— Павлик, я лишь хочу сказать, что для нормальной работы над уроками для всех вас в этой комнате уже недостаточно места, — сказал Виктор Солнцев. — А если к вам присоединится Валера и… ещё одна девочка, то здесь будет трудно всем даже попросту разместиться.

Он развёл руками, указал на стены и шкафы.

— Я предлагаю вам, — сказал отец, — уже завтра перебраться из этой комнаты в место попросторнее: в нашу с Павликом квартиру. Она похожа на эту — по площади так точно: один в один. Но только там в вашем распоряжении будут обе комнаты со столами. И кухня, разумеется.

Он посмотрел на меня.

— Если ты, Миша, позволишь, я перенесу свою работу сюда, за этот стол, — сказал Виктор Егорович. — И не буду вам мешать. Да и Надежда Сергеевна станет меньше отвлекаться. Но она здесь останется не одна — я составлю ей компанию… если ты, Миша, не возражаешь.

Мальчишки и Зоя взглянули на меня. Я пожал плечами. Заглянул папе в глаза.

— Не возражаю, — сказал я. — И если остальные не против…

Краем глаза заметил, как энергично закивали головами мальчишки; увидел, что кивнула и Зоя.

—…Тогда с завтрашнего дня мы собираемся в квартире Солнцевых.

Пробежался глазами по лицам детей и снова взглянул на Виктора Егоровича.

— Вот только… кто будет здесь готовить обеды? — спросил я. — Не хочу, чтобы мама голодала или портила себе желудок. Она сейчас много работает. У неё нет времени, чтобы варить и жарить.

Виктор Солнцев вскинул руки.

— За это не беспокойся, Михаил, — сказал он. — Я прекрасно готовлю!

Павлик закивал — в подтверждение слов своего отца.

А я вспомнил папину жареную картошку (хрустящая, но местами обугленная). В детстве мне нравилось её есть (папа называл её «настоящим мужским обедом»). Сейчас мне этот «мужской обед» виделся под иным углом. Я нахмурился и подумал: «Бедная Надежда Сергеевна».

Вздохнул.

И тут же мысленно добавил: «Зато у папы получались вкусные блины и оладьи».

С пятницы девятнадцатого октября мой увеличившийся на двух человек пионерско-октябрятский отряд (к нам в тот день впервые присоединились Валера Кругликов и Света Зотова) собрался в квартире Солнцевых. Виктор Егорович не выставил нам никаких требований. И даже обеспечил пропитанием (не таким обильным, как хотелось — поэтому уже в субботу Света и Зоя принесли из дома пакеты с деликатесными по нынешним временам продуктами).

В папиной квартире я быстро освоился (поначалу при виде многих вещей тоскливо сжималось сердце). Понравилось там и детям. Девочки взвалили на себя заботу о чистоте, Пашка и Валера помогали мне на кухне. Вовчик пытался успеть везде — метался между кухней и девчонками (но иногда и реально помогал). Несколько раз на протяжении следующей недели «взрослые» являлись к нам с неожиданными проверками — мы кормили их ужином или обедом и отправляли восвояси.

Именно в отцовскую квартиру первого ноября позвонил Фрол Прокопьевич Лукин.

— Ты уже слышал, Мишаня⁈ — прокричал в трубке голос генерал-майора. — Твоя Индия сработала!

Сегодня я выступал не стоя около своей парты, а замер в шаге от учительского стола. Не держал в руках газету, не цитировал слова журналистов (в прессе интересовавшую меня тему задели вскользь — «Аргументы и факты» её и вовсе проигнорировали). Я говорил не спеша, делал паузы (позволял детям прочувствовать трагизм случившегося пять дней назад события). Лица учеников четвёртого «А» класса (все, без исключения, были повёрнуты в мою сторону). Школьники не шептались, не рисовали в тетрадях, не чиркали друг другу записочки — слушали моё выступление. Тему политинформации я сегодня подобрал интересную (особенно в свете тех событий, что показало телевидение в программе «Время»). Смотрела на меня и классная руководительница (она не листала классный журнал — присела на свободное место за третьей партой).

—…В этот день Индира Ганди не одела под сари бронежилет, — говорил я. — Госпожа Ганди считала, что он её полнит. А ведь она сегодня шла не встречаться с посетителями, которые приезжали со всех уголков Индии, чтобы лично встретиться с госпожой премьер-министром. Тридцать первого октября Индира Ганди назначила встречу с известным актёром и режиссёром, желавшим снять о ней фильм для ирландского телевидения. Госпожа премьер-министр согласилась на предложение телевизионщиков. Потому что многое хотела сказать миру. Однако встреча не состоялась. И мы никогда не узнаем, о чём ещё хотела рассказать это замечательная женщина и мудрый политик — Индира Ганди.

Я выдержал паузу. В кабинете царила тишина — шорохи доносились лишь с улицы и из школьного коридора. Я не сомневался, что все мои одноклассники смотрели по телевизору грандиозные похороны индийского премьер-министра. Как и я когда-то. В этот раз тоже немного постоял около чёрно-белого экрана. Но наблюдал не за сценой сожжения тела Ганди. Смотрел, как утирала со щёк слёзы Надежда Сергеевна; следил за тем, как успокаивал свою растроганную сценой похорон невесту Виктор Егорович. На следующий день слушал, как шептались собравшиеся на лавке около подъезда пенсионерки: «Родную мать поджёг!» Женщины обсуждали тот момент, когда сын убитой Ганди поднёс горящий факел к дровам поминального индуистского костра, где уложили тело премьер-министра.

— В начале десятого утра госпожа Ганди надела красивое сари, поправила причёску. Она помнила о своём обещании. Потому и отправилась в бунгало, где премьер-министра дожидалась съёмочная группа. Но о планах госпожи Ганди на это утро проведали и её враги. В нескольких шагах от плетёной калитки путь женщине преградил инспектор её службы безопасности — человек, которому она доверяла. Мужчина сложил руки в традиционном индийском приветствии. Госпожа Ганди тоже сложила руки, но не успела их опустить. Потому что охранник выхватил пистолет и выстрелил в премьер-министра почти в упор. Тут же подоспел его сообщник и расстрелял Индиру Ганди из автомата…

Я щедро приправлял скудные сведения, полученные из советских газет, почерпнутой некогда в интернете информацией. Но не рассказывал детям, кто такие сикхи, не вспоминал о штурме индийскими правительственными войсками Золотого храма. Об этом я говорил Фролу Прокопьевичу. Генерал-майор просил меня озвучить дату «громкого события». Ничего «громче», чем убийство телохранителями-сикхами индийского премьер-министра я не вспомнил. Назвал я Лукину и ещё несколько дат. Но все они пока лишь маячили в будущем. И были для меня только интересной, но бесполезной информацией: я не мог её никак использовать (в свете своего нынешнего положения). Всё же, провинциальный десятилетний школьник из неполной рабочей советской семьи — это не обросший полезными связями генерал-майор.

—…Не все охранники индийского премьер-министра оказались предателями — только двое. Служба охраны поспешила на помощь госпоже Ганди. Преступников обезвредили. Инспектора-предателя расстреляли на месте. Его молодого помощника сумели «взять» живым — возможно, именно сейчас он даёт показания. Индира Ганди получила восемь пулевых ранений. Но продолжала бороться за жизнь. Её доставили в лучшую клинику Индии. Рядом с которой тут же собрались тысячи взволнованных индийских граждан. Все они спрашивали только об одном: выживет ли их любимая госпожа премьер-министр. Но вопреки усилиям врачей Индира Ганди умерла. Она скончалась от ран в прошлую среду в половину четвёртого пополудни…

По уже сложившейся традиции после уроков мы шли к автобусной остановке — провожали Свету Зотову. Зоя Каховская опиралась о мою руку — Зотова придерживала за локоть Вовчика. Третьеклассник теперь каждый будний день дожидался окончания учёбы четвёртого «А» класса. Он не менял своё обновившееся в конце октября расписание даже в непогоду. Рыжий мальчишка в школьной форме, с октябрятским значком на груди и с ранцем за спиной встречал нас с понедельника по пятницу на одном и том же месте (будто стойкий оловянный солдатик): под кроной клёна у выхода со школьной территории.