И жареное мясо, которое поднес мальчишка-раб не способно было утолить его.

Но Верховный взял кусок и положил на лепешку. И мясо, и лепешка, и даже острый красный соус показались вдруг нестерпимо пресными.

— Тебе нужно запить, — Император протянул собственный кубок.

Высочайшая милость.

И… запах крови шибает в ноздри, заставляя желудок мучительно сжаться. Руки дрожат. И рот наполняется слюной, предвкушая первый глоток.

— Пей, — Император наблюдает. — Все.

— Это…

— Кровь девицы. У девиц она более сладкая. У женщин пряная. У мужчин отдает мускусом, но если смешать, можно получить вовсе удивительный букет.

Рука дрогнула, но чашу не уронила.

Кровь и вправду оказалась упоительно сладкой. И Верховный допил. До дна. И с трудом удержался, чтобы не слизать тягучие капли со стенок чаши.

— Чем я стал?

— Существом, которому дарована была жизнь, по его просьбе, — Император откинулся на подушки, и ему поднесли еще одну чашу. — Ты принял на себя частицу благословения.

Благословения ли?

Верховный и жертвенное мясо пробовал до крайности редко, когда уж вовсе не выходило избежать этого. А теперь он выпил кровь.

Человеческую.

И выпил бы еще, если бы ему поднесли. И… и будет теперь искать крови, как… как кто?

— Я вижу ужас в твоих глазах, — маска смежила веки. — Люди не меняются. Оно и к лучшему.

Запах дурманил.

А взгляд всецело был прикован к этой, к новой чаше.

— Ты нашел мою дочь?

— Нет, — Верховный склонил голову. — Я получил письмо. Люди пересекли границы владений. Еще несколько дней, и они выйдут к городу, в котором есть рынок. И там уже узнают, кому продали дитя.

Верховный сжался, ожидая вспышку ярости, но Император чуть склонил голову, будто прислушиваясь к кому-то незримому, к тому, кто стоял за спиной.

— Хорошо, — сказал он все же.

За спиной стоял лишь раб с опахалом.

— Время еще есть.

Выдохнуть получилось.

А Император коснулся губами кубка. И золото потемнело, словно именно оно впитывало кровь. Где её берут? У кого?

И кто знает о том?

Вряд ли многие. Маска разумна. И не стала бы смущать умы людей.

— Но мало. Первая звезда, как мне сказали, сорвалась с небосвода. Нам следует поспешить.

— Отправить еще один отряд?

— Нет, — Император покачал головой. — Твои жрецы следят за небом?

— Вне всяких сомнений.

И карты обновляются каждую ночь, чтобы отправиться в великое хранилище, куда стоит наведаться и самому Верховному.

— Хорошо. Пусть соберут женщин.

— Каких? — переход был довольно резок, а тон изменился. Теперь Император говорил сухо.

— Тех, в ком есть кровь моих детей. Тебе передадут список. Мне и вправду стоит озаботиться восстановлением утраченного, ибо нынешнее вместилище силы моей столь слабо, что едва ли сумеет продержаться больше дюжины лет. А стало быть, нам нужно искать новое.

Верховный промолчал.

— Пусть те, чьи имена упомянуты в списке, явятся ко двору. Сообщи о высокой чести. И объяви, что на исходе месяца Звенящей листвы я буду играть свадьбу. Свадьбы.

Уточнение было не лишним.

— Благословенная кровь не должна иссякнуть, ибо солнце вот-вот достигнет края небес, а мир окажется на краю гибели.

Маска прикрыла глаза и махнула рукой.

— Иди.

Верховный не заставил повторять дважды. И уже оказавшись по ту сторону дверей, сумел смирить дрожь, что сотрясала все его тела. Во рту остался привкус крови.

На душе — смятение.

И странное чувство, что он совершил ошибку. Но… когда?

Он возвращался к себе, уже не пытаясь совладать с дрожью, что сотрясала слабое ничтожное тело его. И шел быстро, пожалуй, слишком быстро, ибо люди, что встречались на пути Верховного, спешили отступить. Они прижимались к стенам, не смея заступать дорогу, и Верховный чувствовал их страх.

Почему?

Почему они боятся его? Этот вопрос бился в висках, но ответа Верховный не находил. И лишь оказавшись в собственных покоях, Верховный сумел кое-как справиться с обуревавшими его эмоциями.

— Господин? — раб возник словно из-под земли. — Господин, маг-целитель нижайше просит о встрече с вами.

— Хорошо, — Верховный облизал сухие губы. — Я… буду рад принять его. В своем доме. Я отправлю кого-нибудь.

Рука вдруг окаменела, от локтя до кончиков пальцев. Она сделалась тяжела, словно и вправду была отлита из золота. и сердце, не способное справиться с этой тяжестью, заныло, засбоило.

Почудилось, что вот-вот он умрет.

И с этим чувством вернулся страх. Не сейчас. Не здесь. Не…

Онемение схлынуло. И сердце застучало вновь ровно. Спокойно. И пальцы зашевелились, но страх никуда не делся. Он, этот страх, остался там, в душе, в самой глубине печени. И Верховный с тоской подумал, что ему стоило бы умереть.

Там, в подземельях.

А теперь он не сумеет.

Он поднес руку к глазам, и пальцы дрогнули. Показалось, что еще немного и она, изуродованная золотом, вцепится ему в глотку.

Может, и вправду вцепится.

Маг явился ближе к вечеру. Он стал еще более худым и вид имел донельзя болезненный. Но Верховный чуял заключенную в этом уродливом теле силу. И сила манила. Сила представлялась почти столь же сладкой, как и кровь.

— Доброго вечера, — маг поклонился, стараясь быть почтительным. И Верховный ответил улыбкой.

— Он стал еще добрее, ибо ничто не украшает вечер так же, как добрый гость.

— Благодарю, — маг опустился на низкий стул.

— С тех пор, как дорогой наш друг покинул нас, отправившись навстречу своей госпоже, я испытываю печаль. И желаю, чтобы путь его был легок.

— Как и все мы, — маг пошевелил губами. Он явно хотел задать вопрос, однако не решался. И нервничал. Руки его, пальцы его пребывали в постоянном движении, в чем вновь же виделся признак беспокойства. Лоб прорезали морщины. Щеки чуть обвисли. А в глазах читалась усталость. — Куда на самом деле он уехал?

И прежде чем Верховный соизволил дать ответ, маг встал.

— Простите, но я должен понимать, что происходит. То я получаю письмо, в котором наш господин изволит гневаться. То сообщение, что господин скончался, а сын его более не видит смысла продолжать сотрудничество. Однако и приказа возвращаться нет!

Он взмахнул руками.

— Извините.

— Ничего.

— Я обыкновенный целитель. Не самый худший, но и не лучший. Я происхожу из тех, кого боги одарили лишь в первом поколении, но благодаря милости рода Ульграх я достиг многого. Но теперь я пребываю в растерянности!

— Чем я могу помочь?

— Ирграма велено убить. Но тот, кто приказал, не имеет права отдавать этот приказ. Тем паче, что он сам скончался.

— Случается.

— Именно. И я не сумел определить причину его смерти. А это… весьма необычно. Все здесь весьма необычно. Поймите, я не хочу ни с кем воевать! Я хочу жить. Просто жить. Заниматься любимым делом. Помогать людям. Разным людям. Я пишу труд о болезнях сердца, который, как мне представляется, будет интересен не только магам, но и обыкновенным врачевателям.

— Это весьма похвально!

— И я уж точно не способен никого убить. Я… слишком слаб и жалок для такого. Труслив. Пусть даже здесь это полагают недостатком. Не только здесь. Но такой уж я есть. И потому я хочу понять, как мне надлежит поступить в нынешней ситуации? Еще до меня доходят слухи. Престранные слухи. А Император… он превращается. В кого?

— В кого? — осторожно поинтересовался Верховный, подавшись чуть вперед.

— Не знаю, но это выглядит жутко.

Маг закрыл лицо руками.

— Наверное, я схожу с ума, если пришел со всем этим к вам. Но я и вправду… вчера исчез мой коллега. Он был магом, пусть и невеликой силы. Он вышел из своих покоев и не вернулся. Это уже третье исчезновение за последние десять дней.

Почему-то вспомнился вкус крови.

— Среди магов. Слуг… почти не осталось. И даже тот, чье тело я обнаружил, он был куплен здесь! И я сам бежал бы, если бы был шанс сбежать.