«Это чего, в доме все чашки перебить успели, пока меня не было», – лениво мелькнула у Шатуна мысль, и только припав к посудине, он понял, что все сделано правильно. Широкая глиняная кружка была гораздо удобнее для подобного действа, чем фарфоровая чашка. Да и уронить ее было не страшно. Подобную посудину можно было купить на базаре буквально за копейки. Напившись, Руслан перевел дух и, дождавшись, когда голова перестанет кружиться, тихо спросил:

– Давно я тут?

– Второй день, как привезли, – грустно улыбнулся мальчишка.

– Все вернулись? – помолчав, осторожно уточнил Шатун, мысленно готовясь к самому плохому.

– Все, княже. Старые казаки уж молебен в церкви отстояли. Молитвы благодарственные читали и тебе здравицу пели, что всех вернуть сумел и супостата побил.

– Так это ж здорово, – нашел в себе силы улыбнуться Руслан. – А чего сам такой мрачный?

– Так ранетый ты, – тихо всхлипнул Васятка.

– Не ранетый, а раненый, – на автомате поправил его Шатун. – И не ранен, а контужен. Впрочем, хрен редьки не слаще. Угораздило же, – скривился он, осторожно касаясь пальцами повязки на голове.

– Не тронь, княже, – тут же подскочил мальчишка. – Дохтур баял, тебе теперя лежать долгонько придется. И повязку трогать никак нельзя.

– Да уж. С контузией шутки плохи, – нехотя согласился Шатун, опуская руку. – Рассказывай, какие новости в городе. И не говори мне, что не знаешь. Не поверю. Небось, Петьку гонял, пока меня не было.

– А чего его гонять, – пожал Васятка плечами. – Он и так все одно целыми днями то на паперти, то по базару шляется. Вот и заходит рассказать, чего услыхал.

Эти странные взаимоотношения двух мальчишек Руслана давно уже удивляли, но вмешиваться он не спешил. Похоже, ребят все устраивало. Беспризорник Петя, промышлявший милостыней на паперти, ловко вынюхивал всякие странные слухи и пересказывал их Васятке, тот, в свою очередь, приносил ему с кухни остатки обедов и пересказывал все услышанное самому Руслану. К чему и зачем ребята выстроили эту схему, парень так и не понял, но она работала, так что ломать Руслан ничего не стал. Как оказалось, в городе даже после их отъезда все было тихо и спокойно. Эта новость была тем удивительнее, если вспомнить, что буквально рядом с заставой имелся еще один, стихийный базар, куда съезжались даже горцы из непримиримых кланов.

Но дни шли за днями, а на торгу все было тихо и спокойно. Более того, на том базаре даже воров не было. Само собой, и тут торговцы норовили обмануть покупателей, но все это воспринималось как само собой разумеющееся. Не хочешь быть осмеянным, не щелкай клювом. Так бывало на всех базарах и ярмарках во всех городах. Понимающе кивнув, Руслан принялся выспрашивать мальчика обо всем случившемся в городе. Понятно, что в чистые кварталы мальчишки старались не соваться, но, как известно, шила в мешке не утаишь, и если там что-то случалось, то буквально через пару часов об этом знали на базаре. К огромному удивлению Шатуна, у чистой публики дела шли гораздо хуже, чем у плебса. Были тут и пьяные дебоши, и интимные скандалы, и даже пошлый мордобой. Случилось также и несколько краж, но со всеми этими делами разбиралась полиция. Эти даже жандармов от дел оттерли. Из чего Руслан сделал вывод, что новое полицейское начальство решило реабилитировать себя перед большими дядями в Краснодаре.

Их неспешную беседу прервал граф Рязанов, бесшумно вошедший в комнату. Увидев, что Руслан пришел в себя и ведет вполне осмысленный разговор, майор истово перекрестился на образа и, расстегнув верхние пуговицы кителя, что в обычной обстановке было бы немыслимым, с легкой улыбкой приказал:

– Вася, сбегай на кухню. Скажи, чтобы нам сюда чаю подали.

Бросив на Руслана короткий вопросительный взгляд и получив едва заметный кивок в ответ, мальчишка соскочил со стула и мигом исчез за дверью.

– Как себя чувствуешь? – поинтересовался граф, присаживаясь.

– Как заплесневелая корка хлеба. Попробовали прожевать, да выплюнули, – едва заметно усмехнулся Шатун. – У тебя тут как?

– Твоими молитвами, тишь да гладь, да божья благодать. Нет, слово чести, так тихо в городе давно уже не было, – заверил парня майор. – Признаться, самому не верится, что это так, но с фактами не поспоришь. Даже горцы в город не суются. Все свои торговые дела на новом торгу решают.

– Я что-то тебя не пойму. Это хорошо или плохо? – удивленно уточнил Руслан, вопросительно глядя на приятеля.

– Для жизни хорошо. Даже очень. А вот для службы… Даже не знаю, – честно признался майор, задумчиво расправляя усы.

– Кури, Миша. Только окно открой, – понимающе усмехнулся Руслан. – Что там от начальства слышно, после нашей судьбоносной виктории?

– Молчит начальство, – развел майор руками. – Я всех казаков опросил и депешу отправил. Да и о твоем состоянии тоже отписался. Но пока молчок.

– Ладно. В любом случае отряд наш пока существует только на бумаге, – помолчав, вздохнул Шатун. – Боеприпаса нет, весь личный состав нуждается в лечении. Так что, если вдруг что, останется только шашками отмахиваться.

– Да уж, повоевали, – кивнул майор с некоторой растерянностью. – Расскажи мне кто, что два десятка смогут без малого полк турецкий уничтожить, я бы только посмеялся. А тут все доказательства налицо.

– Это какие? – не понял Шатун.

– А, ты ж не знаешь, – понимающе кивнул Рязанов. – Казаки твои, едва оправились малость, все фургоны и трофейных лошадей добром, что с турок сняли, загрузили. Коней почитай три десятка привели.

– Откуда кони-то? Турки ж пешком шли, – растерянно проворчал Руслан, пытаясь вспомнить детали.

– А я сказал, ты выйдешь за него! – крепкий кулак пожилого полковника с грохотом обрушился на столешницу, и она поняла, что перегнула палку.

Отец всегда потакал ей во всех ее начинаниях и проказах, защищая перед остальными родственниками, и прежде всего перед маменькой. Та, словно чуя свою вину, что не смогла одарить мужа наследником, и вообще сумев родить только один раз, с самого детства старалась держать дочь в ежовых рукавицах, но для отца она всегда была любимицей. Одной-единственной. И потому она с младых ногтей знала, что может из отца веревки вить. Достаточно было ласково улыбнуться и прижаться к нему, как все ее желания исполнялись словно по волшебству. Женился полковник Вяземский поздно и, потому, заполучив уже в серьезных годах на руки новорожденную дочку, враз превратился в сумасшедшего папашу. К ее услугам было всё. И собственная лошадь, и обучение всяческим, далеко не девичьим забавам, навроде стрельбы и фехтования саблей, и даже разрешение ездить в седле в мужском наряде. Последнее маменьку шокировало более всего. Подобный эпатаж женщина строгих правил всеми силами старалась пресечь, но из раза в раз натыкалась на упрямство дочери и решительное непонимание со стороны мужа. Не получив долгожданного сына, полковник обучал дочь тому, что должен был уметь любой уважающий себя офицер, дворянин и просто мужчина.

Так что Екатерина росла девочкой ловкой, сильной и отчаянно смелой. Ей даже однажды случилось драться на дуэли. Произошло это, когда на приеме у графа Лопухина одна из приглашенных особ осмелилась высмеять ее платье. Катерина не умела и не любила носить платья, но позволить кому-то смеяться над собой не могла. В итоге насмешница, схлопотав увесистую оплеуху, сгоряча пообещала устроить Катерине неприятности, на что девушка, ничтоже сумняшеся, предложила дуэль. Мода на женские поединки уже добралась из Европы и до российских палестин, но подобные схватки можно было пересчитать по пальцам. В общем, скандал был знатный. Убивать соперницу Катерина не собиралась, впрочем, как и та ее. Все закончилось несколькими порезами и срубленной у противницы косой. Такие удары ее научил наносить отец, и Катерина не посрамила его науку.

Но пришел срок, и к родителям сильной, стройной девушки стали присылать сватов. Полковник Вяземский был человеком обеспеченным и мог позволить себе выбирать. Благо приданое у его дочери было весьма солидным, да и семья его никогда не бедствовала. Вяземские всегда были хозяевами рачительными и к службе своей относились весьма серьезно. Так что выбор у Катерины был широкий. Но душа у девушки не лежала к сватавшимся молодым людям. В каждом из них она находила столько изъянов, что при их перечислении полковник хватался за голову и тут же прекращал все разговоры о свадьбе. Язычок у девицы был острый, а врожденное умение подмечать мелочи позволяло ей видеть то, чего другие просто не замечают.