— В годы давние, когда мы еще искали свой путь и славу, случилось нам побывать в городе Ладеме. Это на юге. На берегу моря. Славный город. Красивый. Богатый. Там находился рынок, куда свозили рабов со всех окрестных земель. И однажды те восстали.

Такхвар потер шею.

— Они заполонили Ладем, и кровь потекла по улицам его. Много крови.

— До того было меньше? — уточнил Миха.

— Как знать. Нас наняли подавить восстание. И вернуть порядок. На это потребовалось время.

Старик смолк и тихо добавил:

— Кровь тоже.

— А потом? — Джер привстал на локте. — Что потом?

— Нам хорошо заплатили. Ладем стоит по сей день. Оттуда везут соль и перец, драгоценный южный орех, куркуму и корицу, краски.

— И рабов?

— И рабов, — согласился Такхвар. — Но мой брат все же предпочитает иметь дело с вольными людьми. Рабов в замке мало.

— Это точно. Даг как-то хотел прикупить себе девку. Красивую, — Джер подавил зевок. — Отец его обругал. И даже побил. Сказал, что глупо тратить на девку столько, сколько стоит хороший жеребец. Даже если красивую.

Он почесал впалый живот и пожаловался.

— Есть хочется.

И поглядел на Миху.

— Сколько?

— Чего? — не понял мальчишка.

— Стоит. Он, — Миха указал на Ицу, что по-прежнему сидел на дереве и явно не собирался спускаться. Напротив, вся его поза выражала готовность подняться еще выше.

— Сорок пять золотых медведей, — Джер опять закрыл глаза. — Я же говорил.

— Ты обещал мне сто.

— Де Варрены держат слово! — мальчишка, кажется, несколько обиделся.

— Отдай. Его.

— В качестве уплаты? — Джер все-таки сел, пусть и со стоном. — Я бы и не против, но, боюсь, не выйдет.

— Почему? Его и половину того, что останется.

На лбу Джера появились морщины, явный признак серьезной мыслительной деятельности.

— К сожалению, добрый господин не слишком хорошо считает, — не преминул уколоть Такхвар. — Однако он прав в том, что подобная сделка невозможна. И дело отнюдь не в его или моем нежелании.

Ица все-таки вскарабкался чуть выше и снова замер. Точно понимает.

— Господин Джеррайя совершил сделку от имени своего отца. И печать де Варренов стоит на ошейнике. А стало быть, сей раб принадлежит барону. Юный господин выступает лишь посредником.

Ица заворчал.

— И не в его силах передать или продать сего раба кому бы то ни было, — Такхвар развел руками. — Однако ничто не мешает вам обсудить сей вопрос с господином бароном. Думаю, он будет благодарен спасителю своего сына и не откажет в просьбе столь малой.

— Может, и откажет, — Джеррайя встал на четвереньки. — Маг ведь еще когда про обряд сказал. Год тому или больше даже. Не помню. Но сказал, что нужен кто-то из мешеков, чтобы кровь чистая, насколько можно. И отец давно искал, кого бы купить. Но они своих не продают, даже полукровок.

Миха преисполнился к мешекам уважения.

— Вот… а потом знакомый отца, который караваны водит, и предложил. Ему в городе магов продать поручили, а он отцу письмо прислал. Тот меня и отправил. Вот.

И стало быть, мальчишка барону нужен.

Зачем?

Думать не хотелось. В нынешнем мире открывалось немало вариантов использования одного упрямого пацаненка, который определенно не желал признавать себя рабом.

— В любом случае, — Такхвар поморщился. — Говорить о чем-то имеет смысл лишь с бароном.

— Или с тем, кто займет его место, — очень-очень тихо добавил Джеррайя. И моргнул. Глаза его подозрительно заблестели, и он поспешил отвернуться.

Миха тоже отвернулся.

Встал.

И сказал:

— Пойду, поищу еды.

На душе отчего-то было погано. Видать, погода менялась.

Погребальный костер разложили прямо во дворе замка. Разгорался он долго, словно нехотя. И Винченцо не выдержал, плеснул силой, подгоняя неторопливое рыжее пламя, которое то забиралось на дрова, то скатывалось с них. Пламя отозвалось, взлетело вихрем, подняв в воздухе сноп искр. Сырые дрова затрещали, потянуло черным дымом и запахом горелого, который застрял в горле.

— Интересные у них обычаи, — заметила Миара, разглядывая костер с немалым интересом. — Но красиво. И горячо.

Небо затянули тучи. Где-то там, в вышине, громыхнул гром. Резкий порыв ветра почти слизал пламя, но то, присевшее было, вновь взметнулось к темным небесам. Первые капли зашипели и испарились.

Запах гари сделался ярче, тошнотворней. А в голове вновь загремели барабаны.

— Нам обязательно стоять здесь? — поинтересовалась Миара, кутаясь в меховой палантин.

Подарок жениха.

И хмурый взгляд барона, который, кажется, уже вовсе не горел устраивать свадьбу, был ответом.

— У сестры слабое здоровье, — Винченцо выдержал этот взгляд. — И события минулой ночи весьма её напугали.

Напуганной Миара не выглядела. Скорее уж мечтательной. Но она кивнула.

— Все было так… так волнительно! Мне бесконечно жаль, что я не смогла помочь вашей жене.

Она даже слезу смахнула.

— Но у вас еще одна осталась! — сказала она прежде, чем барон нашелся с ответом. — И вы теперь можете взять новую? Или нет?

Барон покраснел.

Этак его удар хватит раньше времени. Правда, Винченцо не понимал, зачем вообще оставлять этого человека в живых, но пускай себе.

— Простите, — Миара состроила прескорбное выражение лица. — Я просто совершенно ничего не понимаю в ваших законах! А мне ведь предстоит здесь жить.

— Помнится, маги тоже не ограничивают себя одной женщиной, — отозвался барон.

По лицу его было сложно понять, что он думает. А вот раздражение Винченцо чувствовал. И почти ненависть, причем направленную отчего-то на него.

И беспомощность.

— О да, у отца много жен, — согласилась Миара, поплотнее закутавшись в меха.

Тучи разродились-таки дождем, мелким и нудным. Он моросил, не пытаясь унять огонь, но лишь спеша подернуть камни темною пленкой воды. От этого дождя сразу стало сыро и неуютно. Одежда мигом пропиталась влагой, будто только и ждала этого случая.

— Род Ульграх бережет свою кровь, — она коснулась пальцами виска. — Мне все-таки еще дурно.

Смахнув с меха едва заметные капли воды, Миара развернулась.

За нею тотчас устремились служанки, а вот старшая жена барона только и посмела, что проводить гостью взглядом. Дернулся было сын, на лице его появилось до крайности несчастное выражение.

— Держи себя в руках, — процедил барон.

И взгляд его полыхнул ненавистью.

А ведь он не простит этой смерти. И вправду любил свою Эльсу? И потому закрывал глаза на все, что она делала? Позволял ей травить старшую жену? Изводить детей, пусть и нерожденных? И теперь отомстит?

Винченцо пошевелил пальцами.

И остался.

Надолго.

Пока догорал костер, в который слуги и рабы плеснули темного древесного масла, когда тот почти погас. И вынудили пламя вновь очнуться. Масло давало дым. Дым мешался с водяной взвесью дождя, наполняя двор. И Винченцо чувствовал его горечь на губах.

Потом был зал.

И поминальная трапеза. Тихая. Какая-то натужная. Миара к ней не вышла, что не осталось незамеченным.

— Ваша сестра ведет себя неправильно, — процедил барон. — Ей нужно учиться уважать наши обычаи.

— Всенепременно, — сказал Винченцо, разглядывая кабаньи ребра, выжаренные до черноты. Есть не хотелось совершенно, а в голове билась мысль, что с барона станется и отравить дорогого гостя, раз уж опоить не вышло. — Я ей объясню. Простите. Прежде ей не случалось покидать башни. А наши обычаи отличаются.

— Чем же?

Барон тоже не ел. Пил. Кубок за кубком. Наполняли его чашу сразу, стоило её опустить. Но барон не пьянел, разве что лицо налилось опасной краснотой.

— Вы ведь сжигаете мертвых. Ну? — и в этом окрике почудился вызов.

— Сжигаем. Тех, кто имеют силу. Когда уходит кто-то из рода, то дети его, и внуки, и все родичи собираются, чтобы почтить его смерть. Глава рода самолично призывает очищающее пламя.