— Признаюсь честно, Изаму, ты удивил меня, — кивнул оябун. — Сначала я не хотел поддаваться на эту сомнительную авантюру, но Мизуки поручилась за тебя головой. Должен сказать, что чуйка у моей дочери отменная.
— Да, я рада, что не ошиблась, когда вытащила этого чудика из битвы с тремя уродами Хино-хеби. А ведь они могли запросто убить нашего малыша, — поддержала с улыбкой Мизуки.
— И мне понравилось, как он разрулил всё дело с отцами убитых аристократов. Как он показал «пояс шахида» и сказал, что готов покончить с собой в любой момент. Конечно, в тот момент я испытал легкое беспокойство, но сразу понял, что пацан блефует. А вот отцы поверили. И вон как оно всё повернулось, — проговорил вакагасира Иширу.
— А после присоединения клана Хаганеноцуме-кай наши доходы почти в два раза удвоились, — поддержал сайко-комон Хамада.
— Я тоже горжусь своим учеником, — добавил сэнсэй. — Пусть он и редкий раздолбай, но такого отчаянного бойца у меня ещё не было. Он совершил свою месть и сделал это достойно!
К моим щекам прилила кровь. Всё-таки приятно, когда хвалят. Пусть даже и за то, что убивал и бил очень хорошо. И всё равно, приятно.
— Но не стоит забывать и про других его друзей, которые хотя и были в подчинении, но делали всё плечом к плечу, — дипломатично упомянул остальных оябун.
Теперь пришла очередь краснеть Киоси, Тигру и Малышу. Они потупились, только не начали ковырять носками новых ботинок дырки в дорогом паркете. Пришлось на них чуть шикнуть, чтобы оттаяли и вспомнили про правила приличия.
— Рады стараться, оябун Сато! — почти одновременно проговорили ребята и поклонились.
Оябун кивнул им и перевел взгляд на меня. На краткий миг я заметил признак тревоги на лице Кейташи Сато. Его глаза были открыты чуть больше обычного и напряжены, верхние веки подняты, а нижние растянуты. Всего лишь мгновение, но этого мгновения мне хватило, чтобы понять — оябун боится меня. В тот же миг он придал своему лицу прежнее невозмутимое выражение. И всё-таки чуточку прокололся.
Значит, сэнсэй был прав, когда говорил, что оябун испытывает передо мной страх. Он слишком не уверен в своем вакасю, чтобы доверить мне прикрытие спины. Кейташи каким-то звериным чутьем чувствовал, что если я и дальше буду состоять в его клане, то вряд ли это закончится чем-то хорошим. Ну да, может быть, я ещё повоюю, Казено-тсубаса-кай обретет невероятное могущество, но потом… Потом же мне этого будет мало. Вряд ли я усижу на жопе ровно, пока будет твориться несправедливость…
— Вы хорошо потрудились и на ваши счета будет перечислена благодарность Казено-тсубаса, — кивнул оябун сайко-комону.
Старший советник кивнул в ответ. Судя по его довольному лицу, бакшиш нам упадет немаленький.
Да всем из якудза Казено-тсубаса-кай от нашего наступления стало лучше. Многие выжившие из низшего состава Хино-хеби коленопреклоненно умоляли принять в состав победителей. Из старшего же состава почти никого не осталось — результат молниеносных атак и наступления моего «войска». Да, я всё спланировал, выверил и разъяснил, но самое главное… самое главное было в людях. Именно они не дрогнули, не предали, не выдали. Поэтому эффект неожиданности здорово сыграл нам на руку.
А теперь… Теперь пришла пора мне прощаться с Казено-тсубаса-кай. Я помнил слова Латуфьева о том, что не смогу существовать среди якудза. Помнил и о речи сэнсэя, когда он предупреждал меня об отношении оябуна. Всё накладывается одно на другое и сейчас я предпочту уйти, пока мы ещё находимся в хороших, почти дружеских отношениях, чем позже, когда придется идти по окровавленным телам бывших «друзей».
— Оябун Сато Кейташи, я был вам сыном всё это время, но… — я не хотел брать паузу, но как-то само собой получилось. Вдохнул, выдохнул и проговорил твердо. — Но сейчас я прошу вас отпустить меня. Я принял решение выйти из клана якудзы. Не просто из вашего клана, а решил завязать с преступной деятельностью вообще…
Воцарилась тишина. Мизуки распахнула глаза так широко, что я мог посмотреться в них, как в боковые зеркала заднего вида. Киоси икнул. Тигр и Малыш побледнели. Нет, ребята были в курсе относительно моего решения, но одно дело знать, а другое — стоять под прицелом жестких глаз и ждать решения.
А молчание тем временем затягивалось.
Вакагасиры переглядывались с сайко-комоном, но не смели сказать и слова — ждали оябуна. Я же мог выдохнуть спокойно — увидел, как уголки губ Кейташи дернулись. Он сначала напрягся, когда я начал речь, но потом не смог сдержать небольшого выплеска эмоций. Улыбку подавил, но вот уголки губ дернулись. Пусть на миллиметр, всего лишь на чуть-чуть, но для опытного физиогномиста это немало.
Сэнсэй тоже молчал. Только кивнул, как будто одобряя моё решение. Или одобряя мои слова. Ну да, это смелый шаг, ведь назад вряд ли будет путь.
— И чем же вызваны такие слова? — спросил наконец Кейташи Сато.
— Да, чем? Ты же можешь очень хорошо подняться в нашем клане. Со временем можешь даже стать правой рукой оябуна! — проговорил сайко-комон.
Старший советник был на втором месте после оябуна в иерархии якудза, поэтому мог позволить себе говорить после босса. Вот вакагасиры должны ещё помалкивать, а сайко-комон уже мог открывать рот.
Я покачал головой:
— Я принял решение идти дальше в политику. Хочу дальше добиваться свобод и разрешений для людей, чьи щеки всё ещё изуродованы татуировками веточек сакуры. По большому счету, я могу остаться в якудза, но… Смогу помочь только десяткам, может сотням людей, а мои амбиции простираются не меньше, чем на миллион. Да-да, именно миллион, примерно столько хининов живет в Японии, но всё ещё остается в роли изгоев и народа неприкасаемых. Я хочу стать первым аристократом, который вышел из хининов. Первым из низов, на которого смогут равняться другие люди.
— Ты хочешь славы? Денег? Богатства? — спросил оябун.
— Нет, ничего из этого. Я знаю, к чему приводят три эти составляющие и Сэтору Мацуда и его отец тому яркие примеры. Когда у человека есть всё, то ему становится скучно и он, вместо того, чтобы помогать другим людям, начинает наслаждаться их мучениями. Ведь счастливчик живет в теплом доме, ест вкусную еду, пьёт вволю, а остальные… А остальные должны работать, сгибаясь в три погибели, чтобы обеспечить счастливчику подобное существование. А почему так? Потому что когда-то древний предок смог ухватить птицу счастья за яйца? Но в этом нет никакого участия нынешнего счастливчика. И я хочу это самое счастье разделить среди всех людей. Показать, что и среди хининов есть достойные хорошей жизни люди…
— Да ты революционер? — поднял бровь оябун. — Ты хотя бы представляешь, что тебя сожрут с говном, если ты только осмелишься выступить против аристократов?
— Представляю… Поэтому и хочу сам стать аристократом! — ответил я, не отводя глаз от немигающего взгляда Кейташи Сато. — Хочу показать, что прошла пора кичиться замшелыми портками давно умерших предков. Наступает время выживания под солнцем, и выжить смогут более приспособленные, а не те, кто волею судеб сорвался с аристократического хуйка, а не с мужицкого члена. Я хочу перевернуть эту загнившую систему, будет много возни, будет много неприятностей, но это не идет ни в какие параллели с путем якудза, поэтому я и хочу выйти из ваших рядов. Мои друзья сами вольны решать — уйдут они со мной или останутся в якудза.
Оябун опустил голову. Снова воцарилась тишина. Я даже подумал — не перегнул ли палочку? Не слишком ли много на себя взял?
Кейташи поднял голову и неторопливо осмотрел каждого из моей команды.
— Я поддержу Изаму, господин Сато, — в нарушение принятого этикета подал голос сэнсэй. — Я хочу с ним уйти из Казено-тсубаса-кай и продвигать ту справедливость, которую мы видим. А если будут по нам стрелять, то пусть не задевают клан якудза…
— Я тоже с ними, — встрял Киоси. — Куда босс, туда и я. Конечно, если он меня возьмет туда, а то говорит, что я пока не годен не в звезду, ни в Красную Армию. Не понимаю, о чем он, но я всё равно с ним.