Владыка явился в праздничных одеждах, разве что головной убор из перьев снял, но золотые ленты украшали темные волосы его.
Как золотая краска — щеки и лоб.
Снова золото.
Много золота.
— Вы живы, — сказал он, озираясь.
— Я отослал его, — Верховный указал на кресло. — Хороший мальчик. Я благодарен вам за дар, столь ценный…
— Рад услужить. И рад, что вы живы… я честно, понятия не имел, что она вот так… и она действительно…
— Действительно, — Верховный прижал руку к груди. Пусть скрытая под одеждой, но кожа отозвалась на прикосновение теплом. — Она вытащила сердце из того… наемника. И отдала мне. И теперь оно мое. А что, кто-то не поверил?
— Всегда находится кто-то, кто не верит, — Владыка покачал головой и подхватил из вазы горсть орешков. — Я сам видел… и сейчас, и раньше, когда она… вернула моего мальчика. Но все одно это слишком… слишком, чтобы принять. Вот и люди будут искать иного объяснения. Понятного.
— Они ждали чуда. А когда то случилось, чудо оказалось чересчур чудесным? — не удержался Верховный.
— Именно. По городу уже идут слухи, что все это — работа мага, что он создал эту… — Владыка щелкнул пальцами. — Иллюзию. И на самом деле невозможно взять сердце одного, чтобы отдать другому. К счастью, эти голоса слабы.
— Пока слабы.
— Пока, — согласился он и замолчал.
— Яотл, — Верховный понял, чего от него ждут. — Я назову его имя. Утром. Я поднимусь на вершину. И он пойдет со мной. А когда мы совершим то, что должно, и спустимся, я назову его имя.
По тени, что мелькнула в глазах Владыки, Верховный понял: доволен.
Несказанно.
И не был ли этот выбор, Верховному предоставленный, иллюзией? Те двое, они явно глупее, слабее и в целом не слишком к себе располагают. Хотя… даже если так, то какая разница?
— Я рад, что вы не утратили благоразумия.
Верховный позволил себе улыбку.
— Иногда ничего, кроме благоразумия не остается. Как она?
— Устала. Ушла к себе. Ксочитл говорит, что расстроена, хотя все прошло неплохо. Я позабочусь, чтобы все узнали о чуде. Но этого недостаточно. Совет продолжает сомневаться, но я велел скупать все зерно, которое будет. Но…
— Деньги?
— Цены высоки. И меньше не станут.
Сбор урожая идет, но…урожай будет скуден.
— Храм присоединиться к благому делу. Хранилища храма глубоки. Я прикажу заполнять их. Все дары, которые могут храниться, будут храниться. А золото… золото хорошо, когда способно принести пользу. Соль нужна.
— Соль?
Верховный поднялся и поманил Владыку Копий за собой. В кабинете его царил некоторый беспорядок, впрочем, привычный и даже успокаивающий. И нужный свиток, из тех, новых, принесенных из Хранилища, Верховный отыскал без труда.
Он протянул его Владыке копий, который слегка поморщился. Читать он умел, ибо происходил из рода древнего и благородного, но не любил.
Воины не любят читать.
Даже будто бы опасаются. Верховный слышал, что есть средь них презабавное суеверие, будто излишняя грамотность лишает сил. Но, признаться, не больно верил.
— Что там?
— Описание прошлой катастрофы.
— Падающие звезды и огненный дождь?
— Небо, которое сотрясалось от божественного гнева, и длилось это не минуты и даже не часы. Звезды, что устремились к земле, прихватив с собой пламя разбившегося солнца. Огонь, который вспыхивал повсюду. И следом — серый пепел сгоревших людей, поднявшийся к небесам.
— И что?
— И то, что наступили годы мрака и голода.
— А при чем тут соль?
— Скотину надо бить, а мясо солить, — Верховный вернул свиток. — Пока она не начала дохнуть сама. Сушеное мясо и жир могут храниться долго. Может, не на десятилетия, но годы — вполне…
…и не на всех, но хватит, чтобы пережить время мрака.
Там, внизу.
Верховный велел отыскать рабов, которых отправили в Храм, и ныне собирался спуститься в заброшенный уже город.
Изучить.
Понять, сколь велик этот город. И скольких он сможет вместить?
Ничтожно мало, но ведь… хоть кто-то уцелеет. Если не случится чуда. А оно… Верховный погладил грудь.
— Плохо? — встрепенулся Владыка Копий. — Вам сейчас нельзя умирать.
— Почему?
— Потому что тогда слухи пойдут, что она виновата в вашей смерти. Так что не вздумайте.
— Все хорошо, — Верховный поспешил успокоить. — Умирать я точно не собираюсь. Зерно скупайте. Но потихоньку, исподволь. Если кто-то узнает… рано или поздно узнают, конечно, но все одно лучше бы позднее. Цены взлетят. Начнется паника… так что потихоньку. Зерно и скот. Соль. Следует подумать, что еще…
— Город надо восстановить, там, внизу.
Следовательно, не только Верховный думал о нем.
— И тоже тайно, — уточнил он. — Город…
— Невелик.
— Именно.
— Если все пойдет так, как тут сказано, — Владыка копий указал на свиток. — Многие пожелают попасть в него.
— Потому нужно что-то… кто-то… как-то… — Верховный опустился в кресло. — Сперва понять, сколькие смогут там жить. Не пересидеть день-другой, а именно жить. После… старики останутся наверху. Вниз должны идти те, кто молод. Те, кто способен дать новую жизнь. И возродить все.
— И ты останешься?
— Да.
— Не боишься?
— Не знаю, — Верховный поглядел на руки, убедившись, что не примерещился ему золотой отлив кожи. — Боюсь боли. Мучений боюсь. Я все же живой человек. А смерти… смерти нет. Я уже давно должен был умереть, так чего уж.
Владыка копий молчал. Долго.
— Я… признаться презирал жрецов. Полагал бесполезными. Трусливыми. Бестолковыми… что ж, средь вас есть те, в ком живет дух воина.
Наверное, это было лестью.
И Верховный поклонился, благодаря за похвалу. А когда Владыка ушел, он снова вернулся к бумагам. Свитки… их оказалось довольно много, частью уцелевших с тех давних времен, но все же в большинстве своем восстановленных, переписанных умелыми руками рабов.
И не только слова.
Он сдвинул в сторону основную гору. И какие-то упали, покатились прочь, но Верховный только чуть поморщился.
Где же…
Вот. Пергамент свежий, тонко пахнет краской. И стало быть, старый раб исполнил его просьбу. Пальцы развернули свиток.
Взгляд скользнул по рисунку, который отличался от прочих. Прямые тонкие линии, которые перекрещивались, создавая нечто, с первого взгляда совершенно бестолковое. Перекрестья, какие-то завитушки, пятна. Но если приглядеться…
Маска?
Лик?
И тонкие иглы, в него то ли входящие, то ли исходящие. Их можно было бы принять за свет, порой рисуют его так, но капли краски на конце каждой иглы — это не невнимательность, скорее напротив. Тот, кто создал этот рисунок, был на диво скрупулезен.
А знаки?
Слева и справа. Увы, непонятные. И все это вместе походило все на ту машину Древних, которую Верховному так и не удалось оживить. Он прикрыл глаза, вызывая в памяти образ.
Старик.
Кресло.
И те же… иглы? Нечто иное?
Оно явно сочетается с маской, как-то связано с нею, но как?
— Господин? — Акти заглянул в кабинет. — Господин, вам бы отдохнуть.
— Да, несомненно, — Верховный свиток свернул. — Отдых не помешает… и позови… хотя нет, не стоит. Или все же? Не стоит. Потом.
Он вышел из кабинета сам, уже не нуждаясь в опоре. Новое сердце работало исправно. И сам Верховный чувствовал себя много лучше.
Поверят в это чудо?
Нет?
Не имеет значения. Главное, что ныне у него довольно сил, чтобы заняться делами. И в первую очередь городом. Городом, о котором знают пока немногие, но и этого довольно, чтобы поползли слухи. А когда все станет… плохо, то о городе заговорят.
Более того, многие захотят оказаться там, внизу.
Получить шанс.
И будут готовы взять его силой. Это тоже стоит учесть.
— Господин, я взял на себя смелость принести рыбного супа, — Акти помог улечься. — Он густой и сытный…
Пока.
Пока Верховный может позволить себе рыбный суп. И не только он. Но скоро все изменится… очень скоро… рыбу тоже надо скупать. И сушить. Сушеная рыба — пища рабов, но что-то подсказывало, что скоро она станет изысканным блюдом. Как и рыбный суп. Мысль эта не отпускала ни сейчас, ни во сне, в который он провалился. Там, в этом сне, ему удалось сохранить на губах сладковатый вкус похлебки, щедро сдобренной молодым луком и травами.