Над дорогой пронзительно свистнула сойка, и Руслан, подхватив винтовку, приложил палец к губам. Это был сигнал наблюдателей, что противник появился в зоне видимости. Кивнув, Рубен быстро проверил свое ружье и, осторожно сместившись, улегся на землю, аккуратно выглядывая из-за камня. Отметив про себя ловкость, с которой тот двигался, Руслан сместился на другую сторону валуна и, взяв винтовку к левому плечу, навел прицел на дорогу.

Послышался звонкий стук подкованных копыт, и из-за поворота появились всадники. Как Рубен и говорил, их было два десятка, под руководством явного иностранца. Уж больно морда у него была брезгливой и напыщенной. Иного определения Шатун даже подобрать не мог. Неизвестный ехал с таким видом, словно делал всем вокруг огромное одолжение. Рубен медленно, буквально по миллиметру сместил ружье, выцеливая своего кровника, а Руслан навел перекрестье прицела на ногу иностранца. Как бы там ни сложилось, но этого гуся надо было брать живым.

И едва только ружье охотника грохнуло, тут же спустил курок. Ехавший следом за иностранцем турок картинно раскинул по дороге мозгами, в прямом смысле слова, а следом, пискляво вскрикнув, из седла вывалился и иностранец. Залп казаков моментально ополовинил турецкий отряд. Не ожидавшие такого урона турки запаниковали и попытались развернуть коней, но следующий залп прервал это занятие.

Казаки уже привычно разделились. Одни принялись ловить коней, другие проверять упавшего противника, а третьи продолжали держать лежащих на прицеле. Руслан чуть не кулаками вбивал в них одну простую истину. Пока враг не зарыт в землю, его надо опасаться. Так что правку казаки вносили старательно. Подскочивший к убитому врагу охотник злобно плюнул на труп и, пнув его, выругался по-армянски.

– Оставь его, Рубен. Он все равно уже тебя не слышит, – остановил охотника Шатун. – Трудно кого-то слушать без головы. А твоя пуля ему башку почти оторвала.

Это было правдой. Мягкая свинцовая пуля, войдя турку под правый глаз, деформировалась и практически разнесла затылок в брызги.

– Это твоя добыча, – добавил Руслан, указывая на тело. – Все с него можешь себе забрать. И коня тоже.

– Он враг, – угрюмо буркнул Рубен в ответ, успокаиваясь.

– Вот именно. Будешь смотреть на его вещи и точно знать, что ты отомстил за сына. А что не нужно, продай, и на могиле мальчика добрый знак поставь. Пусть за знак тот его убийца заплатит, – нашелся Шатун.

– Хорошо сказал, князь. Правильно, – подумав, кивнул Рубен. – Так сделаю.

– Ты его как следует слушай, – неожиданно добавил Роман. – Княже у нас голова. Даром что молод, а ума палата.

– После хвалить станете, – фыркнул Руслан. – Рома, с проводником трех бойцов отправь. Он тропу покажет, по которой эти прошли. Уничтожить ее.

– Сполним, княже, – раздалось в ответ, и следопыт принялся раздавать приказы.

Раненого иностранца трясли словно грушу. О целостности его шкуры никто и не собирался заботиться, так что уже через два часа после начала допроса британец запел, что тот соловей. Как оказалось, это был так называемый куратор от британского двора, который должен был удостовериться, что османы не гашиш по закоулкам курят, а делают все, чтобы заставить русского медведя беспокоиться о целостности своих границ.

Отрядов, которые должны были проводить акции устрашения, было всего три. Два из которых казаки сумели уничтожить. Сотня башибузуков уже вкушают плов в райских кущах, или куда их там черти унесли. Осталась еще одна полусотня. И ждать ее надо было через неделю, все на одной из тех же дорог. Как оказалось, в турецком штабе и понятия не имели, что большая часть этих головорезов прекратила свое существование.

Узнав все, что хотел, Руслан одним резким движением всадил кинжал британцу в ухо и, дождавшись окончания агонии, коротко приказал, вытирая клинок об одежду убитого:

– Этого похоронить, добычу в Эривань. Остальные, со мной в лагерь. Будем третий отряд ждать.

Каждая полусотня турок действовала на отведенном ей участке, по своему графику. Приходили, наводили страх и снова возвращались на свою сторону. Связи между этими отрядами не было, так что узнать об уничтожении своих сослуживцев турки просто не могли. Вся эта ситуация Руслану что-то напоминала, но что именно, он никак не мог уловить. Было в этой тактике что-то знакомое.

Казаки избавились от тел, увязали всю добычу и передали ее вместе с лошадьми бойцам, собиравшим лагерь. Через двое суток вернулись и минеры, отправленные с охотником на старую тропу. Дело было сделано. Теперь и завал разбирать было бесполезно. Тропу просто разрушили. Отправив все добытое в город и избавившись от лишней обузы, казаки принялись подготавливать позиции для очередной засады.

Роман, как лучший следопыт, сделал все, чтобы скрыть на дорогах все следы прежних боев. Теперь даже самый придирчивый взгляд не мог бы заметить, что на этих переходах кого-то убили. Казаки срыли землю там, где запеклась кровь, и засыпали все воронки от разорвавшихся мин. Наблюдатели снова заняли свои места у самой границы, отслеживая каждое движение в подзорные трубы. Шатун уже не один раз мысленно похвалил себя за приобретение для отряда оптики.

Теперь наблюдателям не было необходимости действовать в зоне видимости противника. Да и времени для реагирования у них было больше. Противник еще только переходил границу, а посыльный уже мчался к основному отряду с сообщением. В общем, появление третьей полусотни не стало неожиданным. Заняв позиции, казаки замерли, ожидая, когда враг втянется в зону обстрела. Дальше последовал стремительный бой, и все было кончено.

Задумчиво оглядывая тела уничтоженных турок, Руслан то и дело ловил себя на мысли, что все идет слишком просто. В его команде даже поцарапанных не было. Пять выстрелов из миномета, три-четыре залпа из винтовок, и дело сделано. Да, понятно, что турки не ожидали встретить тут подобное сопротивление. И уж тем более не готовились к засаде. Привыкли, что могут хозяйничать в местных горах, как им вздумается. Но все равно кто-то же должен был задуматься, а куда делся первый отряд? До границы не так и далеко и разрывы мин не могли не слышать.

За этими размышлениями его и застал Роман. Следопыт, поднеся парню роскошный бебут в серебряных ножнах, украшенных перламутром и десятком мелких рубинов, негромко пояснил, доставая кинжал из ножен и вертя им из стороны в сторону:

– Глянь, княже, красота какая. А клинок булата дамасского.

– В таких ножнах его только на стену, перед гостями хвалиться, – пожал Руслан плечами.

– Что не так, княже? – тут же насторожился казак.

– Не нравится мне эта тишина, – помолчав, нехотя признался Шатун. – Словно и войны никакой нет. Не могли турки стрельбы нашей не заметить.

– Да как же они ее заметят? – удивился следопыт. – Это ж долина. В горах эхо далеко слышно, а в степи, да в долине, далеко не укатится. К тому же они и сами на границе не сидят. Так, разъездов пару гоняют за ради порядка, и все.

– Рубен! – оглянувшись и найдя взглядом охотника, позвал Руслан. – С той стороны сейчас кто-то мирный ходит? Ну, купцы, там, или пастухи?

– Нет. Никто не ходит, – решительно мотнул охотник головой. – Все османов боятся. Раньше ходили. И то только те, у кого на той стороне родственники есть. Османы не любят, когда наши купцы туда торговать ездят. На границе весь товар скупают, потом сами там продают. А было, что и просто отнимали. Никто не ходит, – решительно повторил армянин.

– Так, Рома, – повернулся Шатун к следопыту. – Помнишь, я вас учил мины на веревочку ставить?

– Забудешь такое, – мотнул казак чубом.

– Кто у тебя самый толковый по минам был? – спросил Руслан, делая вид, что забыл.

– Так Степка да Николка. Этим только дай взорвать чего, – ухмыльнулся следопыт.

– Берешь этих двоих, мины и отправляешься к границе, дороги минировать. Но учти. Ставить их так, чтобы ни одна собака не заметила. А самое главное, не забудьте веревки для якоря поставить. Чтобы снять те мины можно было только взрывом.