— Прятался от его убийц. Они ведь, конечно, собирались и меня прикончить.

Капитан согласно кивнул.

— Мне нужны были деньги на обратный билет, — продолжал я. — Пришлось долго собирать.

— Как вы связаны с графиней фон Раскуль?

Пришлось честно рассказать о своей афере. Полицейский и капитан Секретной службы слушали молча, но было заметно, что изумлены.

— Однако! — протянул толстяк, когда я закончил. — В изобретательности и решимости вам не откажешь!

— Так вы не знаете, куда именно фон Раскуль направлялась в Амстердаме? — спросил Резерби.

— Увы. Мне уже было не до неё.

Тут я, не дожидаясь дальнейших расспросов, перешёл к рассказу о горничной, выкравшей у хозяйки список с фамилиями.

— Значит, убийцы забрали его? — с видимым сожалением переспросил Резерби.

— Да, но я помню три из четырёх.

Капитан оживился и кивнул своему товарищу. Толстяк тут же достал из ящика стола лист бумаги, ручку и приготовился писать.

— Граф Бартенс, лорд Дербиш, генерал Самертон, — перечислил я.

Полицейский поднял на меня изумлённый взгляд. Он казался смущённым.

— Хм… вы уверены?

— Абсолютно.

Мои собеседники переглянулись.

— Ну, хорошо, — сказал капитан, беря в руки листок с фамилиями. — Допустим.

Его тон мне не понравился: было похоже, что капитана уже не очень-то радовала полученная информация. Или он мне не верил. Что довольно дерзко, учитывая, что он знал, кто я.

— Конечно, я понимаю, что это известные и влиятельные люди, — начал я, но не договорил, потому что Резерби вдруг мрачно усмехнулся:

— Да, — сказал он, — это очень влиятельные люди. Не представляю, как они могут быть связаны с фон Раскуль.

— Которая, как нам известно, имеет самые тесные связи с террористами, — словно про себя пробормотал толстяк.

Резерби бросил на него недовольный взгляд — мол, не болтай при посторонних, но тот даже не заметил — так был расстроен.

— Вы уверены, что горничная… придавала значение этому списку? — спросил капитан.

— Она считала, что за него сможет поучить амнистию, — твёрдо ответил я.

Уже было ясно, что моя информация пришлась не ко двору, и мои собеседники предпочли бы её не слышать.

Резерби встал, заложил руки за спину и прошёлся по кабинету, насколько позволяли размеры помещения.

— Нужно обсудить это дело с полковником, — сказал он, наконец. Толстяк поспешно кивнул — как показалось мне, с облегчением. Видимо, речь шла о начальнике, обращение к которому снимет с обоих личную ответственность за дальнейший ход расследования. — Ведь это же, если, конечно, тут действительно что-нибудь есть, может основательный резонанс получить, — продолжал Резерби. — Такие люди

, такие… деньги, — он посмотрел на меня исподлобья своими глазами-крыжовинами. — Вот что, господин Блаунт, мы сейчас ваши показания застенографируем, вы их подпишете, и никуда из города не уезжайте. Оставьте адрес, а мы в ближайшее время с вами свяжемся.

— Скажите, а какое сообщение отправил мистер Барни перед смертью? — задал я вопрос, терзавший меня уже долгое время — с тех пор, как Лоузи заронил в мою душу сомнение насчёт того, что доктор стал жертвой несчастного случая.

— Этого вам знать не положено, — ответил Резерби вежливо, но твёрдо. — Вы, конечно, из уважаемого рода, господин Блаунт, но всё же частное лицо. Так что прошу прощения.

Тогда я объяснил, что убийцам Лоузи были нужны записи мистера Барни, касающиеся вскрытия неизвестного господина.

— Обрезанный ноготь и отсутствующее кольцо, — сказал я, кладя на стол листки, которые хранил всё это время. — Мистер Барни почему-то очень заинтересовался этим сочетанием.

Резерби внимательно изучил запись, передал толстяку. Тот прочёл, придерживая на носу очки.

— Да, всё совпадает, — он многозначительно посмотрел на капитана. — Значит, список верный.

Я переводил взгляд с одного на другого.

— Но почему их фамилии были у фон Раскуль?! — почти в отчаянии воскликнул толстяк, засовывая очки в нагрудный карман. — Какая тут связь с террористами?!

— А вот это нам и надо выяснить, — мрачно проговорил Резерби. — Поэтому и придётся идти к полковнику. Без его санкций действовать невозможно.

Вдруг я понял: сообщение, которое отправил доктор Барни, касалось людей, чьи фамилии оказались в украденном горничной у фон Раскуль списке! Эти люди были связаны не только со смертью доктора Барни, моим преследованием, убийством Лоузи, но и с террористами! Граф, герцог и генерал — большие люди, ничего удивительного, что агенты расстроились: как известно, трогать некоторых людей себе дороже. Поэтому им и нужно заручиться поддержкой начальства, а то и представителей более высоких сфер. Дело-то получалось нешуточное. Знал ли об этом отец, когда поручал мне заняться им? Похоже, как минимум, подозревал. Вот только я пока не обнаружил в нём ничего мистического. Да, предполагалось, что «медведь» использует оккультизм в своих исследованиях, но какого уровня? Если серьёзного, это одно, а если нет, то зачем я потратил на всю эту беготню столько времени?

Ещё я понял, что агенты читали сообщение, которое получил доктор Барни в ответ на своё. А что интересовало его в тот момент, перед самой смертью? По всей вероятности, отрезанный ноготь и снятое кольцо — улики, которые могли помочь опознать убитого человека. О них доктор Барни и должен был отправить запрос. Вот только куда? Кто отвечает на подобные сообщения?

Мне пришло в голову попросить у Резерби показать ответное сообщение, но я тут же понял, что ничего из этой затеи не выйдет. Кто я такой? Сынок влиятельного лорда? Странный частный детектив? Авантюрист, за чужой счёт съездивший в Амстердам?

Нет, выяснять, что известно агентам, придётся самому. Хотя… надо мне это?

— Паспорт я вам возвращаю, — с явным сожалением проговорил Резерби. Очевидно, он с удовольствием оставил бы документ у себя, а может, и вовсе запер бы ценного свидетеля в какой-нибудь камере — на всякий случай. — Такие сейчас времена: повсюду революционная зараза, социалисты покушаются на основы государственности, и мы должны, так сказать, всеми силами противостоять. Однако ещё раз прошу никуда из Лондона не отлучаться.

— Разумеется, — я спрятал паспорт в карман и поднялся.

— Мы вас больше не задерживаем, — помолчав пару секунд, кивнул капитан.

Выйдя на улицу, я задумался. Слова Рессенс, сказанные в вечер накануне моего отъезда из Амстердама, не давали мне покоя: если горничная графини фон Раскуль жива, я просто обязан хотя бы попытаться спасти её и не позволить Элиасу Улаффсону выпотрошить её. Конечно, глупая девица предала меня, но ею руководил страх, так что это простительно. К тому же, её нежелание оставаться пособницей террористов свидетельствовало о том, что девушка не так уж плоха.

Всё это я успел обдумать, ещё пока плыл на теплоходе, и вот теперь оказался перед дилеммой: с одной стороны, агенты ясно велели оставаться в городе и ждать вызова, но с другой, надо ехать в Ковентри, чтобы проникнуть в замок Улаффсона. Причём действовать мне предстояло в одиночку — ничьей помощью я, памятую об угрозе Рессенс, воспользоваться не мог.

Я решил не торопиться и ещё раз всё обдумать, тем более что чёткого плана действий в самой Ковентри у меня пока не было. Поэтому я остановил такси и отправился в ресторан, где съел каплуна с картофелем, луком и чесноком. Затем выпил пинту превосходного тёмного пива. Во время трапезы размышлял о предстоящем и прислушивался то к голосу разума, то сердца: первый говорил, что надо сидеть в городе и никуда не соваться, тем более что и Резерби так велел, но сердце твердило, что спать спокойно, зная, что горничную могут в любой момент покромсать, я не смогу, ведь получится, что я бросил её умирать, а тогда упрёкам, которые я бросал Рессенс, грош цена.

Я вздохнул с искренним сожалением: проклятое хорошее воспитание! Вот и мучайся теперь, рискуй жизнью, чтобы успокоить совесть. А учёные даже не уверены, что она существует, а не есть плод человеческой фантазии — ну, или предрассудков там.