— Конечно, знаю. Вы уверены, что управление оплатит их работу?

— Об этом лучше спросить лейтенанта. Она ведёт расследования, а я всего лишь консультирую.

— Так я и сделаю, — кивнул Абрамсон.

— Могу лишь сказать, что в Лондоне очень заинтересованы в успешном ходе дела, так что трудностей, скорее всего, не возникнет.

— Плохо вы знаете наших бюрократов, — ухмыльнулся полковник. — Весь их энтузиазм улетучивается, едва заходит речь о дополнительных расходах.

— Всё, я готов. Вы разбудили лейтенанта?

— Стучал, но она не открыла.

— Давайте попробуем ещё раз.

Выйдя из номера, мы начали барабанить в дверь Глории. Через некоторое время я забеспокоился, так как девушка не отзывалась и не открывала. Уже хотел позвать хозяина гостиницы с запасным ключом, как вдруг замок щёлкнул, и на пороге предстала Глория. Вид у неё был заспанный и крайне недовольный. Оно и неудивительно, учитывая, как мы провели ночь. Поспать удалось от силы часов пять.

— В чём дело?! — хмуро буркнула Глория, подавив зевок. — Случилось что-то?

— Сегодня ночью кто-то вскрыл склеп Зальмов, — опередил я Абрамсона. — Полковник подозревает цыган. И ещё он готов дать людей для раскопок имения, если им заплатят.

— Доброе утро, — кивнул полицейский. — Поздно легли? Господин Блаунт всё правильно сказал. Сегодня я собираюсь поболтать с цыганами. Возможно, удастся кое-что прояснить.

Мы с Глорией переглянулись.

— Вы не против, если прежде мы сами наведаемся к ним? — спросила девушка. — Мне кажется, если нагрянете вы со своими людьми, это насторожит их, а вы ведь понимаете, что они могут сняться всем табором и уйти в одну ночь. К чему нам это?

— Вы правы, — согласился Абрамсон, подумав несколько секунд. — Действуйте, как считаете нужным. В конце концов, это ваше расследование, лейтенант, — добавил он, слегка пожав плечами. — Сейчас я вынужден вас покинуть. Дела.

— Постойте, полковник, — окликнула его Глория. — Можно уточнить, что конкретно вы имели в виду, говоря, что склеп Зальмов был разграблен? Что-то украдено?

— Унесли тела нескольких усопших. Ума не приложу, зачем они понадобились цыганам. Наверное, для каких-нибудь сатанинских ритуалов.

— Погодите с выводами. Мы ведь не знаем, виноваты ли цыгане.

Абрамсон фыркнул. Мол — а кто ещё-то?!

— Как стало известно о пропаже? — спросила Глория.

Хороший вопрос, учитывая, что я аккуратно запер дверь.

— Поступило анонимное сообщение.

А вот это любопытно. Получается, за нами ночью кто-то наблюдал. Но личностей наших не выдал.

— Звонок или письмо?

— Второе.

— По электронной почте?

— Нет, — Абрамсон похлопал себя по карманам. — Кажется, оно у меня собой. Ага, вот! — полицейский извлёк вдвое сложенный листок плотной бумаги и протянул Глории.

— Зайдите в номер, господа, — пригласила, наконец, девушка, посторонившись. — Глупо обсуждать всё это в коридоре.

— А где конверт? — спросил я, заглядывая в анонимное послание.

— Пожалуйста, — Абрамсон вручил мне слегка смятый конверт с оборванным краем. — Здесь нет штемпеля и адреса. Его подбросили прямо в ящик полицейского участка.

— Значит, кто-то мог видеть, как это было проделано?

— Дежурный божится, что никто к ящику не подходил.

— Наверное, задремал или отвлёкся.

— Всякое случается, — нехотя признал Абрамсон. — Все мы люди.

— А камеры видеонаблюдения нет?

— Увы.

— Во сколько вы получили письмо? — спросила Глория.

— В восемь утра. Дежурный вытащил его и отдал мне. Он всегда проверяет почту около восьми.

— «Сегодня ночью неизвестные проникли в склеп Зальмов», — прочитала Глория вслух. — Короче некуда. Написано аккуратно и без ошибок. Получается, человек, приславший это, сам находился ночью на кладбище. Может, сторож?

— Нет, я неплохо его знаю. Старик не стал бы заморачиваться с анонимкой. Просто позвонил бы.

— Но кто мог находиться на кладбище ночью? Не тот ли, кто взломал склеп? — Глория вернула полковнику записку. — Это кажется наиболее логичным объяснением. Или вы верите в совпадения?

Абрамсон растерялся.

— Такую версию я не рассматривал, — сказал он, убирая письмо в карман. Я отдал ему заодно и конверт. — Зачем кому-то доносить на себя? Дверь была заперта. Если б не письмо, никто бы не заметил пропажи трупов.

— Понятия не имею, — пожала плечами девушка. Ей бы в театре играть с таким талантом. — Возможно, опрос свидетелей что-нибудь прояснит.

Абрамсон кивнул.

— Будем надеяться. Только это маловероятно.

— Кстати, вы обещали проверить, не ждал ли кто-нибудь из жителей Доркинга в гости молодую рыжеволосую женщину, — напомнил я.

— Да-да. Займусь этим в ближайшее время. А теперь мне действительно пора.

Полковник ушёл, погруженный в размышления. Наверное, пытался представить, зачем цыганам на себя доносить.

— Твоих рук дело? — прямо спросил я Глорию.

— Моих, — скромно призналась она. — Как ещё мы могли объявить о том, что обнаружили? Не признаваться же, что ночью лазали в склеп. Зато теперь пропажу трупов можно официально запротоколировать и подшить к делу.

То-то она выглядела совсем не выспавшейся даже для пяти часов сна.

— Придумано ловко, но ты уверена, что тебя не видели?

— Вполне.

— Люди Абрамсона могут что-нибудь пронюхать.

— Исключено.

— Ладно, будем надеяться. Поедем к цыганам? Пока полковник не устроил геноцид в отдельно взятом городе.

Глория кивнула.

— Только дай мне полчаса, чтобы собраться.

— Я бы ещё и позавтракал.

— Хорошо. Закажи мне пару блинчиков, яичницу с беконом и крепкий кофе.

Мы наняли того же таксиста, что возил нас к пастухам. Мистер Лэсли обрадовался нам, как родным.

— Конечно, я знаю, где табор. Да это всем известно. Только вы всё равно правильно сделали, что сами не поехали, — сказал он, выслушав, что нам нужно. — Добраться туда непросто, если местность не знать. Но со мной домчите с ветерком. Хорошо, что вы решили, наконец, взяться за этих извергов! Я всегда говорил, что это дело рук цыган. Живут они не по-божески!

Внедорожник помчал нас по улицам Доркинга и вскоре выехал за пределы города. Приземистые домики тянулись вдоль обочин, похожие на старые коробки. За ними возвышались строения поновей и побогаче. Тонкие рябины с потемневшими сморщенными ягодами и свернувшимися в трубочки листьями теснились у заборов и плетней.

Снова начал накрапывать дождь. Я взглянул на небо. Половина его была голубой, а половину затянула светло-серая туча с рваными краями. Даже странно, что из неё что-то лилось.

Вскоре дома кончились, и по сторонам дороги потянулись высокие дубы, сосны и тёмные мрачные ели.

— Завтра воскресенье, — обронила вдруг Глория.

Я покосился на неё.

— И что?

— Надеюсь услышать завтра проповедь отца Бэйзила. Было бы непростительной ошибкой не воспользоваться возможностью испытать дар его красноречия на себе.

— Ты его подозреваешь?

— Я подозреваю всех, кто хоть как-то связан с этим делом. Можно построить сколько угодно гипотез, но пока хотя бы одна из них не будет подкреплена доказательствами, нечего и думать о том, чтобы как-то продвинуться в расследовании. Пока что я в тупике. Мы едем допрашивать цыган, хотя ни один из нас не верит, будто это их рук дело. Это о чём-то да говорит. Нужны свежие улики. Хоть что-то новое, за что можно ухватиться. Сейчас дело напоминает клубок, в котором битый час не можешь отыскать конец.

Она говорила очень тихо, а в салоне играла музыка, так что таксист нас не слышал. Иначе наверняка вступился бы за местного священника.

Дорога заняла около часа. Оказалось, что цыгане расположились на равнине к востоку от Доркинга, где разбили лагерь: шатры, палатки, снятые с колёс крытые фургоны, входы в которые были завешены тяжёлыми коврами всевозможных расцветок и узоров. Посередине поселения имелось подобие навеса — дощатая крыша на четырёх столбах.