Яшка!

Хрийз узнала фамильяра по полёту, — не спрашивайте, как! Узнала сразу, безо всяких сомнений. Яшка, родной!

Рахсима швырнуло на стену, и он не сполз по ней только потому, что зачерпнул магии из страшных своих артефактов, сосущих энергию из заточённых в них душ. Хрийз увидела и почувствовала подпитку минимум от двух таких артефактов. А сколько всего подобных «украшений» поганец на себя навесил, поди знай. Яшка с гневным воплем пошёл на второй круг, и Олег поднялся на одно колено, расправляя смявшиеся было чёрные крылья.

Хрийз не ошиблась, она видела эти крылья, пусть — призрачные, пусть — видимые лишь в магическом спектре, но они были, были!

— Я вас сожру, — бешено пообещал Рахсим, отнимая ладонь от повреждённого лица.

Кровь текла сквозь его скрюченные пальцы, кровь кипела в провале выбитой глазницы, ползла по щеке, собираясь в тяжёлые капли на подбородке.

— Сожру! — он бешено врезал кулаком по стене, и та дрогнула, покрываясь сетью зловещего вида трещин. — Причём сожру — ме-едленно! Чтобы дошло наверняка.

— Подавишься, паук, — угрюмо пoобещали ему от окна.

В кабинет сошла — иначе скажешь, именно сошла, величественно, как на балу или светском рауте, только не с подиума, а с подоконника, — та, кого Хрийз всё своё детство звала бабушкой.

Аглая Митрофановна. Страж Грани Земли. Мама…

Кажется, Хрийз всхлипнула это слово вслух.

Мама…

Лицо Рахсима исказило судорогой злобы. Он дёрнулся — хищное, угловатое, не вполне человеческое движение, — и кабинет заполнила тьма, чёрная, страшная, всеобъемлющая. Хрийз мгновенно узнала эту тьму — именно она угрожала тогда, в саду, через окно Каринкиной комнаты… Призракам не нужен воздух, но Хрийз сразу же ощутила, насколько тяжело стало дышать. Казалось бы, можешь не дышать — не дыши, но, видно, дело было в чём-то большем, чем просто дыхание.

Со стороны казалось, два вихря сошлись в стремительном, глазом не уследить, танце, столкнулись, объединились в единое, бешеными рывками метавшееся целое. Хрийз безумно хотела помочь маме, но понятия не имела как, хотя боевой нож сам прыгнул в руку — и ладонь ощутила рвущуюся из него упругую силу. Но как бить? Куда? А если не во врага попадёшь? Острию без разницы, оно — всего лишь инструмент, разница существовала лишь для его хозяйки…

Вот когда пожалела, что не обучалась азам воинского мастерства, когда такая возможность была! Сейчас хоть что-то смогла бы. Хотя бы самое маленькое! Но что, даже разглядеть не получалось, какое помочь!

Вихрь распался. Маму впечатало в стену, и по ней она сползла, свернувшись в позу эмбриона, — умерла! Проклятый Рахсим, целый и невредимый, быстро шевелил пальцами, сплетая чёрные нити своего чёрного волшебства, и Хрийз с криком метнулась вперёд, заслоняя собой. Вообще ни о чём не думала, даже осознать толком, что шансов нет, не хватило времени. Взмах ножом — комнату вспорола вспышка ослепительного Света. Память полоснуло воспоминанием: аль-нданна Весна поднимает пылающий меч, и в следующий же миг воспоминание стало реальностью — сквозь руку будто прошёл ток высокого напряжения, резкий электрический свет как при молнии, вот только молния длилась и длилась, и длилась… Пока не погасла, перерубленная пополам ответным ударом.

Хрийз отбросило назад, на стену и сквозь стену, прямо под пасмурный дождик, впившийся в призрачное тело не хуже раскалённой лавы. А потом вернуло назад, как возвращается назад диск йо-йо, — под очередной удар. Тут бы ей и конец, но мимо пронесло стремительную крылатую тень, и Яшка с дичайшим воплем долбанул проклятого колдуна во второй глаз — и с тем же результатом! Рахсим взвыл, теряя человеческий облик полностью, и мама поднялась на колено, и Олег зашёл со стороны двери, и даже Каринка схватила что-то со стола, кажется, дырокол, и запустила в гада. За дыроколом протянулся бирюзовый магический след стихий Воды и Жизни…

И тьма съёжилась, лопнула, забрызгала грязными кляксами светлую стену.

— Жива? — спросила мама, вставая рядом.

Хрийз медленно кивнула, не веря ещё, что всё закончилось, и, по-видимому, закончилось навсегда.

— Мама! — губы запрыгали, слёзы выкатились сами, кинулась прижаться, поймать мамины руки, вновь ощутить дорогое, такое родное, тепло — и ничего не вышло.

Не могут живые обнимать призраков. Никак.

Олег лежал у двери, неподвижно, откинув руку, и Хрийз поразилась, насколько тонкой и изящной была его кисть, и даже впившиеся в пол кривые когти не портили благородную красоту. «Кто же он по происхождению?» — ошалело подумала Хрийз. — «Неужели королевский сын?» Почему именно королевский, сама не знала. Но в голове засело именно такое сравнение почему-то…

— Олег, — позвала она, внезапно испугавшись: слишком долго, слишком неподвижно лежит, а он ведь неумерший, он не может, не должен просто так лежать! — Олег!

Мир поплыл, размываясь сухим жаром безвременья. Хрийз хорошо знала эту сумеречную зыбь — грань мира, за которой — неумолимые волны хаоса изначального.

— Олег!

Тёмная, размытая фигура подняла ладонь в отталкивающем жесте:

— Ни шагу больше.

Хрийз не посмела ослушаться, остановилась.

— Олег!

— Я поднял свою Тень, — печально ответил он, как будто это всё объясняло.

Силуэт его колебался, то собираясь в цельное тело, то вновь размываясь в полутёмный аморфный сгусток.

— Вернись! — упрямо потребовала Хрийз.

— Нет.

Короткое нет упало невидимой бронёй. Нет, и — всё. Дороги назад нет, даже если была только что, пусть — ненайденная, невидимая, всего лишь вероятная. Она была, а теперь её от короткого этого отрицания не стало вовсе.

— Олег!

— Это я вытолкнул тебя в Третий мир, — сказал неумерший, и Хрийз не увидела, но именно почувствовала его улыбку, грустную и вместе с тем ласковую, как прощальный поцелуй заходящего солнца.

— Ты…

— Я. Это я провёл тебя между мирами сквозь дыру в скале Парус. Потому что он к тебе уже принюхался. Он бы тебя сожрал, никто не спас бы. А так появился шанс…

Шанс. Отсюда, из настоящего, прошедший в тоске и лишениях первый год в Сосновой Бухте казался раем, из которого слишком рано, слишком несправедливо изгнали. Хрийз была бы рада сейчас вернуться в Службу Уборки к простой, лёгкой и понятной работе, только как, кто бы подсказал!

— Олег, вернись, — попросила Хрийз и не удержалась, всхлипнула: — Пожалуйста!

— Не могу, — он развёл руками.

— Как же ты!

— Я — Проводник стихии Смерти, — сказал он строго. — Провожать уходящие души — моя работа. Просто сейчас я увожу себя сам — вслед за собственной Тенью.

— Вернись!

— Удачи в бою, княжеское дитя. Она тебе понадобится.

Вкус пряной жажды на губах. Серый сумрак, прожигающий насквозь. И тающие на зыбких волнах чужие следы. Олег…

Туман рассеялся. Снова — кабинет страшного доктора, чёрные жирные пятна на светлой стене — всё, что осталось от Рахсима, Каринка на кушетке, сидит, обхватив колени, рядом щерится в оскале Яшка, и что-то с ним не так, но что — не понять… Мама — за спиной, рядом, чувствуется исходящая от неё грозная сила. Олег… на полу… под дверью…

— Он поднял свою Тень, — сказал над нею чей-то усталый голос.

— Что?

Как в кабинете оказался этот немолодой усталый мужчина в строгом сером костюме при галстуке, Хрийз не поняла. Зато узнала лицо! Это лицо много раз смотрело на неё из телевизора в той, прежней, счастливой детской жизни. Только там этот мужчина бы, пожалуй, моложе. Лысина была меньше. И тени под глазами незаметнее…

— В-вы…

— Моя дочь, Темнейший, — почтительно произнесла мама, и Хрийз услышала в её голосе неподдельное уважение.

Уважение младшего к старшему. Ученика к учителю. Подчинённого — к руководителю, доказавшему свой авторитет не словами, но делом.

— Симпатичная, серьёзная молодая девушка, — сказал он. — Приятно познакомиться. Хотя, учитывая обстоятельства, предпочёл бы осуществить знакомство в другом, более приятном месте… н-да.