— Прости, сэнсэй, — сказал я. — Я был неправ. Я не должен был выпускать эмоции на волю. Я лишь…

— Да понимаю я, — махнул рукой Норобу. — Ты всего лишь увидел мертвого друга и подумал, что можешь его оживить. Знаешь, я бы на твоём месте обложил сэнсэя покрепче…

Вот теперь на лице Норобу показалась улыбка.

— Что-о-о?

— А то — между собой мы можем сраться сколько угодно, но на людях тебе необходимо выказывать мне почет и уважение.

Я сидел в луже воды, с мертвым Киоси на руках, облитый, оплеванный и должен был уважать сэнсэя? Похоже, что вся гамма эмоций отразилась на моём лице, так как Норобу поднял руки и произнес:

— Всё, хватит рассиживаться. Пошли ловить твоего Исаи. Отнеси Киоси, переоденься и выдвигаемся…

— Но как мы будем его ловить? Он же быстр, как понос.

— Я возьму с собой наручники из магического металла. По крайней мере, он не сможет воспользоваться оммёдо, а это уже половина победы.

Мне оставалось только вздохнуть на это. Но спорить дальше было чревато. Та рыженькая девчонка могла в любой миг оказаться лицом к лицу с возродившимся маньяком, поэтому следовало торопиться.

Киоси я спрятал в его уличной палатке. Накрыл покрывалом, подложил руку под щеку. В общем, сделал вид, что он спит. Если никто не будет его окликать, то может и прокатить. После этого быстренько умылся, переоделся и вышел к сэнсэю. Тот уже был нарядно одет. Серое кимоно с вышитыми золотой нитью тиграми облегало сухонькую фигуру старика. Жидкие пряди волос и бородка тщательно расчесаны и топорщились веселенькими завитушками.

— Сэнсэй, ты как на свадьбу собрался, — не удержался я от подковырки.

— А что? В моём возрасте секс как первая брачная ночь у молодых — неуверенность, желание и преждевременное семяизвержение, — хмыкнул Норобу. — Поэтому буду брать опытом и видом…

— То есть ты тоже…

— Неужели ты думаешь, что если этот засранец не появится в Кабуки-тё, то я упущу шанс наведать старых подруг? Эх, знал бы ты, сколько веселых ночей я украшал криками страсти…

— Не знаю и знать не хочу, — буркнул я в ответ.

— Ну и дурак, — улыбнулся старик. — А между тем, хозяйки лав-отелей ещё помнят меня. И знаешь что… Одна из них, госпожа Хадзуки, даже помогла с розыском той рыжевласки…

— Неужели той самой? — недоверчиво покосился я на старика. — А если это другая?

— Нет. Это Миюки, — уверенно сказал Норобу. — Сейчас она взяла другое имя, но разве от якудзы можно что-то утаить? Её скрыли от возможного преследования Хино-хеби-кай. Но после того, как она рассказала всё о неизвестном мужчине, который прокрался в спальню старшего комиссара, ей разрешили остаться в Токио. Сэтору Мацуда махнул на неё рукой, ведь она побывала под воздействием порошка правды. Единственно, что Сэтору не знает пока об антидоте, который помогает врать… Но я иногда узнаю, как у девчонки дела — вдруг кто из Хино-хеби захочет с ней поближе познакомиться?

— И пока никто не знакомится?

— Хино-хеби сейчас не до этого. Сам знаешь, что между ними и Тораноаши развязалась война. Вернее, ты её развязал.

— Было дело… А каков план?

— План прост — ты посидишь с девчонкой во «влажных спальнях», а я побуду рядом. Как только Исаи придет, мы его атакуем, нацепим наручники и притащим обратно. На этот раз постарайся всё-таки войти в режим ускорения. Я знаю — ты можешь. Видел, как управлялся с тем обдолбышем в зверином обличии.

— Я тогда за тебя испугался. Ладно, план — говно, но лучше нет. Выдвигаемся. Веди меня, мой престарелый…

— Распиздяй, — закончил за меня сэнсэй.

— Эх, чувствую, что ты мне долго будешь это вспоминать, — покачал я головой.

— А ты как думал? Оскорбление старшего брата вообще-то карается отрубанием мизинца. Но ты тогда не сможешь правильно делать мудры, а это чревато для нас обоих. Поэтому пока поставим галочку и поедем. Госпожа Хадзуки пообещала придержать девочку для тебя. Она думает, что ты будешь её ублажать, так что возьми побольше денег.

— Возьму столько, чтобы всем хватило, — с улыбкой ответил я.

— Эх, опять ненужные траты, бесполезные хлопоты… Убил бы Мацуда девчонку — глядишь и подобрел бы…

— Сэнсэй, я вызвал такси, — сказал я, сделав вид, что не слышу бормотание.

Таксист привез нас в Кабуки-тё. Сэнсэй Норобу выскользнул в тот момент, когда машина только-только остановилась. Я посмотрел ему вслед и вздохнул — понятно, платить опять придется мне.

— Если хотите, то я могу за небольшую плату провести вас туда, где невообразимо чувственные девушки сделают вам… — начал было негромко таксист, когда я протянул ему деньги.

— Ещё одно слово и невообразимо чувственные мужчины накостыляют тебе по шее! Ишь ты, небольшую плату он захотел! — раздался голос сэнсэя с улицы. — А ну езжай отсюда, пока шины в целости. Ух, до чего же народ оборзел — отбивают хлеб у кликуш.

Такси стартовало с места, не дожидаясь новых гневных тирад сэнсэя. И это правильно — обвинения пожилого человека в квартале удовольствий вряд ли пройдут мимо тех ушей, кому они адресованы. А тут уже таксисту не поздоровится — он и в самом деле своими словами создавал конкуренцию зазывалам. Мало кому нравится такая нездоровая конкуренция… Скорее всего могут запомнить номера машины, а наутро обрадовать владельца прорезанными шинами. И это только на первый раз.

Если вы вдруг посчитаете сэнсэя стукачом, то можете попытаться представить, как бы вы почувствовали себя, если бы ваша премия ушла другому человеку, который добыл её не вполне законным путём.

Мы же тем временем зашли в один из лав-отелей, где номера снимаются на час-два или чуть больше. Возле входа нас приветствовали выкрашенные в золотой цвет слоны, вставшие на задние ноги и выпрямившие хоботы вверх. На вершине каждого хобота красовался полураскрытый цветок лотоса, сделанные так искусно, что… В общем, под ночным освещением казалось, что слоны вытягивали вовсе не хоботы, а огромные фаллосы.

— Прекрасные статуи. Сразу же намекают, что внутри ждет только покой и уединение, — покачал головой Норобу.

— Да уж, с такими хоботами разве что орехи колоть. Ну что, веди же меня в сад разврата, дорогой сэнсэй.

— Идем, — кивнул Норобу и толкнул массивные коричневые двери с золочеными ручками.

За дверями нас встретили большие китайские фонарики, стеклянные бусы, картины на стенах и невысокая старушка в кимоно, которая была так густо накрашена, что походила на засохшую малярную кисть. Если где и есть конкурсы на белые старческие лица с намалеванными глазами, мелкими губками и бровями враскось, то эта взяла бы главный приз.

— Доброй ночи, госпожа Хадзуки, — вежливо поклонился сэнсэй. — Ваша красота как всегда настолько ослепительна, что ваш дом сияет сильнее тысячи солнц.

— Доброй ночи, господин Норобу. Вы как всегда обходительны и учтивы, — также поклонилась женщина. — Знали бы вы, как часто я вспоминала вас и ваши приключения в нашем квартале. Если бы вы ещё и заходили почаще, чтобы мы могли вместе предаться воспоминаниям…

— Они всегда ласкают мою память лепестками сакуры. Оборачиваясь на свою прошедшую жизнь, могу сказать, что в ней было мало светлых моментов. А большинство из них связано с вашим именем, — ещё глубже поклонился сэнсэй.

Я кланялся вместе с ним. Проклятый японский этикет. Если эти два престарелых любовничка продолжат дальше соревноваться в искусстве лести, то напрочь забудут, зачем мы здесь. Так и будут беспрестанно кланяться и говорить друг другу любезные скабрезности.

Но мы-то тут за другим!

Я вежливо напомнил о себе покашливанием. Сэнсэй даже не обратил на меня внимание. Тогда я поклонился изо всех сил так, что коснулся носом выпрямленных коленей. После этого встал и сказал удивленно глядящим на меня старикам:

— Простите, что сейчас прерываю ваш очень красивый и поэтичный разговор, но позволено ли будет мне поинтересоваться — не приходил ли к вам молодой человек с прической как у компьютерного ежика? Его ещё зовут…

— Молодой человек, у нас гости редко называют своё настоящее имя, — осадила меня холодным голосом женщина. — Господин Норобу, что это за грубиян рядом с вами? К тому же ещё и хинин… Он ваш чистильщик тапочек?