Эти колонны поднимались и опускались в полном хаосе. Я пытался высчитать время опускания и поднятия хотя бы одной круглой махины, но она хреначила совершенно рандомно. Ей было всё равно на время подъёма и на мой подсчет. Колонна ботала о пол и грозила раздавить любого храбреца, рискнувшего попасть под неё.

— Что же делать-то? — снова спросил Филин.

— Я знаю! — воскликнул Хомяк. — Я же изучал управление наноидов по работе с землей и камнем. Смотрите — на правой колонне небольшая трещина на уровне макушки Лисы!

Я присмотрелся — действительно, на гладкой поверхности в указанном месте была небольшая морщинка. Небольшая, если не приглядываться, то и не заметишь.

— И что?

— А вот что! Подвиньтесь! — Хомяк размахнулся молотом и шарахнул со всей дури по указанному месту.

Ухнуло так, что уши заложило. Однако, трещина увеличилась. Она скользнула вверх и раскрылась кроной дерева.

— Бейте туда! — крикнул Хомяк и снова занес огромный молот.

Мы выстрелили из четырех орудий. Я огненным клинком, Лиса плазмой, Филин водяным снарядом, а Кен воздушной стрелой. Все четыре снаряда легли более-менее ровно с трещиной и увеличили её в пять раз. Молот Хомяка довершил дело.

Баннг!

Здоровенная часть колонны отлетела и попала под соседний пресс. Опустившаяся колонна шарахнула по каменному огрызку, и мы невольно заслонились — осколки брызнули в разные стороны. И вместе с тем… Вверху неумолимого пресса что-то громко скрежетнуло, колонна поднялась вверх и застыла кариозным зубным обломком.

— Соседняя такая же! Помогайте! — выкрикнул Хомяк.

Нас не надо было два раза просить. Тем более, что в камеру заднего вида я заметил, как горящее озеро начало выходить из берегов. На всякий пожарный захлопнул дверь, но вряд ли она спасет нас от всепроникающей жижи.

Дальнейшие десять минут превратили нас в ударную шахтерскую бригаду. Мы били по колоннам, проламывались сквозь них и шли дальше. Шаг за шагом, камень за камнем. Руки уже и у меня начали подрагивать — я молчу о ребятах из боевой пятерки. Позади оставались покалеченные, изломанные зубцы. Как будто великану надавали по зубам от души и теперь он скалился оставшимися огрызками.

— Последняя! Навались! — выкрикнул Хомяк, вновь замахиваясь своей дурой.

И мы навалились. Да так навалились, что едва успели отскочить, когда здоровенная махина повалилась срубленной сосной. В нашу сторону…

Я оттолкнул Лису, но сам получил удар по касательной, впечатавший меня в стену. На броне осталось двадцать процентов…

Твою же дивизию… Нет, если будет ещё какой тест, то могу и не пройти. Да у всех нас был шанс не пройти. Почти у всех броня на нуле. Даже у Кена — ему здорово досталось от щук.

— Спасибо! — послышалось от Лисы.

Ого! Да она ещё и благодарить умеет? Вот это новости. Я даже ей улыбнулся в ответ, а потом спохватился, что сквозь лицевую пластину всё равно ничего не видно. Просто показал поднятый большой палец.

Правая колонна продолжала шарашить с той самой неуемной жаждой смерти, которая была присуща другим. Под неё ничего не попадало, но она от этого не становилась менее опасной.

Мы обогнули её под огрызком последней колонны и выскочили в новый коридор. Он протянулся кишкой ещё на километр. И эта кишка заканчивалась светлым пятном в конце. К этому-то пятну мы и устремились со всех ног.

Сил оставалось мало, желания бежать ещё меньше. Если бы не огненная жижа, которая перевалилась через упавшие каменные колонны, то и вовсе пошли бы пешком. Но рядом летала голова Листа, которая не переставала пытаться нас подколоть и комментировала едкими выкриками чуть ли не каждый шаг. Мои ребята уже не обращали на летающую башку внимания, а мне всё хотелось зарядить в неё как следует. В идеале — дать в лоб самому Листу.

Тем не менее, с каждым новым броском выход из коридора приближался. Становилось всё светлее и светлее. В конце концов мы выскочили на открытое пространство.

Солнце тут же ударило по глазам ослепляющим светом. После путешествия по пещерам и коридорам свет показался необыкновенно ярким. Ещё больше яркости ему придавало окружающее пространство — насколько хватало глаз простиралась черная степь. Земля была черной, как будто посыпана пеплом после выгорания. Трава приминалась под порывами ветра, но не была сухой — она жила. Она гнулась, возвращалась на место и даже покачивала редкими соцветиями, напоминающими клевер.

Вот только этот клевер был черным.

В километре от выхода из коридора чернела полоса леса. Даже с наших мест было видно, что листва на верхушках вовсе не зеленая. По спине пробежал холодок. На землю словно опрокинули невероятно огромную банку с черной краской. Вымазали всё, что только могли. Правда, не добрались до неба, синеву которого расчертили редкие облака.

А над головой… Ввысь уходила отвесная гладкая стена. Только на самой верхушке маячили точки голов. С нашего места они были не больше муравьиных. За спинами грохнуло. Камера заднего вида показала, как гранитный кусок скалы отрезал пути к отступлению. Черная стена. Черная земля. Черная трава. Далекий черный лес. Лишь в стороне от нас зеленел небольшой участок, где находились шестеро людей.

Что нам делать дальше?

— Это что? Радиоактивные Земли? — проговорил Филин. — Я такие только на экране хрона видел. Жуткое зрелище.

— Эй, болтающий Колобок! Где ты есть? — обернулся я к Листу.

— Так и запишем — очередное оскорбление лучшего ученика, — хихикнул Лист. — Посчитаем в общий зачет.

— Когда вернемся, то я так тебя наоскорбляю, что считать замучаешься, — огрызнулся я. — Так что делать дальше?

— А дальше самое обычное рутинное предприятие — вы до конца дня патрулируете с тремя Воинами Чести, которые охраняют чистильщиков Земель. Уже они дают вам оценку и, на основании этой оценки, я буду подавать рапорт подмастерьям. На этом я с вами прощаюсь до вечера. Не скучайте, ребятки…

После этих слов голова Листа растворилась в воздухе.

Вот и вся любовь… Я хмыкнул и оглянулся на боевую пятерку:

— Ребята, мы прошли тесты Листа. Чувствую, что ещё далеко не предел, расслабляться рано. Мы без хроносалютемов, но в боевых костюмах. У кого сколько осталось процентов прочности? У меня десять.

— У меня пятнадцать, — заявил Хомяк.

— Девятнадцать, — отозвалась Лиса.

— Восемь, — буркнул Филин. — И это я ещё предохранялся.

— Двадцать пять, — проговорил Кен.

— Что же, не совсем плохо для боя. Можем пару раз плюнуть нападающим, если вдруг кто вздумает наехать, — сказал я. — Но мы молодцы! Думаю, что не все справились с тестами, а мы прошли в полном боевом составе. Это о чем-то да говорит.

— Говорит о том, что нам катастрофически повезло? — подал голос Филин.

— И это тоже. А ещё то, что мы нормально натренированы. Даже Хомяк…

— Вот только не надо так говорить… Мне-то как раз и повезло. Я чуть не сдох от вашего бега…

Мы шли неторопливой походкой, то и дело стреляя по черной степи глазами. Всё-таки это была чужая территория. Территория мутантов. И если раньше мы могли хоть как-то повлиять на прохождение тестов, то сейчас были полностью зависели от обстоятельств. Зависели от настроения мутантов.

А трава в степи ходила ходуном от порывов ветра. Где-то она поднималась на высоту половины человеческого роста, а местами полностью исчезала, открывая солнцу черные проплешины. Мы шли по этой траве и наблюдали, как она старательно обхватывает части костюма, как будто пробует на вкус мультикевларовое покрытие.

Шесть человек находились на зеленой площади размером со стадион. В руках троих поблескивало оружие. Их боевые костюмы местами были местами покорежены. А вот у других трех костюмы не боевые, но защитные. Они защищали от радиации и от воздействия вредного излучения. От внешнего физического фактора такие костюмы мало подходили. Но преступники знали, на что шли, поэтому их жалобы не принимались во внимание.

Заслужил? Получи и распишись…

Порой за получение заслуженного расписывались кровью. За спинами троих преступников располагались большие баллоны с заряженными наноидами. Из баллонов через тонкий шнур наноиды попадали в распылитель, а оттуда на зараженную радиацией землю. Начинали действие по восстановлению почвы, а после выполнения заложенной функции наноиды устремлялись наверх — в место общего сбора. Они были не видны человеческому глазу, зато зеленая трава и очищенная почва были лучшим доказательством работы.