Клетка.
Узкая. Тесная. Для животных. Для очень опасных животных, ибо прутья клетки толсты и стоят часто. Сквозь такие и руку не просунешь. Ирграм пробовал.
И руку.
И замок ковырять когтем. Не получалось. На металле оставались царапины, и это весьма забавляло хозяина.
Ублюдок.
- Не злись, мой друг, - сказал Господин тогда, коснувшись, и прикосновение подарило боль, а с ней и забвение. Сквозь него Ирграм услышал: - Эти двое – моя собственность. Позаботься, чтобы их кормили. И хорошо.
Их кормили.
Трижды в день. Приносили сухие лепешки, кашу и воду. Еду оставляли в специальном коробе. Когда-то Ирграм так кормил хищников. А теперь его самого полагали хищником.
И это злило.
А еще злило, что жрец, которого заперли в соседней клетке, был спокоен.
- Она знает, - сказал он в первый же вечер, после чего сел, скрестив ноги, и погрузился в этот свой полусон, из которого выпадал лишь когда приносили еду.
От еды он не отказывался.
А водой умудрялся отирать и тело. Ирграм пил. А вот еда застревала в горле. И это не осталось незамеченным.
- Мне сказали, ты решил голодать, - Хозяин явился под вечер. Он редко покидал палатку, то ли занят был, то ли опасался, что увидят раньше срока.
- Нет, господин.
- Ты злишься на меня?
- Нет, господин, - Ирграм подавил ярость, что клокотала в душе. – Я предан вам и роду.
- Ты изменился. Физически. Я помню тебя прежнего. И нынешний мне интересен. Но сейчас у меня нет времени разбираться, что не так. Поэтому просто скажи, что тебе нужно.
- Отпустите, господин.
- Мы оба понимаем, что эта просьба не разумна, - его разглядывали с холодным интересом, в котором ясно читалось то неприглядное будущее, которое ожидало Ирграма. – Что ты ешь?
- Мясо. Сырое.
- Даже так? Хорошо. Я передам. Тебе принесут сырое мясо. Будь добр, не упрямься. В противном случае тебя будут кормить силой. Ты ведь знаешь, как это происходит.
В том и беда, что Ирграм действительно знал.
- А… он? – рискнул он задать вопрос.
- Мне никогда еще не случалось работать с мешеками. К тому же мне интересно, как они это проделали с тобой. Думаю, нам найдется, о чем поговорить.
И он ушел.
А Ирграм остался. Он заметался по клетке, пару раз даже дернул прутья, без особой надежды. Подобные клетки выдерживали ярость подгорных троллей, что уж говорить о человеке.
Даже если он не совсем человек.
- Ты и будешь вот так сидеть?! – и не имея никого более, Ирграм обратил свой гнев на жреца, который по-прежнему был отвратительно спокоен. – Знаешь, что он с нами сделает? Нет, не здесь. Он увезет нас в Город. А потом разрежет на куски. На малюсенькие кусочки. Он с детства отличался нездоровой любознательностью, мой господин.
Эти слова он выплюнул.
- Вы обещали, что освободите меня от клятв! Ваш проклятый Верховный! И я поверил! Я, наивный, взял и поверил, что это возможно!
- Возможно, - жрец приоткрыл глаза и уставился на Ирграма. – Успокойся. Сядь. Еще не время для гнева.
- А для него есть время?
- Само собой. Гнев тоже способен принести пользу.
- Ну если так, - Ирграм ударил по прутьям, но те не дрогнули. И гнев ушел, осталось лишь безнадежность. Он опустился на пол и сказал: - Тебе не страшно?
- Все в руках богов.
- Это у вас там. В городе богов нет. Там только маги… ублюдочные свихнувшиеся маги.
- Ты и сам маг.
- Я уже не знаю, кто я, - он обнял себя и начал раскачиваться. Влево и вправо. Вправо и влево. Странным образом это успокаивало. – Город… он город. Есть башни магов. Великие рода. Основатели. Те, кого боги и Древние одарили силой. Те, кто сумел эту силу сберечь и преумножить. Они стоят над прочими и правят городом. Мудро.
Из горла вырвался смешок.
- Есть те, кто служит великим родам. Верно. В надежде, что когда-нибудь и им повезет урвать кусок этой власти и силы.
Жрец слушал.
Очень внимательно. А Ирграм говорил. Становилось легче.
- Когда-то давно, когда город лишь возник. А некоторые полагают, что возник он не сам собою, что еще когда был основан Древними. И как знать, сколько в том правды. Не важно. Главное, что именно тогда, во времена незапамятные он и был принят. Кодекс. Великий Кодекс. Кодекс, не дающий магам вцепиться друг другу в глотку.
Ирграм заставил себя замереть, но тогда к горлу вновь подкатила ярость, смешанная со страхом. Нет. Если раскачивания эти помогут, то пускай. Все одно здесь нет никого, кроме жреца. Клетки укрыты в шатре. Правда, стенки его тонки, и этот разговор могут подслушать. Скорее всего слушают, ибо Господин весьма предусмотрителен, но и пускай. Ничего нового этот ублюдок не узнает.
- Все маги равны. Так там написано. Все маги свободны.
- Разве подобное возможно? – жрец вновь поглядел на Ирграма, и столько терпения было во взгляде его, столько спокойствия, что стало невыносимо стыдно за собственную несдержанность. – Свобода для всех в равной степени недостижима. Свобода вовсе недостижима, ибо даже Император не свободен. Никто не свободен.
- И ты?
- Надо мной мой долг. И слово. И служение. Закон. Верховный. Император.
- Тяжко от всего этого.
Жрец лишь пожал плечами.
- Путь чести всегда непрост.
Честь… очередная игрушка… нет её. И свободы тоже нет. Истинная правда. Но надо говорить. Речь позволяет сдержать ярость, а она пугает Ирграма. Есть что-то донельзя животное в его желании броситься на прутья и грызть их.
- На самом деле городу нужны маги. Те, которые послабее, попроще. Те, кто возьмут на себя разного рода дела. Кто будет обеспечивать существование башен. Потому и существуют школы магов. И дар… когда во мне открылся дар, я обрадовался. Это ведь шанс! О нем все мечтают. А у меня вот… и меня приняли. В школу. Учили. Я учился. Я старался. Я верил, что когда-нибудь тоже стану Магистром. Или хотя бы Мастером. И башню возведу. И может, осную свой собственный род. Пусть не Великий, ибо это невозможно, но все одно он войдет в Совет. А это ведь много. Да, да, много…
Его речь стала неразборчива и Ирграм помотал головой. Во рту было сухо. И воды осталось на донышке фляги. Конечно, принесут еще. Господин ведь желает, чтобы его игрушки добрались до города живой. И позаботится о том.
- И прецеденты есть. Иногда кто-то оказывается достаточно уперт и полезен, чтобы ему позволили. Жить. Работать. И платить налоги. О да, да… налоги городу. И Великим родам. Ведь они заботятся о нас всех.
Теперь он рассмеялся. Горько было. Тошно.
- Я показывал неплохие результаты. Но оказалось, что я, пусть и одарен, но бесталанен. Совершенно бесталанен. Я способен повторить чужое заклятье. Выучить. Использовать. Одно, два… десять. Но свое? Создать что-то? Нет, это не то… к тому же трусоват, как видишь. И в целом никчемен.
- Ты слишком строг к себе, друг мой.
- Друг? Ты серьезно?
Жрец чуть склонил голову.
- Друг, - сколько можно смеяться, пока не заболит горло? Не так и много. Да и смех этот неправильный. Он обрывается сам собой. – Я оказался достаточно умен, чтобы понять, что не выживу один. И когда мне сделали предложение, я с радостью согласился. Как же… служить Великому роду. Это ли не честь? Тем более, они оказались весьма… добры. Так мне казалось. Мне предоставили свои покои… в школе я жил в комнате еще с шестью учениками, но и это было больше, чем имелось у меня дома. Но свои покои… одежды… деньги. Много денег. Тогда я понятия не имел, что такое по-настоящему много денег. Меня стали учить. Во благо рода. И я почти возомнил себя незаменимым.
- Но ты прозрел.
- О да и очень скоро. Оказалось, что башни прекрасны только снаружи. А внутри них сокрыто столько дерьма… вся гильдия золотарей не вывезет.
Ирграм пожевал губу.
Он успокаивался. Он не знал, как надолго это спокойствие, но оно было, что хорошо. И получилось даже сесть, копируя позу жреца. Правда, она оказалась на диво неудобной, но Ирграм терпел. Он положил руки на растопыренные колени.