- Ты в сознании, - сказал Алеф, остановившись в шаге. – Истощен. Изранен. Говорить пока не можешь.
- Нет.
- Можешь? Ты куда более вынослив. Ирграм, напои его. Вот, три капли на стакан. Через час повторишь. И каждый час.
- С-з…бтлив… вый.
- Мне бы не хотелось потерять тебя раньше времени, - это было сказано сухо и даже равнодушно. – Поверь, я не испытываю по отношению к тебе или к Миаре негативных эмоций.
Верить было легко.
Винченцо вообще любил волшебные истории.
Голову чуть приподняли.
- Надеюсь, ты не станешь капризничать? – осведомился Алеф. – Укрепляющий раствор поможет тебе стабилизироваться.
Винченцо послушно сделал глоток. Знакомая горечь. И это странным образом примирило с ситуацией.
- В твоем нынешнем состоянии есть свои преимущества.
Заскрипело дерево. Стул? Брат сел. И позу принял любимую. Наверняка. Плечи чуть вперед, спина выгибается некрасивым горбом. Локти упираются в подлокотники, чтобы сцепленные вместе руки касались подбородка.
- Ты выслушаешь меня. А потом подумаешь над сказанным.
Как будто у Винченцо есть выбор.
- И будем надеяться, что ты придешь к тем же выводам, что и я.
- Н-нет?
- В противном случае, мне придется прибегнуть к иным методам убеждения. А я все же предпочитаю добиваться добровольного сотрудничества. Приподними ему голову и промой глаза. Не видишь, кровь спеклась.
Голову приподняли. А лица вновь коснулась мокрая тряпка. Затем чьи-то пальцы осторожно потянули веки, разрывая их, сросшихся друг с другом. И Винченцо едва не ослеп.
- Правое глазное яблоко повреждено, господин, - доложил тот же тихий и знакомый голос. – Стекловидное тело пробито.
- Ничего страшного, - Алеф наверняка приподнялся. – Восстановится.
Белый.
Так много белого. Яркого. Этот цвет вызывает тошноту, и Винченцо несколько мгновений борется и с ней, и с собственной слабостью.
- К сожалению, отец решил, что я ошибся.
- Н-нет?
- Я никогда не ошибаюсь, - теперь в голосе прозвучало эхо раздражения. – А он не пожелал даже проверить мои выкладки. Решил, что я преувеличиваю. Поэтому я вынужден был позволить Миаре убить его. И да, это я потребовал выслать вас.
Свет перед глазами расплывался, выплевывая одно цветовое пятно за другим. Пятна эти плыли, мерцали, складываясь в уродливые размытые картины.
Алеф.
Алеф нисколько не изменился с прошлой встречи. Разве что одежда его несколько измята, а на рукавах – пятна. Он не взял с собой жен, которые бы позаботились об одежде. А слуги слишком бояться, чтобы тревожить хозяина из-за такой мелочи, как пятна.
- Надо же, - Алеф наклонился и вытянул руку. – Смотри на мой палец… получается сфокусировать взгляд?
- Д-да.
- Отлично. Второй глаз, если не восстановится, пересадим. Это неприятно, но того стоит.
Алеф накрыл ладонью грудь. Вес его ладони показался невыносимым. Но ложь. Все-то Винченцо вынес.
- Но это позже.
- Нги…
- Добрый Ирграм позаботился о том, чтобы сложить осколки костей, но, говоря по правде, я не уверен, что из этого что-то да выйдет. Плоть слаба и уязвима. Возможно, ноги придется отнять.
Вин прикрыл глаза. Правый и вправду видел плохо. А левый жгло. И свет был таким ярким.
- Но ничего страшного. Ноги восстановить проще, чем глаза. Кости, мышцы, сосуды… сам должен понимать.
Винченцо понимал.
- Однако давай о деле. Ирграм, подойди, будь добр.
Тень встала рядом с Винченцо.
- Мне нужно, чтобы и ты это услышал.
Поклон.
- Кого-то придется отправить к Миаре, и лучше кого-нибудь, кто ей знаком. Она ведь упряма… все началось с той башни. Башни Звездочета. Помнишь?
- Да.
Сложно забыть.
Древние.
И башня. Как рассказать о том, чего сам не понимаешь. Гладкий металл… сколько времени прошло? А он все одно гладкий, словно и не металл – стекло. Ни пятнышка ржавчины. Да что там о ржавчине говорить, когда самый острый нож не оставляет на этом металле следа.
И не только нож.
Огонь.
Кислоты. И даже желчь пустынного змея, который песок переваривает. Башня оставалась сияющей и недоступной.
Не слишком высокая. Широкая снизу, кверху она сужалась, выпуская короткие то ли крылья, то ли сети, правда, сплетенные из того же металла. Порой в сетях появлялись шары. Сперва крохотные, словно капли, они имели обыкновение расти, пока не становились величиною с голову человека. А после этого просто исчезали.
В башню пытались заглянуть многие.
Но только Алефу она открылась.
И он вошел.
Не один, отнюдь. Отец тоже присутствовал. И Винченцо. Великая честь. Или скорее уж необходимость. Отец не мог не приглядывать за Алефом, как не мог и позволить Теону оказаться там же, где и он. Кто знает, что ждало их в башне?
Род не должен осиротеть.
- Я открыл её на месяц раньше, чем сказал отцу, - признался Алеф. И узкие тонкие руки его дернулись. – Я знал, что он не позволит мне войти самому. А затем просто уничтожит все, что там отыщет.
- Он…
- Он полагал, что хранилище рода Ульграх – самое надежное место для сокровищ. А все ведь рассчитывали, что в башне найдутся сокровища.
К слову, отец тоже не сказал остальным, что был там.
О да, он устроил очередное великое представление, собрав членов Совета. И Алеф показательно отворил дверь в башню, после чего её официально объявили вскрытой.
- Мне нужно было увидеть то, что находится там, в естественных условиях. Я хотел понять, как оно работает. Она, - уточнил Алеф. – Мы мало знаем о Древних.
И он хотел узнать больше.
Любопытный.
Всегда любопытный. Болезненно. И порой это любопытство превращалось в одержимость.
- И я склонен полагать, что это не случайность. Совет приложил много усилий, чтобы до нас дошли лишь жалкие обрывки тех знаний, - это уже было сказано с раздражением. – Я не понимаю, для чего это было сделано. Вероятно, из страха. Даже те крохи, которыми мы ныне располагаем, позволяют создавать воистину разрушительные заклятья. Хотя да, они сложны. Но опять же, мне кажется, что эта сложность – искусственного происхождения, что она идет от нашего непонимания. Мы подобны дикарям, которые пытаются сотворить чудо из говна и палок.
Резковато.
Но ведь похоже на правду. Этак еще немного и Винченцо проникнется. Особенно, если второй глаз видеть начнет. И ноги не отрежут. Отрезанные ноги как-то плохо способствуют взаимопониманию.
- Ч-што… т-там… бло?
Тряпка вновь коснулась губ, и капли проскользнули в горло. Ирграм держался в стороне, но о деле не забывал. Что-то с ним не то.
Впрочем, тут со всеми что-то и не то.
- Самое интересное, что ничего-то, кроме того, что ты видел. Я оставил её в том виде, в котором башня предстала передо мной.
Пролеты.
Узкая лестница из того же металла. Металл казался тонким и ненадежным. И лестница, подвешенная на нитях из него, казалось, парила в воздухе. Она походила на гигантскую серебряную змею.
А внутреннюю поверхность башни покрывала чешуя серебристых пластин.
Их оказалось много.
Настолько много, что потом, позже, их вывозили почти год, честно разделив между родами. Хотя, кажется, никто не обрадовался.
Все-таки пластины – это не то, на что отец надеялся.
- Помнишь, мы вынесли шар?
Стеклянный на подставке из проволоки. Из той же, что держала лестницу. Шар был крупным, с голову человека, а проволока почти невесомой.
И нести пришлось осторожно. А Винченцо не отпускала мысль, что шар вот-вот выскользнет.
- Это устройство для чтения. Вернее не совсем. Пластины – источник информации. Их нужно расположить определенным образом, активировать, и тогда шар покажет.
- Ч-што?
- А вот тут как повезет. Честно говоря, я так и не понял, каким образом они различали их. Иногда открываются какие-то знаки. Чертежи. Иногда – картинки. Некоторые даже двигались. Это завораживало. Порой ничего не происходило, возможно, пластины были повреждены. Я увидел наш город с высоты птичьего полета. И даже не понял, что это другой город, такой, каковым он был около двадцати лет тому. Около сотни. И двух сотен. Картинки менялись. Пусть не сразу, но я разобрался, научился не то, чтобы управлять этим аппаратом полностью. Ты знаешь, что за две сотни лет очертания города почти не изменились?