— Что?

— Надень.

— Ты сказал, что это меня убьет, — заметил Верховный.

— Возможно, попытайся ты достигнуть полного слияния, но полное пока не нужно. Попробую оперировать без включения тебя в систему.

Не слишком успокоило уверение.

— Контакт с тобой позволит четче уловить направление…

— Нет, — подумав, Верховный покачал головой. — Так говори. Куда идти. Если я правильно понял, то чем ближе мы будем, тем ты явнее будешь чувствовать? Как пламя становится ярче по мере приближения.

— Люди всегда отличались склонностью описывать процессы ассоциативно.

Верховный промолчал.

А Маска скомандовала.

— Ладно. А то еще и вправду помрешь раньше времени. Прямо.

Верховный подчинился.

Он сумел выбраться из переулка. Даже улицу узнал, конечно, это улица Трех лилий, не самая большая, но вполне приличная. А вот ведет она к Дороге Цапли, которую в народе именуют Императорской.

Но чем ближе подходил Верховный, тем сильнее становился запах дыма.

К нему добавились иные, весьма тревожные.

Крики… крики усилились.

И вот дом, объятый пламенем. Толпа какая-то. Что бы ни происходило, оно явно происходило без согласия на то хозяев дома.

Домов…

Завоняло кровью.

— Господин, — Акти первым остановился. — Вперед идти небезопасно.

Это Верховный и сам чувствует.

Раздался грохот.

И тонкий бьющий по нервам вопль. А из распахнутых окон дома полыхнуло пламенем и жаром.

Он попятился.

Возможно, будь Верховный чуть более удачлив, у них получилось бы отступить. И уйти незаметно, благо, на первый взгляд улица казалась совсем пустой. Он даже развернулся было, но…

Что он может сделать?

Там, где люди почуяли запах крови и чужой слабости? Он не воин. Он лишь старик и…

— Иди уже куда-нибудь, — устало произнесла Маска. — Одно отрадно, что люди не меняются со временем.

И это было отнюдь не похвалой.

Верховный сделал шаг.

— Ты… можешь их остановить?

— Кого?

— Тех, кто… там… рабы взбунтовались, наверное. Или городское отребье. Или…

Или кто-то из тех, кто бывал уже в доме, гостем, кто называл себя другом, а может, просто следил издали, не приближаясь, решил, что грешно будет упустить момент столь удобный.

Верховный стиснул зубы.

— Я мало на что способен. Без носителя.

— А если я…

Это лишь один дом. А их множество во всем городе. И нынешней ночью загорятся… сколько? Десятки? Сотни? Нет, вряд ли много, ибо страх перед возмездием еще жив. И уже к рассвету бунты подавят.

Или нет?

Владыка Копий стянет войска к Императорскому дворцу.

И врата закроет. Выставит стражу на стенах. Сделает все, чтобы защитить ту, которая…

Верховный потер лоб.

А уже завтра, убедившись с безнаказанности, ошалевшая от крови и страха толпа, выплеснется на улицы. И тогда полыхнет весь город.

Но что сделает маска?

И не выйдет ли, что Верховный разменяет свою жизнь на пустую надежду, как бедняк случайно попавший в руки золотой на привычную звонкую медяшку?

Второй крик был полон отчаяния.

И Верховный вытащил маску, отер зачем-то краем плаща.

— Господин…

— Кстати, как вариант. Парень молод и полон сил…

А еще его привел Владыка Копий. И пусть Акти полезен, но это не значит, что Верховный готов ему верить. Поверхность маски была теплой. И Верховный прижал её обеими руками к лицу. Закрыл глаза, ожидая боли. И боль пришла, впрочем, была она далека от той, прошлой, которую он ощутил в прошлый раз.

Скорее уж заныла, немея, кожа. И он утратил возможность шевелить губами. На долю мгновенья перехватило дыхание.

— Потерпи, — теперь в голосе Маски почудилось сочувствие. — Первичные каналы проложены очень грубо. Я постараюсь исправить, но потребуется время.

Времени не было.

Из раскрытых ворот вывалились люди. Дюжины две. С факелами, с какими-то палками, причем на некоторых виднелось что-то круглое знакомое с виду.

Головы.

Вон та, с длинными волосами, явно женская… а те две, которые меньше…

— Господин, — Акти тронул за руку. — Надо уходить, господин… эти люди опасны. Если они нас заметят.

Вопль, что сотряс ночь в очередной раз, явно показал, что их все-таки заметили.

Люди остановились.

Если Верховного убьют, а вряд ли те, кто направлялся к нему, имели иные намерения, эта смерть будет очень глупой.

— Господин, — в голосе Акти звучало отчаяние.

Бежать поздно.

Он не так хорошо бегает. И стало быть… Верховный сделал шаг навстречу этим… кто они? Грязные, покрытые чем-то темным. Кровью? И пеплом, кажется. Или песком. Или чем-то еще.

Взгляд прямой.

Спокойный.

И они чувствуют это.

— Дай мне пару мгновений, — Маска что-то делает, с телом Верховного, с собою ли… не важно. Рука наливается ноющей болью, но это тоже не имеет значения.

Верховный замедлил шаг.

Как и те, кто шел навстречу. Отметил, что Акти не сбежал. Мог бы. Он мелок и ничтожен, и вряд ли кто-то стал бы искать. А уж чего проще, затеряться в сумраке улиц. Но нет. Остался.

Хороший мальчик.

Жаль, если убьют. Хотя где одна глупая смерть, там и две.

Из толпы выдвинулся человек. Был он огромен. Кожа его отливала той характерной чернотой, что свидетельствует о южной крови. Круглая голова, покрытая шрамами, почти утопала в бугрящихся мышцах плеч. Она казалась вдавленной, и плоская со вмятиной макушка навевала на мысли, что когда-то на этого великана упало дерево.

Или кто-то по недомыслию огрел его дубиной.

Великан остался жив, но…

Кто взял его в дом?

Безгубый рот.

И оскал. Зубы подпилены. Левого клыка не хватает. Грудь и руки тоже покрыты шрамами, но эти нанесены явно специально, и складываются сложным узором акульей чешуи.

— Ты смел, — а вот говорит великан чисто.

И стало быть, или давно живет в городе, или вовсе появился на свет тут.

— Золото? — он прищурился. — Отдай, и останешься жив.

— Как тебя зовут, человек?

— А тебе что за дело?

— Зачем ты убил их? — Верховный указал на головы.

Незнакомые… мужчина. И еще один. Двое — помоложе, сыновья? Женщина. И две детские.

— Потому что мог.

— И только?

— А тебе какое дело?

— Хочу понять, чем заслужили они…

— Да двинь ты ему, Зах! — из толпы высунулся еще один человек, узколицый, бледный и с нервным лицом, которое то и дело сводила судорога. — Хватит болтать!

— Помолчи, — великан выставил руку. — Ты хочешь знать, чем заслужили они… а чем заслужил я плеть?

Он чуть склонил голову, и Верховный увидел свежие раны, еще сочащиеся кровью и гноем.

— Тем ли, что пал на колени перед хозяином, умоляя пощадить жену? А её вина? В том ли, что не доглядела за дитем и оно коленку расшибло? Это со всеми детьми случается. А её…

Лик великана потемнел.

— И поэтому вы убили и детей тоже?

— Это… — он махнул огромною рукой. — Не я… я не велел… но люди… люди порой такие…

— Нелюди, — заключил Верховный. — Твои гнев и боль утихли?

— Немного. Он не был плохим хозяином. Так мне казалось. А ты… тебя я не трону. Отдай золото и иди себе с миром.

— Зачем тебе золото?

Верховному и вправду было интересно.

— Не знаю, — чуть подумав, сказал великан. — Мир того и гляди погибнет, да мы сдохнем раньше. Пусть хоть недолго побудем…

Он не успел договорить, покачнулся вдруг, обернулся и на уродливом его лице мелькнуло удивление, сменившееся гневом.

— Ах ты… — он попытался дотянуться до того, другого, который медленно отступал, не выпуская, правда, ножа из руки. И великан попытался было заткнуть рукой пробитую почку.

Он был очень силен, этот человек, если все еще держался на ногах.

Он был силен и свиреп.

И все-таки по-детски наивен. И когда колени его подломились, тот, другой, закричал:

— Смерть! Боги видят…

Он выкинул руку с окровавленным ножом к небесам. А Маска тихо сказала:

— Да, и вправду здесь ничего не меняется. А теперь постарайся не мешать.