Хм… любопытно. Возможно, померещилось, а возможно, и нет.

- И часто случалось подобное? – спросил я.

- Нет, но я видела, что Софи тревожится и кого-то опасается. Иногда по вечерам она долго вглядывалась в окно, и лицо при этом у неё было такое… сосредоточенное.

Распрощавшись с женщиной, я отправился дальше.

Дом, где жила Кавендиш, находился недалеко от Квинс парка – всего в одном квартале, на берегу маленького искусственного пруда, в котором плавали утки. Колонны с облупившейся краской обвивал плющ, около колодца с минеральным источником сидел знакомый алкаш, которого я ночью встретил в парке, и, щурясь на солнце, пил из мятой железной кружки маленькими глотками воду. На меня он внимания не обратил. Да и с чего бы?

Поднявшись по ступеням, я постучал. Через минуту появилась служанка лет сорока, очень опрятная, с полотенцем в руке.

- Что вам угодно? – спросила она, окинув меня быстрым взглядом.

- Повидать вашу хозяйку. По делу.

Строго говоря, хозяйка была мертва, и я имел в виду компаньонку, но служанка меня поняла.

- Она в парке. Пошла гулять. Не знаю, когда вернётся.

- А давно ушла?

- С полчаса примерно.

У меня не было желания разыскивать женщину в парке.

- Можно подождать её здесь?

Помедлив несколько секунд, служанка посторонилась.

- В гостиной, - сказала она.

Я сел в плетёное кресло лицом к окну, на котором были расставлены горшки с разными цветами. На стенах висели миленькие акварельные пейзажи с местными видами.

Служанка ушла, оставив меня одного.

Ждать пришлось недолго. Не прошло и двадцати минут, как компаньонка Кавендиш вернулась.

- Снова вы? – удивилась она. - Чёрт, как жарко! – женщина упала в кресло, руки её повисли с подлокотников, точно плети. – Изнемогаю! Давно уехала бы отсюда, если б мне позволили, – она взглянула на меня с надеждой. – Может, вы разрешите? Вам же поручили расследование.

- Об этом надо спрашивать у начальника полиции.

- Он свинья и хам!

Я едва сдержал улыбку.

- Скажите, ваша… подруга получала перед смертью от кого-нибудь письмо? Или посылку?

Правильнее было бы сказать «хозяйка», но я не хотел задевать самолюбие женщины. Вряд ли она подалась в компаньонки от хорошей жизни.

- Что? – собеседница непонимающе нахмурилась. На лбу появились крупные морщины. – Письмо?

- Или вещь. Может, вы обнаружили нечто под дверью, или кто-то принёс…

- Записку! Совершенно нелепую. Маленький листок, и на нём написано «два».

- Чёрными чернилами?

- А? Чёрными? Не знаю. Может быть. Или синими.

- Но не красными?

- Нет. Это я бы запомнила.

- Записка была в конверте?

- Нет. Её просто подсунули под дверь.

- Вы её нашли?

- Служанка. Показала нам. Сьюзан велела выбросить.

- Понятно. И никто не видел принесшего записку?

- Нет. А что, это имеет какое-то значение?

- Кто знает… Ваша подруга не говорила о том, что за ней следят?

Женщина мелко закивала.

- Да-да! Иногда она утверждала, будто кто-то наблюдает за ней.

- Но никого при этом не видела?

- Вроде, нет.

- Не знаете, о ком шла речь?

Женщина поморщилась.

- Думаю, она и сама этого не знала. Просто перемена климата иногда действует совершенно непредсказуемо. Мнительность и впечатлительность…

Она замолчала, и я поднялся, собираясь уходить.

- Так вы не можете позволить мне уехать из Брайтона?! – снова спросила женщина. - Как я его ненавижу! – в голосе проскользнули истеричные нотки.

- Кажется, другой особе, находившейся с вами в схожем положении, разрешили вернуться домой. Обратитесь к полковнику Ласи.

Женщина застонала и откинулась на спинку кресла, закатив глаза.

- Лучше смерть!

Поклонившись, я вышел.

Итак, я узнал, что обеим жертвам присылали обозначение времени их свидания с убийцей. Что мне это давало? Не так много. Жаль, никто не видел принесшего монету и записку. Даже если это был не сам преступник, предметы он должен был получить из рук убийцы и сумел бы опознать его. Конечно, если тот не разделался и с ним. Но, кажется, ни о каких новых смертях в Брайтоне не слыхали.

Я собирался посетить Чёрный зиккурат и попробовать овладеть элементалем огня, но стоило припарковать «Порш» возле дома, как из-за куста показался знакомый констебль. Блин, надо уже дать барону своей номер, чтобы не гонял бедолагу.

- В чем дело? – заговорил я первый. - Что случилось? Новое убийство?

- Никак нет! Убийца сыскался!

- Как так?! – опешил я.

Впрочем, рано. Возможно, ложная тревога.

- Сам сознался!

- И кто он?

- Некий Флакс, местный офицер. Раненый сейчас лежит.

- Который стрелялся с адъютантом барона?

- Так точно, он самый!

- И что, он признался в убийствах?

- Да. То есть, не совсем… - полицейский смутился. - В одном. Леди Бошан.

Так-так… Не ожидал, но допустим, Флакс не оговаривает себя.

- А во втором? – спросил я.

- Отказывается от него. Говорит, не я, да и всё тут! Но это ничего… Не таким язык развязывали!

В этом я не сомневался. Наверняка у барона и менталь найдётся. Тогда даже пытать не придётся: Флакс всё выложит, как миленький.

- Едем к Его Милости! – кивнул я, возвращаясь к машине. – Живее!

Пошёл мелкий, противный дождь. Окно в комнате было распахнуто, и за ним шумела вода. Ласи жил в квартире на втором этаже администрации, хотя наверняка имел свой собственный дом. А может, и нет. Может, копил.

Меня он принял в гостиной, на стенах которой висело оружие, в основном винтовки, и чертежи пехотных доспехов. Видимо, полковник был большим фанатом военного дела. Даже странно, что связал свою жизнь с национальной гвардией. Хотя тут, скорее всего, имел место расчёт: под крылом барона Кобема, да на таком кормном месте, он мог быстро сделать состояние.

Мне не удалось поговорить с градоначальником по причине позднего часа – тот уже спал – зато с Ласи у нас состоялась продолжительная беседа. Полицейский обстоятельно рассказал, как раненый офицер послал за констеблем и велел тому сказать начальству, что он готов сознаться в убийстве. Ласи лично приехал послушать историю Флакса. Тот заявил, что убил Бошан, случайно встретив её ночью в гроте. Якобы шатался по городу пьяный, залез в парк и заметил женщину на лавочке. Стал к ней приставать, она его, разумеется, отшила, и тогда он сначала отходил её кнутом, а потом зарубил саблей.

- Как видите, - сказал Ласи, - Флаксу известны подробности, которых он не мог узнать, если не убил сам. Мы держали обстоятельства преступлений в строгом секрете.

- Зачем ему носить с собой кнут? – подумав, спросил я. – Не девятнадцатый век на дворе. Лошадьми пользуются в наше время разве что на скачках. Ну, ещё детишек катают возле аттракционов.

Полковник развёл руками.

- Да кто ж его знает? Какая разница?

- И что, Бошан не кричала, пока он её бил?

- Кричала, должно быть, но время было позднее.

- Да ведь уже выяснили, что криков не было, - напомнил я.

Ласи поджал губы. Моё замечание ему не понравилось. Оно и понятно: осложняло дело.

- Кричала или нет, к делу теперь не относится, - холодно заявил он. – Убийца сознался. Что вам ещё надо? Или из-за гонорара расстроились? Так тут ничего не поделаешь: опередил я вас, господин Блаунт.

- Что Бошан делала в гроте? – спросил я, игнорируя колкость собеседника.

- У неё уже не спросишь.

- Почему Флакс вдруг решил сознаться?

Не из-за того же, в самом деле, что я с ним побеседовал. Или именно поэтому? Может, проснулась в нём совесть? Говорят, в наше время такое ещё случается.

Ласи не торопясь прикурил сигарету, выпустил дым, проследил за тем, как тот уплыл под потолок.

- Говорит, всё равно, душу не спас. Мол, так и так в аду гореть. Убийство же, не что-нибудь. Странные разговоры, конечно, да нам-то какое дело? Признался добровольно, и в своём уме человек, вроде. Зачем только от второго убийства отпирается – вот что неясно. Ему послабления всё равно не выйдет. Да и кто поверит, что он одну убил, а другую нет? Когда всё одинаково.