Если не сожрут раньше.

Нет. Надо все-таки сосредоточиться. Он ведь ощущает боль? И кажется, что всей поверхностью, но… тогда дело не в хребте. Перебитый, он бы лишил Ирграма чувствительности вовсе. Значит, что-то иное.

Что?

Он провалился.

Засыпало?

Нет, тогда бы Ирграм ощутил тяжесть. А он её не чувствует. Наоборот, его тело позволяет ему воспринимать… пространство?

Именно.

Ощущение было новым.

И значит, дело не в теле… а в чем? Он воспринимал себя… облаком? Не хватало… что произошло? Что-то такое, что напрочь изменило саму суть Ирграма? Если так, то… то стоит успокоиться. Боль отступала. Она отходила, что вода во время отлива. И на смену ей приходило ощущения. Новые.

Тепло.

Холод.

Разница температур слева и справа.

Вибрации, проходящие сквозь Ирграма, довольно неприятные, но в то же время ясные. Запахи, которые воспринимались отнюдь не носом, скорее уж разум привычно интерпретировал появление этих вот веществ, как запахи.

Гарь.

Земля.

Ассоциации возникали.

Гниль. Разложение. Ирграм потянулся в сторону этого, манящего запаха. И тело двинулось. Не рука, не нога, а все его… или не его?

Главное, он обнял источник этого запаха, приник к нему. И поглотил?

Он?

Он попытался сформировать… глаза?

И у него получилось. Правда, картинка вышла кривоватой, какой-то зернистой, будто смотрит Ирграм через толстое, не лучшего отлива, стекло. Впрочем, стоило сосредоточиться чуть больше, и картинка обрела четкость. Некоторую. Ей мешала пыль, повисшая… где-то повисшая.

Но все же…

Не увидеть существо, скорчившееся на дне пещеры, он не мог. Оно было изломано, уродливо и с оползшей кусками шкурой, которая свисала бледными лохмотьями. Впрочем, эти лохмотья соединялись с иными, с останками одежды.

По ней Ирграм себя и узнал.

Это… он?

Крупная голова, тонкая шея. Несуразные по размеру руки и ноги. Спина выгнута горбом. Часть грудной клетки пробита. И серый туман ввинчивается в эту пробоину.

Так.

Если все так, то он, Ирграм, умер? Физически.

Но остался жив?

Он сохранил память. Разум. Во всяком случае, насколько он сам способен о том судить. Как подобное возможно? Или выходит, что, использовав пластину амулета, он каким-то образом переместил свой разум из угасающего тела в… новое?

Твари?

Той твари, которая скрывалась под землей и была… чем-то?

Он сел бы, если бы мог. Безумие. С другой стороны, умереть и вернуться — тоже безумие. Как и все то, что происходило с ним.

Ирграм затряс бы головой, но головы не было.

Или…

Его новое вместилище — назвать облако пыли телом язык не поворачивался — показало себя довольно гибким. И возможно, у Ирграма получится изменить его.

Если он создал глаз, то получится и с остальным?

Только спешить не стоит. Он подался вперед, позволяя туману полностью покрыть старое тело. Затем, сосредоточившись, — от этого снова стало больно, но Ирграм перетерпел боль — он превратил тело в некое подобие тончайшей ткани, окутавшей плоть.

И позволил, наконец, поглотить эту самую плоть.

Медленно.

Запоминая. И на удивление получилось довольно просто. Туман — тело воспринималось легким, разрозненным — поглощая вещество запоминал его. Ирграм с каким-то извращенным наслаждением позволял новому телу занимать оболочку старого. Точнее создавать точную копию этой оболочки. Пленка кожи. Только стоит соединить разрозненные куски, зарастив трещины и рамы. Плотные жгуты мышц. И еще более плотные — кости. Сосуды в них. И все-то, из чего состоит человек.

Получалось. Медленно, но все-таки получалось.

Руки.

Теперь у него снова были руки.

Ноги.

Ирграм попытался шевельнуться. Вышло далеко не сразу. Первые движения были неловкими, но да, чем дальше, тем… подаливее? Послушнее? Роднее становилось тело? Пожалуй, что так. Оно все еще воспринималось не так, но разум гибок, это Ирграму еще когда говорили. А теперь он получил возможность удостовериться, сколь верно это изречение.

Он некоторое время постоял на четвереньках. Затем медленно изменил позу, встав на корточки. Распрямился. Потянулся.

И рухнул, утратив равновесие. Удар прошел сквозь плоть, едва не разрушив столь старательно воссоздаваемую оболочку. Впрочем, с возмущением её Ирграм справился довольно быстро. И повторил упражнение.

Встать на ноги получилось раза с седьмого. Он уже почти даже решился передвигаться на четвереньках, но все же попробовал снова.

И удалось.

Правда, Ирграм опять ударился, на сей раз затылком, что разрушило голову, поскольку новое тело явно не было приспособлено к стабильной форме. Впрочем, сейчас оно восстановилось уже без усилий, словно поняв, что требуется.

Ирграм вытянул руку и ладонь, упершись в свод, пошла рябью. Впрочем, может, не так и плохо. Если он верно интерпретировал произошедшее, ранить его стало куда сложнее. А уничтожить…

Губы растянулись в улыбке. Наверняка, это выглядело жутко, ибо память памятью, но её недостаточно, чтобы адекватно воссоздать работу лицевых мышц.

Плевать.

Главное, он действительно жив.

Ирграм осмотрелся.

От прежнего вместилища остались клочки ткани и знакомая пластина. Он наклонился, чтобы поднять её. И снова получилось далеко не с первого раза. Пальцам не хватало плотности, и пластина проскальзывала. Впрочем, тело вновь подстроилось под потребности.

Холодная.

И пустая.

Что бы в ней ни было, оно ушло. Впрочем, Ирграм все одно не стал выбрасывать. Покопавшись в обрывках ткани, он отыскал и вторую. Подержал в руках. Задумался.

А потом прижал ладони к животу. К тому, что было животом. Пластины провалились под кожу, но остальное, более плотное тело, удержало их. Ирграм ощутил, как возникают внутри него те самые тончайшие нити, как опутывают эти пластины, а потом, повинуясь его воле, расползаются, создавая такой знакомый, изученный узор костей.

Хорошо.

Очень хорошо.

Нити всяко лучше, чем пыль.

А дальше что?

Оглядевшись, Ирграм понял, что находится не в пещере, как ему показалось, но в глубоком тоннеле с гладкими стенами.

Очередное произведение Древних?

Пускай.

Главное, что он ощущал и этот тоннель, и другой, расположенный дальше, и кажется, источник силы там, далеко впереди. Отлично.

Он сделал шаг.

Второй.

К десятому Ирграм почти научился идти без риска рассыпаться, а на сотом все-таки устал, а потом позволил телу измениться. Внутренняя часть его оставалась плотной, сохраняя нити-связи, в центре которых таились пластины, а вот наружная расползлась облаком. И это облако оказалось куда более подвижным.

Ирграм не знал, сколько времени минуло, прежде чем он добрался до места, где нынешний тоннель врезался в другой. Этот был много больше. Потолок его вовсе скрывался в сумраке, хотя новое зрение Ирграма странным образом позволяло оценить и высоту, и гладкость стен. Впрочем, интересны были не стены. Дорога.

Широкие борта из того же гладкого, не поддающегося времени металла. Узкая колея. И металлическая струна, толщиной в человеческую руку, протянутая над ней. Облако пыли, созданное Ирграмом, спустилось, но коснуться этой колеи он не рискнул.

То, чем он был сейчас, явно чувствовало силу, скрытую внутри. И пусть сама по себе сила не была бы лишней, но… нет.

Опасно.

Ирграм с сожалением вернул облако и задумался.

Отступить?

Он не чувствовал больше обязательств, словно бы клятвы, связавшие его с мелкой мешекской пакостницей, ушли. Может, так оно и было. А значит, ничто не держало Ирграма здесь.

Он вполне может оставить высокую честь спасения мира людям.

Уйти.

Выбраться.

И затеряться. С его новым телом, с новыми способностями затеряться будет легко. А там, во внешнем мире, ему хватит еды. И силы… другой. Безопасной.

Но все же…

Там, впереди, ощущалось нечто, что манило Ирграма. И пластины внутри него, почувствовав близость к источнику, задрожали, завибрировали.