При звуке удара не вздрогнули лишь я и заговорщица.

Палач рванулась следом за отлетевшим в сторону топором. С трудом, но удержала его в руках. Сражницы отпрянули от неё, едва не наколов друг друга на копья. Женщины в толпе пугливо вжали в плечи головы. Заволновались даже голуби — их голоса стали громче, послышались хлопки крыльев.

На третью попытку разрубить своей жертве шею заплечная мастерица решилась не сразу. Примериваться стала лишь после того, как заподозрившие подвох зрительницы нестройным хором закричали: «Руби!». А сама приговорённая к казни приподняла голову и выдала гневную тираду.

Суть возмущённых слов Лукории состояла в том, что палач — плохая женщина, что руки у палача растут из неправильного места, и что если она не прекратит издеваться над заговорщицей, то штос-офицерша встанет, отберёт топор и… Окончание фразы я не расслышал из-за смеха толпы.

Палач ударила снова. Почти без замаха. Без надежды на успех.

Топор вновь отскочил от шеи заговорщицы — в этот раз не так активно.

Его тут же в сердцах бросили на деревянный помост. Теперь уже руганью разразилась и палач.

Ну а что они хотели?

Пробить обычным стальным оружием «алмазную броню» невозможно. Тут руби, не руби… Пока не истощится запас маны в источнике, подпитывавшем заклинание, только оружие будет портиться. На шее заговорщицы лезвие топора не оставит ни царапины. А за появление синевы на коже, уверен, штос-офицерша на меня не обидится: не на свидание сюда пришла.

Мана в моём резервуаре и накопителях, если буду тратить её лишь на «алмазную броню» и свою «драконью кожу», закончится не скоро. Магической энергии в запасах хватит, чтобы шея Луки выдержала сотни ударов, нанесённых не усиленным магией оружием. Скорее сломается плаха, а не шея. Пока штос-офицерша Лукория находится под защитой моего плетения, она с большей вероятность умрёт от старости, нежели то нанесённых топором ран.

Толпившиеся на площади горожанки заволновались, предчувствуя, что могут лишиться зрелища. Зароптали, замахали руками. Словно недовольные покупатели, которым всучили протухшие продукты. У меня сложилось впечатление, что каждая вторая из тех женщин, что явились посмотреть казнь, готова была сама взобраться на помост и оказать палачу посильную помощь. А то и выполнить за неё работу.

Ничего.

Сейчас я устрою им зрелище.

Велел Васелеиде следовать за мной. Та поправила лямку сумки, прижала к груди карауку. Расталкивая недовольную, обманутую публику, я побрёл к ведущей на эшафот лестнице.

Стражницы у подножия лестницы попытались преградить мне дорогу. Сдвинули щиты. Грозно рыкнули. К мечу я не прикоснулся. Всегда предпочитал использовать магию, а не грубую силу. Дважды скастовал «сон» — оба стража порядка выронили копья, распластались на земле.

Не думаю, что многие обратили на это внимание. Все лица смотрели наверх. Туда, где около плахи ругались палач и заговорщица. Их голоса звучали всё громче: причём, мастерица заплечных дел оправдывалась, виновато пожимала плечами. Стражницы, сбитые происходящим с толку, не вмешивались в их спор.

Лестница заскрипела под моими ногами. Но раз сумела выдержать вес палача и Лукории, то выдержит и меня. Гигантской мускулатурой я не выделялся: эльфы предпочитали стройные и гибкие тела. Я же сотворил своё по подобию эльфийского. Не наращивал мускулатуру — в моём случае силы бы она не добавила.

За спиной услышал шаги Васелеиды. На ходу долил в резервуар слуги магическую энергию — Вася расходовала ману на поддержание своей «древесной коры». Давно собирался оптимизировать ей защиту, да всё откладывал на потом. Хотя уже прикинул, что и как там можно подправить.

Взобрался на помост — привлёк к себе всеобщее внимание.

Публика восторженно заголосила, горожанки показывали на меня руками, адресовали мне слова поддержки. Стражницы ринулись мне навстречу, призывая спуститься вниз. Картавая нахмурила брови, указала на меня свёрнутыми в трубочку листами с текстом приговора, сыпала приказами и угрозами.

Не заметили меня лишь увлечённые спором Лука и палач.

Поочерёдно ткнул пальцем в вооружённых стражниц, каждую из них при этом одарил «сном». Получилось эффектно. Женщины словно натыкались на невидимую преграду. На мгновение замирали. И тут же падали на деревянный настил, сражённые бесшумным и невидимым оружием.

Из двух стражниц, что недавно вели к плахе Лукорию, ко мне рванула только одна — упала, успев преодолеть половину разделявшего нас пространства. Вторую я не заинтересовал: она повернулась ко мне спиной и сиганула с помоста. «Сон» помешал ей стать на ноги — улеглась на земле в позе зародыша, заулыбалась, засопела.

Упали картавая и палач.

Штос-офицерша Луккория замерла около плахи в гордом одиночестве. Со связанными за спиной руками. Смотрела на меня с недоверием, точно силилась понять, не почудился ли ей я.

Подмигнул Луке, повернулся к Васелеиде.

Забрал у слуги карауку, указал кивком на заговорщицу.

— Помоги ей. Защиту я с неё снял. Присмотри, чтобы нашу штос-офицершу не поранили.

«Алмазная броня» Луки тянула из меня ману в не меньших объёмах, чем это делала бы та же «регенерация». Топор палача лежал на досках помоста в трёх шагах от своей хозяйки. Там и останется, пока мы не покинем эшафот. Рубить заговорщице голову пока никто не собирался. Потому я больше не видел смысла тратиться на защиту Лукории. Тем более что сейчас потрачу много энергии на другое.

Подошёл к краю помоста. Поднял руку, привлекая внимание толпы.

— Льеры! — сказал я.

Мой усиленный магическим плетением голос прозвучал подобно гласу с небес.

Шум на площади стих.

Взгляды женщин скрестились на моём лице — сотни взглядов: встревоженные, раздражённые, скучающие, любопытные, разозлённые.

Я заметил в обращённых на меня глазах горожанок широкий спектр эмоций, вплоть до противоположных. Набросил на себя лямку карауки, провёл пальцем по её струнам, проверяя настройку. Бросил на инструмент «усилитель звука» — раза в три мощнее того, что использовал при выступлениях в театре.

— Уважаемые льеры! — сказал я. — Меня зовут Кир Силаев. Я боярин, или колдун, как вы нас называете, с острова Кординия. Внук небезызвестной вам Ильсинии Силаевой. Да, да — той самой Ильсинии, что сочинила песню о слезах-алмазах.

Согнутые громогласными звуками моего голоса спины горожанок выпрямились. Произнесённое вслух имя Ильсинии Силаевой чудесным образом разрядило обстановку, накалившуюся на площади после моего вторжения на деревянный помост. По толпе женщин прокатилась волна шепотков — мало кто отважился заговорить в полный голос.

— Раз уж я оказался перед вами на этой сцене, — объявил я, — то исполню одну из любимых композиций моего друга и учителя… его имя вам ничего не скажет.

Не думаю, что кто-либо в этом мире знал о гранд-мастере некромантии из Милонка, Вилоше кар Муоне, хотя в Акрильской академии о нём ещё при его жизни ходили легенды. И многие из этих впечатляющих историй брали начало с того, что гранд-мастер выпивал в своей лаборатории спиртовую настойку, тихим могильным голосом запевал «Балладу о неупокоенном колдуне» и приступал к испытанию очередного гениального изобретения. Все его ученики и коллеги знали, что когда в лаборатории звучали слова «Баллады», нужно бежать без оглядки, не дожидаясь, пока тебя вынудит это сделать очередное творение гениального, но временами рассеянного некроманта.

Я извлёк из струн карауки первые звуки «Баллады о неупокоенном колдуне». Увидел на лицах публики недоумение. А что вы хотели, дамочки? Гимн некромантов Акрильской академии магических искусств это вам не сопливая песенка о слезах-алмазах. Слов её вы не поймёте, но сможете почувствовать и прочувствовать заложенный в них посыл.

Приняв мои правила игры, спряталось за облаками солнце. Ворвавшийся на площадь порыв ветра разметал по сторонам скастованный мной сразу в трёх местах над головами публики «туман страха»: под его воздействием мелодия «Баллады» воспринималась особенно проникновенно, пробирала до костей. Мой голос, поначалу спокойный и печальный, обретал мощь, заставлял дрожать доски пола, дребезжать стёкла смотревших на площадь окон.