.

Хотелось вообще сказать какую-нибудь грубость, но Хрийз удержалась. Она понимала, что ссориться со своим лечащим врачом — последнее дело. Сихар ведь не со зла.

— Не буду, — пообещала Сихар, и добавила непримиримо: — Но я считаю, раслин вам давать пока еще рано, и лучше бы вы его сняли! Для вашего же блага, ваша светлость.

— Не сниму, — отказалась Хрийз наотрез, губы вновь переставали слушаться, — да что ж такое-то!

— Тогда не поручусь за последствия!

— Переживу, — всё-таки решилась на грубость, но как ещё, спрашивается, можно было ответить!

Сейчас хоть говорить смогла, пусть — с трудом, пусть — едва-едва, но смогла же! «Жизнь — моя стихия», — яростно думала Хрийз. — «Я выживу!»

От раслина расходилось по телу приятное тепло, ничуть не похожее на горячую смерть, которой изведала при возвращении в мир. Если и угрожало что-нибудь в этой комнате, то точно не собственный раслин!

— Вот так всегда, — голос Сихар дрогнул от обиды. — Лечишь их, тянешь с Грани, а вместо благодарности… — она махнула рукой, Хрийз почувствовала движение воздуха от этого жестами ушла, Хрийз посчитала шаги — семь и пять, а дальше только эхо, видно за дверью сразу начиналась лестница вниз…

сЧай снова взял за руку, и тепло его ладони ощутилось полнее, чем раньше. Весомее. Как будто живая рука гладила сейчас не прежнее бревно, а такое же живое.

— Спасибо, — прошептала Хрийз, отчаянно борясь с проклятой слабостью, снова подступающей со своим проклятым сном.

Как же сейчас не хотелось засыпать, кто бы знал!

— Живи, ша доми, — сказал ей сЧай. — Живи. Нам… нам нелегко без тебя…

Сон неотвратимо наплывал, утягивая за собой в безвременье. Но на этот раз вечность забыться обернулась закатной дорогой по пенным волнам.

Дорогой, что увела от мамы в другой мир. Хрийз стояла, не решаясь не то, чтобы шаг сделать, вдохнуть лишний раз поглубже. Воздух стоял жаркий, безветренный, крепко настоянный на морской соли и степной полыни. Волны накатывались на галечный пляж, пузырились между камнями, утягиваясь обратно, потом подступал следующий вал. А солнце светило сквозь дыру в скале. Такую знакомую и не знакомую одновременно. Может быть, от того, что Хрийз смотрела на эту дыру с изнанки.

Со стороны Третьего мира. Мира, где словосочетание «солнечная зелень» было куда понятнее, чем «золотой луч солнца». Из дыры сочился по тёмному граниту скалы закатный свет, багровый, точно кровь.

Хpийз, как во сне, сделала шаг… Но она понимала, что видит не совсем сон. Что это — Грань. Истончившаяся Грань между двумя мирами, когда-то её, маленькую глупенькую дурочку, именно здесь протолкнул в прореху, спасая от жадности Рахсима, Олег. И вот она вернулась обратно…

Ещё шаг.

Под ноги попалось что-то. Не камень.

Хрийз нагнулась рассмотреть, и увидела прямоугольник смартфона.

Да. Когда-то, очень давно, у неё был смартфон. И если вспомнить, потеряла его где-то именно здесь после того, как осознала, что попала. Рука сама потянулась поднять…

— Не трогайте, — сухо посоветовал знакомый голос.

Хрийз замерла в наклоне, потом медленно выпрямилась, и увидела Темнейшего. Да, это был он! Невзрачный невысокий мужчина с лысиной и огромной аурой прошедшего инициацию Тьмой, одной из изначальных сил Высшей Триады. Его Тьма шевелилась, то обнимая своего проводника громадными чёрными крыльями, то почти стекая чернильным озером в ноги. Выглядело жутковато, и пахло грозой, но пришедший явился не со злом, и это тоже чувствовалось.

— К-как… — начала было Хрийз.

— Кому много дано, — печально улыбнулся мужчина, потом кивнул на дыру. — Место тут такое. Место Силы.

— Тьмы? — уточнила Хрийз.

— Можно сказать и так…

Он носком подтолкнул мёртвый смартфон к волнам и те принялись жадно лизать его:

— Не берите в руки мёртвое, Хрийзтема Браниславна. Мёртвое живому не подмога.

— Это мой… моё… — слова срывались, не складываясь фразу.

— Прошлое, — подсказал Темнейший. — Прошлое же — мертво у всех. Живому до жить в живом для живых. Вы — стихийный маг Жизни. Должны понять. Не понимаете?

Хрийз покачала головой: нет.

— Поймёте ещё.

Поднялся ветер. Жаркий, сухой, несмотря на море, предвестник страшного урагана. Там, на горизонте, уже вставали чёрные тучи, пожирая закат.

— Вам придётся принимать тяжёлые решения, Хрийзтема Браниславна. — сухо прошелестел голос собеседника. — Тяжёлые и очень непростые. Не бойтесь решать. Слушайте себя, и не бойтесь.

— Если я ошибусь…

— Значит, ошибётесь.

— А если поступлю правильно, — то это значит, будет правильно?

— Да.

Короткий простой ответ. «Да», и всё.

— А как понять, ошибаюсь или делаю правильно? — серьёзно спросила Хрийз.

— Никак, — ответил маг, пиная ногой камушки. — В том-то и дело, что никак. Во всяком случае, сразу.

— Может быть, тогда вообще ничего не решать, — тихо сказала девушка. — Если не решаешь, значит, не ошибаешься…

— А это само по себе уже большая ошибка, — так же серьёзно и строго ответил незваный учитель. — Если ты ничего не решаешь из страха ошибиться.

— Отпустите меня, — вдруг попросила Хрийз.

Он пожал плечами:

— Не держу.

И мир вокруг заколыхался, начал таять. Багровые закатные волны с отливом в коричневый и синий зашагали прямо сквозь скалы, а потом размылись в нечёткое жаркое сияние, а потом и вовсе пропали.

Она проснулась резко, рывком. Впервые не ощутила боли, так только, слабое покусывание. По сравнению с прежними периодами бодрствования — не просто терпимо, а отлично терпимо.

Оказывается, как мало надо для счастья! Чтобы грызущая всё твое существо боль стала грызть потише. Судя по тишине, в комнате никого не было. Ни Сихар, ни сЧая, вообще никого. Хрийз приподнялась на локтях, — удивилась, что смогла! Отползла назад, опёрлась лопатками о спинку кровати. Голова закружилась, и приступ паники едва не закончился новым забытьем, но Хрийз стиснула зубы, переждала мельтешение чёрного и красного перед глазами, и осталась в сознании.