Сочинённая Джоан Роулинг (но ещё не написанная в тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом году) история показалась мне оптимальным вариантом, чтобы развлечь собравшуюся вокруг меня разношёрстную компанию (не о похождениях же златовласой Анжелики мне рассказывать). К моим словам сейчас прислушивались и Вовчик с Зоей, и Павлик, и Кругликов, и Надя с Виктором Егоровичем (они сидели плечо к плечу). Развесили уши даже загоравшие неподалёку от нас старшеклассницы.

—…Гарри переспросил у великана: «Кто я?» «Тебе пора прочесть письмо», — сказал ему Хагрид. Гарри протянул руку и открыл, наконец, жёлтый конверт. «Школа чародейства и волшебства „Хогвардс“, — прочёл он. — Уважаемый мистер Поттер! Мы счастливы сообщить Вам, что вы зачислены в школу чародейства и волшебства „Хогвардс“. Занятия начнутся с первого сентября. Но явиться в школу необходимо не позднее десятого августа. Список необходимых для обучения предметов прилагаю. С уважением, директор Альбус Дамблдор».

Я замолчал, перевёл дыхание. Поправил панаму на голове. Провёл языком по пересохшим губам и посмотрел на повёрнутые в мою сторону лица. Мне показалось, что конопатое лицо Вовчика выглядело непривычно серьёзным. В глазах Зои заметил азартный блеск. В папином взгляде отметил не только интерес, но и удивление. А вот на Надином лице читалась гордость за сына (за меня). Затаив дыхание, ждал продолжения и пухлощёкий Валерка Кругликов. Я невольно пожалел, что пока не мог извлечь дивиденды из интереса старшеклассниц…

Робко поинтересовался:

— А не пора ли нам искупаться?

Улыбнулся.

— Нет! — хором ответили собравшиеся вокруг меня люди (в том числе и старшеклассницы).

Испуганно заорала пролетавшая над моей головой чайка — спугнула мою улыбку.

Я икнул.

Надя протянула мне бутылку с тёплым лимонадом.

— Рассказывай дальше! — велели требовательные слушатели.

В рассказе о Поттере я добрался до появления Хагрида и юного Гарри в Косом переулке. И решительно объявил, что беру паузу в своём выступлении. В измене родине меня не обвинили. Хотя в глазах юных слушателей я прочёл именно такой вердикт (разочарованно вздохнули и взрослые). Однако поддержал меня лишь Вовчик — он сказал, что «дослушаем про волшебников потом», резво вскочил на ноги и помчался к воде.

Я чинно последовал за рыжим мальчишкой, прислушиваясь к раздававшимся за моей спиной недовольным Зоиным вздохам. Пашка Солнцев и Валера Кругликов обогнали меня уже у самой воды. Пошли купаться и папа с Надеждой Сергеевной (я отметил, что Надины складки на боках вполне вписывались в «среднюю температуру по больнице»: стройными талиями на городском пляже могли похвастаться только школьницы).

С папой я поговорил, когда Надежда Сергеевна вызвалась проводить смущённую внезапным «природным позывом» Зою Каховскую в «дамскую комнату». Причём, первым со мной заговорил отец. Мы с Виктором Егоровичем проводили девчонок взглядами (оба с интересом смотрели на Надины ягодицы). Потом я взглянул на реку (зажмурился от ярких солнечных бликов) — отыскал там глазами торчавшие над водой подобно поплавкам знакомые детские головы. Наблюдал за тем, как Павлик и Валерка под предводительством Вовчика плескались в реке. И вдруг услышал папины слова.

— Михаил, — обратился ко мне Виктор Солнцев. — А как называется та книга, которую ты нам пересказывал?

— «Гарри Поттер и философский камень», — сказал я.

— Не слышал о такой.

Папа стряхнул с ладоней песок, снова бросил взгляд на шагавшую по песку Надю.

Я сказал:

— Пока она существует лишь в одном экземпляре. Вот здесь.

Постучал себя пальцем по лбу.

— Хочешь сказать… ты сам придумал эту историю? — спросил Виктор Егорович.

Он посмотрел на меня.

Я пожал плечами, повторил:

— Пока она существует только в моей голове.

— Ты на удивление хороший рассказчик… для своего возраста, — сказал Солнцев. — Не пробовал записать свою историю на бумагу? Она уже сейчас выглядит интересной и многообещающей. И превратится в замечательный рассказ, если над редактурой поработает кто-то из взрослых.

Я усмехнулся.

— Дядя Витя, мне сейчас всего лишь десять лет. У меня пальцы болят уже после крохотной домашки по русскому языку. А перенос на бумагу столь длинного произведения затянется для меня на годы. Когда мне при этом ещё и находить время на учёбу в школе?

— Жаль, — сказал отец. — Очень жаль. А ведь у тебя могла бы получиться замечательная повесть…

— Могла бы, — сказал я. — Наверное. Но пусть она пока побудет «устным творчеством».

Виктор Егорович поинтересовался, почему я сделал своими персонажами англичан, а не советских людей. Но я ответил уклончиво: не захотел портись себе настроение враньём. Порассуждал о разнице в менталитете англичан и советских граждан (чем вновь пробудил удивлённый блеск в папиных глазах). С рассказа о Гарри Поттере свернул на творчество сэра Артура Конан Дойла. Провёл неочевидную (только что выдуманную мною) параллель между образом юного волшебника Гарри и частным сыщиком Шерлоком Холмсом («неплохим боксёром, меду прочим»). И тут же завёл разговор о боксе — затронул тему нашей недавней встречи с «хулиганами».

— Дядя Витя, вы хорошо дерётесь, — сказал я. — Профессионально. Два удара — два нокдауна. Сразу видно, что вы всерьёз занимались спортом — боксировали.

— Нокаута — не нокдауна, — поправил отец. — Встали с земли те ребята не через девять секунд. Да и не без чужой помощи.

— Всё ещё дерётесь на ринге? — спросил я. — Хотел бы я на это посмотреть!

Солнцев покачал головой; нахмурился, словно я затронул неприятную для него тему.

— С девятого класса не надевал перчатки, — сказал Виктор Егорович.

Над переносицей у него появилась похожая на штрих код морщина.

— Почему? — спросил я.

Папа прикоснулся к своей груди.

— Сердце, — ответил он. — Оно у меня ещё в детстве забарахлило — сразу же, как узнал диагноз, повесил перчатки на гвоздь. Как оказалось: навсегда.

Виктор Солнцев посмотрел на свой правый кулак.

— Когда-то я был хорошим боксёром, — сказал он. — Так мне говорили. Так считал и мой тренер. Трижды побеждал на областных соревнованиях. Сколько раз выигрывал город — уже и не вспомню.

Он взглянул поверх моего плеча на реку, усмехнулся.

— Однажды взял республику…

Папа вдруг погрустнел, покачал головой, заглянул мне в глаза.

— Но ты не говори об этом Павлику, — попросил он.

— Почему?

— Пашка не знает об этом… моём прошлом, — сказал отец.

Он посмотрел мне за спину, откуда доносились звонкие детские голова.

— Так уж получилось, — добавил отец. — Видишь ли, Миша, восемь лет назад я женился. На Пашиной маме. И изменил свои взгляды на бокс. Пришлось… их изменить. Так бывает. Когда-нибудь ты и сам поймёшь, что ради семейного счастья нам часто приходится чем-то жертвовать. Вот я и пожертвовал — любовью к боксу и памятью о своих спортивных достижениях…

Гарри Поттер явился на платформу девять и три четверти перед тем, как мы ушли с пляжа. А прибыл «мальчик, который выжил» в Хогвардс вместе со своими будущими друзьями за минуту до того, как суетливая компания подрумяненных на солнце «пляжников» ввалилась в тесную прихожую Надиной квартиры. Молчали все (размышляли над моим рассказом о приключениях юного волшебника), кроме Вовчика. Рыжий прикидывал вслух, какую именно волшебную палочку выбрал бы он (и какие «подошли бы» мне и Зое Каховской). Сообщил, какое имя дал бы своей сове. А ещё заявил, что непременно прихватил бы с собой в Хогвардс пистолет — на случай встречи с «тем, чьё имя нельзя называть» («магия — это хорошо, но огнестрельное оружие надёжнее»).

В Надину квартиру мы явились не в полном составе. Валеру Кругликова (как и в тот, прошлый раз) отыскали родители — едва ли не силком увели мальчика домой. Не пошли к Наде и старшеклассницы, загоравшие поверх полосатого коврика по соседству с нами (и тоже внимательно прослушавшие начало истории о мальчике со шрамом на лбу). А вот Солнцевы (Павлик и Виктор Егорович) шагали за мной будто те грызуны за гамельнским дудочником (допускаю, что папа шёл не за мной, а за Надеждой Сергеевной). По дороге с пляжа Зоя (нисколько не смущаясь присутствия Мишиной мамы) опиралась о мою согнутую в локте руку, хотя ещё утром сохраняла между нами прослойку в виде болтливого конопатого Вовчика.