— Почему женщина болтает, пока мужчины молчат? — спросил тот самый гоблин, который остановил сражение. — Или вы её слуги-евнухи?

— В конец охренел, марамой? — насупился я. — Сам ты евнух и морда у тебя страшная.

Гоблины ухмыльнулись на эти слова. Похоже, что «страшная морда» у них считалась комплиментом. Гоблин же почесал скулу зловещего вида кастетом.

— Может, покажете, какие вы мужчины? — спросил он.

— Так вы в болоте этим занимались? Демонстрировали друг другу свою мужественность? Странные манеры демонстрации… — проговорил Норобу.

Гоблины глухо заурчали, придвинулись. Мы в ответ покрепче сжали листки Гофу, готовясь их метнуть.

— Ты недалеко ушел в своих догадках, белый человек, — процедил гоблин. — Мы сражались за обладание волшебной секирой Таурона. Лишь победивший достоин обладать ею. И она с легкостью сможет пробить любой доспех!

Он показал на лежащую неподалеку секиру. Ничем не примечательная, если только не считать зеркально отполированную поверхность.

— И всего-то? — фыркнул я, мигом сообразивший откуда ветер дует. — Ребята, да вы точно кукундером поехали. На хрена друг друга гробить, когда можно всё миром порешать, да ещё и золота подзаработать… Я легко поднял бабла, и вы сможете.

Я вытащил из кармана желтые кругляшки, какие остались после игры с леприконами.

Глаза гоблинов разгорелись алчным огнем. Надо было видеть, как мелко затряслись носы в предвкушении легкой наживы.

— Что? Что надо делать? — спросил гоблин.

— Да всего-навсего одолеть в игре лепреконов из соседней пещеры. Правила в ней просты, лепреконы щедры, а тот, кто выиграет у них больше золота и заберет себе секиру. Всё пучком, ребята, по чесноку и без нахлебалова, — я произнес это как можно более убедительно. — Фарт сам выберет счастливчика.

Гоблины переглянулись. Сказать, что сомнения затмили их лбы, означало чересчур хорошо подумать о гоблинах. Они смотрели на своего старшего.

— А что? Мысль нормальная. Заодно и золотом разживемся. Даешь игру! — вскинул руку гоблин и толпа повалила в другую пещеру.

Я тем временем подскочил к секире и схватил за рукоять.

— Чего стоим? Дергаем! — крикнул я и помчался в сторону следующего выхода.

Следующая пещера была пуста, как желудки игроков. Мы озирались по сторонам, но никого не видели. Пусто.

— Что-то я не понял. Тут вообще есть кто, или все ушли на фронт? — спросил Норобу, когда стена за спинами приняла своё первоначальное положение.

— Есть. И я давно вас жду-у-у, — прошелестело под потолком.

Мы невольно подняли головы. Между клыков сталактитов в воздухе висела обнаженная женщина. Её формы заставили мужчин сглотнуть, а Кацуми поморщиться. Женщина висела без каких-либо видимых приспособлений. Просто держалась в воздухе, как будто вечно находилась там.

— Красавица, может, ты позволишь нам пройти? — спросил Норобу. — На обратном пути обещаю прихватить тебе какое-нибудь кимоно… Мерзнешь, наверное?

Женщина рассмеялась, взмахнула руками, и её волосы поднялись. Не в том смысле, что встали дыбом, а в том, что они оказались змеями. Змеи росли прямо из головы женщины и, судя по всему, ни грамма её этим не смущали.

— Где-то я подобную хрень уже видел, — сказал я. — Вроде в одном из мультиков.

— Я не пропущу вас-c-c, дорогие мои. Здес-c-cь вы найдете с-c-cвою с-c-cмерть, — всё также улыбаясь, проговорила женщина.

— А! Дык это Медуза Горкома! Не, Горгона. Она вроде чего-то там умела, а её пацан зарубил и башку потом в сумке таскал, — хлопнул я себя по лбу.

— Пропусти нас, подруга, — подала голос Шакко. — Зачем мы тебе?

— Мужчины-ы-ы… Вс-с-ся беда от них. Я ненавижу мужчи-и-ин… Ты можешь пройти-и-и. И вторая тоже-е-е.

Медуза опустилась на пол и, грациозно покачивая бедрами, начала приближаться к клану. Она вроде бы ничего не делала, но ни я, ни Норобу не могли отвести от неё глаз. И ещё хуже — мы не могли сдвинуться с места.

Змеи-волосы переплетались над красивым лицом, свивались в клубки и шипели, шипели, шипели… Постоянное монотонное шипение завораживало, расслабляло… Большие груди опускались и поднимались при каждом шаге… Её голубые глаза становились синими, ярко-ярко-синими, как диоды мобильного телефона… Они приковывали к себе взгляд и уже не отпускали.

— Твою мать, я ног не чую, — проговорил я, когда попытался сделать шаг вперед.

— Я тоже, — выдавил Норобу. — И это… Дышать всё труднее становится. Как будто камень на грудь положили…

— Точно! Камень! Она всех мужиков превращала в камень! — воскликнул я, вспомнив миф. — Норобу, хорош на неё пялиться!

Но отвести глаза оказалось гораздо труднее, чем приказать это сделать. Медуза перестала улыбаться, её змеи теперь шипели иначе, яростно и угрожающе.

— Отпусти их! — воскликнула Шакко.

— Не-е-ет, мужчины мои. Они должны с-с-стать камнем, а ты иди, с-с-сестра…

Кацуми попробовала выпустить Северную Морось, но в этот раз камень не пропустил её. Тогда в ход пошел посох. Увы, удар посоха был отбит с такой легкостью и с такой силой, что Кацуми упала на пол.

— Кобыла, ты сейчас за это ответишь, — с трудом проговорил я, чувствуя, как губы начинают становиться деревянными, будто стоматолог вколол в них обезболивающее.

— Да-а-а, ругайс-с-ся. Я люблю, когда мужчи-и-ины ругаютс-с-ся, — Медуза провела рукой по моей щеке, а две змеи язычками прошлись по лбу.

Фууууу, мерзость!

Меня передернуло от омерзения, но сделать я ничего не мог. Руки и ноги одеревенели и стали такими, как будто он долго лежал в одном положении. Только сейчас не придет миллион иголочек, чтобы вонзиться в разминаемые мышцы…

— Вы украс-с-сите мою коллекцию. Я…

Медуза не успела договорить, когда каменная стена, откуда недавно вышла наша команда, дрогнула и поползла вниз.

— У нас есть победитель!!! — прозвенел под сводами зычный голос. — Отдавай секиру Таурона, чужеземец!

Я был даже рад этому голосу, так как Медуза тут же забыла про них и обрадованно устремилась навстречу появившимся гоблинам. А те высыпали дружной толпой и застыли, вперив в неё взгляды горящих глаз.

— С-с-сколько вас-с-с… Я рада-а-а.

— Дергаем-дергаем-дергаем, — почувствовав, как к рукам и ногам возвращается подвижность, крикнул я.

Медуза как будто дирижировала гоблинами — они послушно отклонялись то назад, то вперед, в такт движениям её кошмарных волос.

Гоблины двигались вплоть до того момента, пока их руки и ноги не отказали. Они застыли каменными столбами перед Медузой, а та смеялась, сложив руки на груди и, казалось, была неимоверно счастлива.

Двери выхода из зала оказались крепко закрыты.

— Твою же мать, — выругался Норобу. — Как же её открыть-то?

— И далеко вы с-с-собралис-с-сь? — послышался голос довольной Медузы. — Ос-с-станьтесь, я не кус-с-саюсь.

— Иди в жопу, чувырло змееголовое, — отрезал Норобу.

Сэнсэй явно был не в духе.

— Голову пацан отрубил и в сумке носил, — задумчиво произнес я, вспоминая остатки мифа. — Слышь, а я вспомнил, как это было. Он смотрел в зеркальный щит и махал мечом. А у нас нет зеркального щита, и у гоблинов нет. Зато есть…

Я вытащил ту самую секиру из-за которой махались гоблины.

На полосе зеркальной полировки отразилась приближающаяся Медуза.

— Я вижу её, вижу! — вскричал Норобу. — Держи секиру так и не опускай! Я же попробую её воздушными стрелами пронять. Где там мои Гофу?

— Понеслась, — выдохнул я, придерживая секиру.

Стрела пронеслась над головой Медузы, срезав одну из змеиных головок. Женщина закричала от боли и остановилась. Вторая стрела пронзила ей запястье.

Лицо Медузы исказилось от боли, она постаралась сделать взгляд сильнее, но сквозь секиру её гипноз не проходил.

Третья стрела застряла в бедре, Медуза споткнулась. Она выпрямилась и хлопнула в ладоши. Тут же над нами закачались сталактиты и каменными каплями рухнули вниз. Я отшвырнул в сторону Кацуми и прыгнул сам, а Норобу отбил первый камень и ушел от второго.