— Тёть Надь, вы…

Рыжий вскинул брови.

— …Оч клёво пошили!

Вовчик закивал головой.

— Да она как настоящая! — заявил он. — Даже лучше! В тыщу раз лучше!

Повернулся ко мне.

— Миха, а… можно я её примерю? Я аккуратно, я не испачкаю! Честное октябрятское!

Рыжий посмотрел на свои ладони.

— Я даже руки помою! — заявил он.

Вовчик сорвался с места, рванул на кухню к раковине (походу отбросил меня плечом со своего пути, точно кеглю). Надя пугливо отодвинулась, прижала к груди руки вместе с тенниской (хотя её бы конопатый не оттолкнул так же легко, как моё тщедушное тельце). Я проводил рыжего взглядом.

Спросил:

— Мам, а можно я эту тенниску ему подарю?

Надя посмотрела на адидасовские полоски, потом на меня.

— Вове? — уточнила она.

Взглянула на мятую подушку (я позабыл привести кровать в порядок до возвращения Надежды Сергеевны с работы: зачитался). Поджала губы. Мишина мама ещё ни разу не упрекнуала меня в том, что я устроил в квартире беспорядок (беспорядок — с её точки зрения), но иногда едва сдерживала это желание.

— Вовчику, — подтвердил я. — Мам, мы с тобой новую пошьём. Правда? А он где такую возьмёт? Нигде.

Вздохнул (поднял-опустил плечи), заглянул Наде в глаза. Увидел в них свои отражения: двух светловолосых большеглазых мальчишек — уже не бледных, а с загорелыми лицами. Но совсем не похожих на того человека, каким я всё ещё мысленно себя представлял.

— Он мой единственный друг… — добавил я (заранее подготовил этот довод).

И замолчал. Опустил взгляд. Но всё же увидел, как дрогнули уголки Надиных губ.

Понял: слово «друг» угодило точно в цель.

Мишина мама закивала.

— Вова хороший мальчик, — сказала Надежда Сергеевна. — Конечно… Если ты так хочешь…

— Да, мама. Хочу.

Надя положила мне на плечо руку.

— Я завтра пошью тебе другую, — сказала она. — Обещаю.

— Спасибо, мама. Ты самая лучшая!

Вовчик не заставил себя долго ждать. Он буквально бегом вернулся в мою спальню, едва не задев босыми ногами деревянный порог (его тапочки преспокойно стояли около кровати). Продемонстрировал сперва Наде, а потом и мне свои розовые ладони; прикоснулся к чёрной адидасовской полоске.

— Можно? — спросил он.

— Надевай, — сказал я.

Рыжий сбросил футболку, оголил выпирающие рёбра (я отметил, что он хоть и тощий, но не «задохлик» — скорее «жилистый»). Тенниску Вовчик принял из рук Надежды Сергеевны — бережно, будто получал чемпионский кубок. «Влезал» он в неё аккуратно, точно в космический скафандр.

Надя рукой пригладила ткань у него на плечах (чёрные полоски блеснули на свету), поправила воротник. Конопатый мальчишка стойко выдержал все эти действа, прижал ладонь к адидасовскому логотипу (мне показалось, что он проверил: билось ли сердце). Шмыгнул носом.

— Можно, я в зеркало на себя гляну? — спросил Вовчик.

— Конечно.

Я распахнул дверцу шкафа (та противно скрипнула, хотя я не так давно смазал петли) — продемонстрировал парню закреплённое на ней зеркало. Отметил, что тенниска парню великовата (всё же я был не только на год старше него, но и шире в плечах). Вовчик уставился на собственное отражение — затаил дыхание.

Лишь через минуту он выдохнул.

— Клё-о-о-во, — произнёс рыжий.

— Носи на здоровье, — сказал я.

Вовчик обернулся.

— Как это? — спросил он.

Я пожал плечами.

— Да как обычно. Можешь в ней идти домой. Правда, мам?

Посмотрел на Надежду Сергеевну.

— Правда, — сказала Мишина мама.

Я уточнил:

— Но только после того, как дочитаем повесть: нам осталась читать всего две главы.

Вовчик растеряно заморгал.

— Так это чё, она… моя? — спросил он.

Погладил вышивку на груди.

— Твоя, Вова, — подтвердила Надежда Сергеевна. — Мише я пошью такую же. Завтра.

— Правда?!

Мне почудилось, что в глазах мальчика блеснула влага.

— Правда, — ответила Надя.

Вовчик снова шмыгнул. И вдруг сорвался с места. В два шага рыжий подошёл к Надежде Сергеевне и сжал её в объятиях.

— Спасибо! — сказал он.

«Сто лет тому вперёд» мы с Вовчиком сегодня дочитали. Я решил не откладывать это дело на следующий день. Не потому что стремился избавиться от Вовчика — просто сам хотел бы уже перейти к другой истории. Пообещал конопатому, что мы продолжим чтение — «о чём-то другом» (я подумывал о Беляеве, хотя парень желал «снова про Алису»). Рыжий мальчишка напряженно сидел на кровати, пока я надрывал голос и листал страницы. Он не ложился: боялся помять Надин подарок — тенниску. Прислушивался к моим словам; и наглаживал адидасовский логотип, будто фотографию возлюбленной или эмблему любимого футбольного клуба.

— …Но ни один из них никому ни разу не рассказал о приключениях и невероятных событиях, случившихся в те апрельские дни, — прочёл я, поднял глаза. — Всё. Конец.

Вовчик тоскливо вздохнул — как только я закрыл книгу. Задумчиво взглянул на меня. По рассеянному взгляду мальчишки я понял, что рыжий пока не осознавал, где находился. Будто часть его мыслей всё ещё вертелась вне моей комнаты — вокруг похождений московских школьников. И Вовчик прикидывал: стоило ли и ему хранить те «апрельские события» в тайне. Я разглядывал конопатое лицо — не спешил развеивать витавшие в глазах парня грёзы.

— Если бы Алиса увидела меня, — заявил вдруг Вовчик. — То сказала бы, что я стану космонавтом. Точно тебе говорю. А чё? Наверняка она читала обо мне в газетах и в книжках. А может и нашу школу в честь меня назовут, когда я вернусь с Марса. Как думаешь, Миха, назовут?

Я положил книгу на стол, постарался ответить серьёзно.

— На счёт Марса — не уверен: мелковатое событие. Подумаешь, Марс. Он — вот, рядышком. До него лететь — всего ничего. А вот если ты полетишь в Первую межзвёздную экспедицию — может, и наш город из Великозаводска переименуют в Вовчикоград. А почему нет?

От нескольких часов чтения мои язык и губы чуточку онемели — я сохранил серьёзное выражение на лице.

— Вовчикоград, — повторил рыжий.

Оттопырил губы.

Я увидел, что он задумался.

Парень нахмурился, опять прижал ладонь к левой стороне груди. Тряхнул головой — в его волосах вновь будто блеснули искры (это уже благодаря яркому свету лампы накаливания). Хмыкнул.

— А чё, — сказал рыжий мальчишка. — Вовчикоград — неплохо звучит. Не хуже, чем Великозаводск. Ведь правда, Миха? Мне такое название города нравится.

— Мне тоже, — сказал я.

Взглянул на Вовчика и признал, что «раздолбанные» сандалии и похожие на юбку чёрные шорты не очень-то гармонично смотрелись вместе с новенькой «адидасовской» тенниской. Подумал, что если не опускать взгляд вниз, то рыжий теперь выглядел не современно — словно он одевался не в советской магазине, а в «брендовом» спортивном отделе из будущего. Вовчик и сам чувствовал, как преобразился его внешний вид: горделиво выпятил грудь, где красовался чёрный трилистник (будто шагал в скафандре с эмблемой Первой межзвёздной экспедиции).

Я проводил мальчишку до порога. Дождался, пока он попрощается с Надеждой Сергеевной. Шагнул вслед за ним в полумрак подъезда.

— Вовчик, тебе деньги нужны? — спросил я шёпотом.

Рыжий мальчишка остановился.

Свет на лестничной площадке был лишь тот, что проникал сюда через грязное окно; да ещё светила лампа в Надиной прихожей.

— Какие деньги? — спросил парень.

Я пожал плечами.

— Какие… Настоящие, советские. Какие же ещё?

Разглядывал серьёзное конопатое лицо.

Вовчик кивнул.

— Ну… нужны, — неуверенно ответил он. — А чё такое?

Рыжий мазнул рукой по верхней губе.

— Моя мама сейчас будет шить такие тенниски, как у тебя, — сказал я. — Завтра сделает одну для меня. А потом может изготовить такую же и для кого-то ещё — всё равно для кого. Но для других — не бесплатно, конечно. Так что если у тебя спросят, где ты нашёл свою обновку — говори, что поможешь купить такую же. Покажешь им качество маминой работы. Скажешь, что тенниска будет готова за пару дней. Если, конечно, у мамы получится раздобыть нужную ткань.