— Хватит! — неожиданно рявкнул Сэм.

Он выглядел злым, неуравновешенным. Это было странно.

Тана лизнул воздух, теперь уже специально.

Человек пах злостью, беспомощностью, и чем-то ещё… Непонятным. Будто бы горем.

— Сэмюэль? — позвал Тана осторожно. — У вас всё в порядке? Просто… скажем так: если у вас что-то случилось, мои нынешние возможности весьма и весьма…

Сэм фыркнул.

— Вы у меня случились. А ещё — упрямая сука, которой не жаль ни себя, ни других.

Тана, забывшись, удивлённо моргнул внутренними веками. Зная подноготную ситуации, ему не так уж сложно было сложить два и два.

— Вы поссорились с леди Авалон? Из-за… меня?

— Не из-за вас, — Сэмюэль зло скривился. — Не берите вину на себя, даже вербально. Просто я сказал ей, прямо и не стесняясь в выражениях, что думаю обо всей этой идее с “доказательством разумности”.

У Таны внутри всё заледенело.

— Она ведь не отменит?..

— Нет. Хотя, видит космос, стоило бы. Если не отменить, то хотя бы притормозить со всем этим. Но ей нужны фигуры на доске, чтобы сожрать чужого ферзя. И плевать на цену.

Тана, забывшись, зашипел, но тут же вернулся к человеческой речи.

— Это нормальная цена, Сэмюэль. Я — доказательство разумности…

— Вы — разумное существо, профессионал своего дела, гений. А ещё — мой пациент и, смею верить, друг. Не сводите себя к доказательству. Не подводите под это все знаменатели. Впрочем, даже если вернуться к трижды проклятым доказательствам… Тана, когда вас взялись социализировать, никто всерьёз не рассчитывал, что вы хотя бы освоите человеческую речь. Вы давным-давно выполнили план, перевыполнили его. Никто в здравом уме не усомнится в вашей разумности…

— Я должен соответствовать самым строгим критериям.

— Вы никому ничего не должны, Тана. Вы стали жертвой ужасного преступления, и вы никому ничего не должны доказывать. Жертва не должна ничему соответствовать, доказывать, что достойна жалости. Это нездраво и…

— Это — правило вашей расы, — резко ответил Тана. Его гребень распрямился, прорывая идеальный костюм. — Вы лжёте себе, если не понимаете этого. Вы слепы, если не понимаете. Ваша раса устроена так: вы бросаетесь на слабость, почуяв кровь, вы готовы оправдать любое насилие, прикрывая это любым удобным предлогом, вы готовы цепляться за самую бредовую ложь, чтобы не поколебать своих убеждений!.. Именно потому я должен быть идеальным доказательством. Я должен соответствовать! Почему вы не можете понять чего-то настолько простого?!

— Но вы не будете, — сказал Сэм тихо. — Вы никогда не будете соответствовать, что бы ни делали. Поймите и примите это.

Тана чувствовал себя довольно некомфортно.

Не то чтобы этот разговор был неожиданностью — он назревал давно, по правде. Сэмюэль пытался всячески повлиять на Тано, чтобы тот “перестал делать это с собой”. И, в принципе, сейчас Сэм был честен. Но такого рода честности Тана, наверное, всё же не ожидал.

— Вы никогда не будете соответствовать, — повторил Сэм, — соответствовать невозможно.

Тана снова моргнул внутренними веками. Сэм отсалютовал ему стаканчиком с кофе.

— То, что вы сказали раньше, про жажду крови и человеческую жестокость — правда. Это не вся правда о человечестве, конечно. Даже не половина её. Но всё же правда — в некотором печальном, кровавом, грустном смысле.

Тана кивнул. Ему бы и не пришло в голову с этим спорить.

Он мог отрицать многое, но не величие человеческой цивилизации, тех непостижимых высот, которых она достигла. Самым ужасающим и поразительным в людях было то, как деструктивное уродство сочеталось в них с непостижимой красотой, как соседствовали в них животная примитивность и высота отточенного разума.

Тана не мог в полной мере постичь это противоречие. Он не был уверен, собственно, что хоть кто-то из людей способен это постичь. Ему только было интересно: пришли бы когда-либо его соотечественники к этому противоречию? И какой бы могла стать их цивилизация?

Но правда в том, что ему никогда не узнать ответа на этот вопрос.

Сэм печально улыбнулся, как будто понял, о чём думал Тана; впрочем, может, и правда понял.

Как уже было сказано, Сэм был хорошим шаманом.

— Я веду к двум простым тезисам, которые вы должны принять, чтобы двигаться дальше в относительно здравом рассудке. Первый: вы не можете соответствовать. Второй: вы и не должны. Только переступив через эти две ступеньки, вы сможете пойти дальше.

Тана невольно приподнял гребешки, которые в спокойном состоянии были прижаты к его голове.

— Мне кажется, я уже объяснял вам, почему это так важно.

— Объясняли. И были экспрессивны и убедительны. Но, возможно, теперь моя очередь? Позволите?

Это невежливо, подумал Тана. Нужно по крайней мере выслушать.

— Разумеется.

— Вот и хорошо, — Сэм улыбнулся. — Начну относительно издалека, уж простите. Знаете, моя докторская по клиническому психоанализу называлась…

— “Взгляд Медузы Горгоны. Виктимблейминг и грани его проявлений”. Я читал.

— Правда? — кажется, он удивился вполне искренне.

— Это даже немного обидно, — заметил Тана. — Я вполне способен понять, о чём там написано.

— Не в том дело, — отмахнулся Сэмюэль. — Просто не знал, что работа есть в публичном доступе.

Что же, это и впрямь немного неловкий момент, признаваться в котором не хотелось. Но лгать шаманам — пустая затея.

— По правде, я воспользовался своим положением. В работе на Тайную Службу есть ряд своих преимуществ, знаете ли.

— Вы воспользовались возможностями Тайной Службы, чтобы прочесть мою докторскую? — Сэм был не то в ужасе, не то в восторге.

— Да. Небольшое должностное преступление. Но в оправдание своё должен сказать, что, во-первых, я нашёл вашу работу действительно занимательной, во-вторых, было бы странно не прочесть нечто, написанное… некоторым образом знакомым мне существом. Мне интересно было заглянуть в ваши мысли.

Сэм склонил голову набок.

— Вы никогда не упоминали об этом раньше.

— Не думал, что это нуждается в упоминаниях. Просто ещё несколько часов самообразования, — Тана не стал говорить, что все работы Сэмюэля у него хранились на личном вирте и изредка перечитывались. Возможно, это могло бы быть понято неправильно… или правильно. Как знать, что хуже.

— Вот как, — прищурился Сэмюэль. — Мы ещё поговорим об этом, но — позже. Пока что я хочу вернуться к Медузе Горгоне.

— Скорее всего, сцена её убийства — символ победы патриархальных культов над матриархальными. Что, впрочем, вы и сами знаете.

— Да, я знаком с теорией Единого Мифа. Но вы знаете и я знаю, что воплощения архетипов Великой Богини или Многоликого Героя — не то, о чём я хотел бы поговорить прямо сейчас. Что, впрочем, вы и сами знаете, — Сэм послал ему иронично-насмешливую улыбку.

Тана вынужденно кивнул.

Не то чтобы он прямо горел желанием, но, похоже, этого разговора не избежать.

— Я хотел поговорить о жертвах, Тана. Точнее, о гранях виктимблейминга и синдроме выжившего. Который в вашем случае имеет ужасающе буквальный смысл.

Тана хотел спрятаться в песок.

Песка не было.

Приходилось сидеть и слушать.

— Я хочу донести до вас одну вещь. Знаете, желание после травмирующего события вернуть контроль над собственной жизнью нормально. Это стадия выздоровления. Но, к сожалению, иногда это доходит до крайностей и перерастает в патологию. Жертва пытается вернуть себе власть, обезопасить себя, в итоге превращая это в манию. А ещё в некоторых случаях это переходит в попытку, успешную или не слишком, полностью сломать себя — и хорошо если потом собрать заново. “Со мной-прошлым это случилось, потому что он был…” Дальше подставляйте нужное. Глуп? Доверчив? Слаб? Неуклюж? Сказал не то? За всю свою карьеру я слушал очень разные варианты. И ни один из них на самом деле не был ни на йоту близок к правде.

Тана с трудом подавил иррациональное раздражение.

— И в чём же была правда?