Извращенка вернулась — вскрыла замок двери служебного хода…

Её высушенное заклинанием тело я отнёс в ближайший переулок. Бросил своре собак. Той самой, которой не досталась Мышка.

Мышка стала для меня обузой, когда я решил, что из Оргоны пора уходить.

Это случилось вчера. За пару часов до того, как Мышка нашла в зале карауку. Я беседовал с подвыпившими горожанками и вдруг осознал, что оставаться в кафе, в этом городе больше не хочу.

Провинциальный городишко дал мне всё, что мог.

Здесь стало скучно.

Я разобрался в мироустройстве. Послушал о законах местного общества. Понял, что в мелком городишке мне места нет — тесно и совсем не интересно.

Следовало бы просто встать и уйти. Отыскать экипаж, что следовал до столицы Кординии (благо деньги у меня были — заработанные не только честными способами). И уже через день-два я окунулся бы в совсем иную атмосферу: столичную.

Но я продолжал сидеть около барной стойки.

Мысленно укорял себя за глупость.

Улыбался собеседницам и думал о том, что если уйду, то в кафе останется Мышка — одна, не нужная никому. А это мне не нравилось — не мог такого допустить. Хоть я и не понимал, с чего вдруг меня теперь озаботила судьба маленькой девочки.

Я сидел на полу, рядом со спящей Мышкой. Перебирал струны карауки, наблюдал за тем, как мелкая шевелит во сне губами и морщит нос. И размышлял, как быть дальше.

Не тащить же мне Мышку следом за собой в столицу?!

Так и не придумал, как поступить с девчонкой.

Не нашёл оптимального решения.

А когда оно появилось, я ему не обрадовался.

Вечером, на следующий день после моего ночного выступления, в кафе вломились вооружённые клинками женщины, потребовали отдать им Мышку.

Они пришли, когда за окном уже стемнело. В зале почти не оставалось свободных мест. Гудели десятки голосов: посетительницы кафе силились перекричать друг друга.

Троица новичков не походила на завсегдатаев заведений, подобных нашему кафе. Я отметил неместный фасон их одежды, оружие в дорогих ножнах. Впереди шагала кудрявая женщина с воспалёнными глазами, обутая в запылённые красные сапоги. Пара спутниц отстала от неё на пол лошадиного корпуса; переступив порог, они поделили зал: взяли под прицел взгляда каждая свою половину.

На правом плече у всех троих я заметил одинаковые эмблемы — вставшего на задние лапы медведя. Герб боярского рода. У кудрявой медведь красовался на зелёном фоне, знак благородной — у двух других белые щиты «слуг».

Левое плечо слуг рода украшали скрещенные клинки. У благородной на плече я рассмотрел лишь один меч, но на фоне пламени. Меня уже просветили, что означают такие знаки — ранг бойца. Два клинка — у «старшей воительницы». Один меч с огнём — символ «воительницы-мага».

Отталкивая с пути подвыпивших горожанок, кудрявая подошла к барной стойке. Спутницы замерли за её спиной, держали руки у пояса, рядом с рукоятями мечей. Всем своим видом намекали, что ждут только повода, чтобы обнажить клинки и пустить их в дело.

— Где она? — спросила благородная.

Ударила ладонью по столешнице. Барная стойка заскрипела. Звякнули кружки.

«Крепкая у неё рука», — отметил я.

Придвинулся ближе к пришельцам. Занял удобное для рывка положение. Приготовился к тому, что внимание женщин вскоре переключится на меня: ведь это моя работа разбираться с буйными гостями.

— Кто вам нужен? — не поняла хозяйка кафе.

— Девочка семи лет, — сказала кудрявая. — Светловолосая. Её видели вчера тут, в этой харчевне. Моей слуге заявили, что она здесь живёт и работает.

Я в удивлении приподнял брови. Подобного поворота никак не ждал.

Вклинился в разговор, спросил:

— Кем вы ей приходитесь, госпожа?

Благородная смерила меня взглядом. Скривила губы. Я поймал себя на мысли, что её лицо кажется мне знакомым. Зелёные глаза, острый нос. Где я мог его видеть? Или это привет из прошлых жизней? Встречал похожую дамочку в одной из них?

В какой-то момент мне почудилось, что благородная меня ударит.

Но та сдержала свой порыв.

— Я её мать, — обронила она.

— Интересно девки пляшут, — сказал я. — Как докажешь?

— Что?! Мать моя женщина…

Кудрявая кивнула своим спутницам, обронила:

— Обыщите здесь всё!

«Старшие воительницы» не успели выполнить её распоряжение. Я не знал точно, на что они способны, но заклинание «паралич» на слуг боярского рода подействовало правильно, стандартно. Обе женщины молча повалились на пол.

Я скривился: педофилка хоть и заполнила мой резерв, но тратить ману на драку я считал расточительством.

Стала оседать и благородная: у неё с моей подачи отказали ноги.

Я подхватил её на руки.

Тяжёлая. Силёнок у меня пока маловато.

Усадил женщину на стул.

Та сжала мне плечо — сильно, словно пыталась раскрошить кости. Я высвободился из её рук — затрещала по швам рубаха. Шагнул назад — разорвал дистанцию.

— Посиди тут, — сказал я. — Подумай над своим поведением.

Кудрявая дёрнулась, но встать не смогла.

Испуга на её лице не заметил — только ярость.

— Ты понимаешь, с кем говоришь, простолюдинка? — спросила благородная.

Она смахнула со стола мою кружку.

Та отлетела к барной стойке. Не разбилась, покатилась по полу, расплескала воду.

Хозяйка кафе стояла с приоткрытым ртом, не шевелилась. Глазки барменши испугано расширились. Уверен: на неё я магию не тратил — скоро придёт в себя.

— Если бы понимал, то не спрашивал бы, — пробормотал я.

Сказал громко:

— Вижу, что вы девчонки непростые. Благородных кровей. Но… и что ты за зверь?

— Я боярыня! — прорычала кудрявая. — Верлая Силаева! Даже в этой вонючей дыре должны были слышать о нашей фамилии!

Она елозила на стуле, пыталась понять, что произошло с её ногами.

В зале воцарилось молчание.

Похоже, гости кафе услышали слова боярыни. Заинтересовались происходящим. На некоторых лицах я видел удивление, на других испуг, третьи — смотрели на меня с восхищением.

— Может и слышали, — сказал я. — Но мне знать твоё имя ни к чему, боярыня. Мне интересно другое. Кто тебе рассказал о нашей мелкой? И почему ты решила, что Мышка — твоя дочь?

Варлая Силаева скривила лицо.

Прорычала:

— Слышишь, ты?! Какая Мышка?! Что ты несёшь?! Я пришла сюда за своей дочерью! За боярышней Алаиной! И я найду её, чего бы мне это ни стоило!

Я потёр пальцем кончик носа — была у меня такая привычки в позапрошлой жизни. Считал, что избавился от неё, когда поджарился на костре. Но иногда она о себе напоминала.

Пробормотал:

— Ладно. Тут нужно разобраться.

Кликнул Мышку.

Та явилась в зал румяная, с красными от свеклы ладонями — помогала на кухне. Скользнула по боярыне безразличным взглядом. Вопросительно уставилась на меня.

— Алаина!

При виде Мышки Силаева попыталась вскочить. Не смогла. Стол затрещал под её немалым весом — мускулы у женщины побольше моих.

Мелкая часто заморгала. Попятилась. Но не испугалась — знала, что при мне ей ничто не грозит.

Я поманил Мышку к себе. Положил руки ей на плечи. Повернул лицом к боярыне.

— Ты знаешь эту тётеньку? — спросил я.

Мелкая покачала головой. Сразу. Отрицательно.

— Не помнишь? Точно? Посмотри на неё внимательно.

Мышка пробежалась по боярыне взглядом.

Видел, что мыслями она сейчас в другом месте. Должно быть, то чем она занималась на кухне, ей нравилось — спешила продолжить.

— Правда-преправда, Кира, — сказала мелкая. — Никогда её не видела. Это всё? Мне можно идти? У меня ещё куча дел. У нас там сегодня эта… как ты говоришь… запара!

Усмехнулась. Её глаза задорно блеснули.

К лицу боярыни прилила кровь.

— Что они с тобой сделали? — сказала Силаева. — Алаина! Доченька моя. Девочка моя маленькая! Это же я, твоя мама!