Рессенс остановила его энергичным жестом. Поморщилась.

— Нет! Я имею в виду соблазнения, проведённые по всем правилам любовной науки.

— Хм! — Улаффсон пожал плечами, но видно было, что тема ему приятна. — Ничего хитрого тут нет, уверяю. Каждый мужчина, если он не совсем урод или не дурак, может заполучить множество женщин — столько, сколько захочет. Как говорится, qui quaerit, inveniet, pulsanti aperietur.

— Кто ищет, тот найдет, кто стучится, тому откроют, — перевела Рессенс. — Неужели? — она скептически прищурилась. — Что же здесь за секрет? Надо, наверно, уметь к каждой женщине особый ключик подобрать? Проницательностью обладать какой-нибудь особой?

— Ничего подобного! — самодовольно усмехнулся швед. — Не в обиду будет сказано, женщины не так уж сильно отличаются друг от друга. В общем-то, разнообразие здесь… весьма условно.

Рессенс насмешливо приподняла тонкие, будто нарисованные брови.

— Хотите сказать, женщины — существа типовые?

— Именно! — обрадовался доктор Улаффсон. — Очень правильное слово.

— А мужчины, надо думать, по вашему мнению, куда разнообразнее? — медленно проговорила Рессенс, холодно глядя на собеседника.

Швед замахал руками:

— Вовсе нет! Мужчины делятся всего на четыре типа. Если, конечно, мы говорим о том, как они соблазняют женщин.

— Именно об этом мы и говорим, — подтвердила Рессенс, сделав глоток вина. — Какие же это типы?

— Я сравниваю мужчин с четырьмя животными, — ответил доктор Улаффсон. — Первый тип — это львы. Они бросаются на добычу, едва увидят. Берут напористостью и уверенностью в себе. Ну, и ещё они шикарно выглядят, конечно. При этом, не всегда успешны в любви, потому что женщины часто пугаются их яростных демаршей. Второй тип — это шакалы, или гиены. Вообще, любые падальщики.

— Дайте угадаю, — перебила Рессенс. — Утешители несчастных вдов, брошенных невест и потребители перезрелых дев и дурнушек, которые отчаялись найти себе парня?

— Правильно, — одобрительно улыбнулся доктор Улаффсон. — Питаются тем, что не потребно другим. Например, львам.

— Какой ещё тип вы выводите?

— Змеи. Берут измором. Терпеливы, и потому могут осаждать объект вожделения годами.

— Какая скука! — наморщила носик Рессенс. — Невыносимые зануды!

— Да, но бывает, что Измаил сдаётся. Suaviter in modo, fortiter in re — будь мягким в обхождении, но твердым в достижении цели.

— Надеюсь, четвёртый тип получше?

— Самый лучший! — уверенно ответил доктор Улаффсон. — Я называю его крокодилы.

— Крокодилы?

— Именно. Это мужчины, которые, заметив интерес женщины к своей персоне, не торопятся. Они умеют ждать, но не так, как змеи. Они не надеются на удачу, у них есть план.

— Рассказывайте! — велела Рессенс. — Кажется, мы, наконец, добрались до чего-то интересного.

— Крокодил, наметив жертву из тех, кто обратил на него внимание, сначала делает вид, что не воспринимает женщину как объект влечения. Если говорит с ней, то односложно, не вступая в беседу. Однако во всех остальных отношениях остаётся приятным человеком. Через некоторое время он вдруг буквально разворачивается к даме лицом и тут уж вознаграждает её за ожидание. Затем снова берёт паузу. Он не напорист, и его нельзя обвинить в похотливости, однако свой интерес он демонстрирует достаточно явно.

— И сколько это длится? — спросила Рессенс.

— По-разному. Зависит от конкретной женщины. Но обычно не дольше двух-трёх недель. Иначе женщина может решить, что мужчина считает её не более, чем знакомой. А это опасно. Я бы даже сказал, губительно.

Рессенс согласно кивнула.

— Тут важно почувствовать момент, — продолжал доктор Улаффсон. — Своевременность — залог успеха. Когда женщина почти отчаялась, её необходимо вознаградить своим вниманием. Тогда она с радостью примет ухаживания и ответит взаимностью, поскольку и сама уже…

— Ясно! — перебила Рессенс. — Метод ваш ясен. Очевидно, вы и себя относите к крокодилам?

— Самый верный способ завоевать женское сердце. Конечно, дело не только в расчете. Надо и взглядом давать понять, что чувствуешь и…

— Значит, крокодил выбирает из тех женщин, которым он приглянулся? — снова перебила Рессенс.

Швед склонил голову в знак согласия:

— Разумеется. Ведь невозможно завоевать женщину, которой ты не по сердцу.

— Думаю, большинство мужчин с вами не согласились бы. А как же завоевание возлюбленной? Убитые драконы и всё такое?

Доктор Улаффсон снисходительно усмехнулся.

— Мудрый человек знает, что всё это — литературные фантазии. На самом деле, настоящая симпатия обнаруживается сразу, в первые же мгновения, когда мужчина и женщина видят и слышат друг друга. Тут всё: и внешность, и взгляд, и голос, и жесты, и мимика играют роль. Если же совпадения не происходит, — швед развёл руками, — остаётся только осада крепости, а это подходит лишь змеям.

— Какова же роль женщины? — спросила Рессенс. — Надеяться, что приглянувшийся мужчина выберет её?

— Мудрость женщины заключается в том, — наставительно сказал доктор Улаффсон, — чтобы позволять мужчине верить в драконов и быть рыцарем.

На том разговор и кончился. Я потом обдумывал теорию шведа и решил, что в ней много верных замечаний и вообще здравого смысла. При случае можно, пожалуй, расспросить доктора подробнее — глядишь, для себя что-нибудь полезное узнаю.

Компаньонка Рессенс и Люст сидели за отдельным столиком и в беседах своих спутников участия не принимали. Друг с другом тоже не разговаривали: Лиза хотя и знала по-немецки, всё больше молчала, опустив глаза, а телохранитель, кажется, вообще испытывал к ней какое-то брезгливое отвращение. Зато со мной, когда они сидели в купе, всячески старался наладить разговор. В конце концов, пришлось взяться за штудирование разговорника, и к концу третьего дня пути мы уже могли худо-бедно переговариваться — конечно, только по книжкам. Люст старательно поправлял моё произношение и вообще оказался не таким уж сухарём. Только иногда смотрел как-то странно и душился немилосердно. Похоже, он прихватил в дорогу немалый запас парфюма. Рессенс однажды даже принюхалась и сказала телохранителю что-то резкое, отчего тот покраснел. Оказалось, он и на это способен. Чудеса!

Я спрашивал о том, кем немец был до того, как получил должность у Рессенс. Тот сначала отговаривался, а потом признался: служил у одного остзейского барона егерем. А ещё раньше — в армии, но уволился из-за разногласий с командованием.

— Вы ведь у Мэри телохранителем? — спросил я.

— Йа! — кивнул Люст. — Охрана.

— И долго будете? Неужели вам, военному человеку, нравится… такая работа?

Немец подумал секунд десять. Потом ответил, доверительно понизив голос:

— Я имею мечта. Копить деньги и один день ехать в Китай.

— В Китай?! — поразился я. — Господи, да зачем в такую даль-то?!

— Хочу смотреть чудо сфета. Цветные горы. Называются Чжанъе Данксиа, — с благоговением чётко выговорил Люст. — Профинция Ганьсу. Я сесть на большой теплохот и плыть туда.

— Они действительно цветные? — усомнился я: может, немец неправильное слово подобрал?

— Йа! — уверенно кивнул Люст. — Голубые... красные… шолтые… зелёные… синие… лилофые, — шелестел он страницами разговорника. — Много полоски — как ратуга! Так соединились горные породы.

Мне было трудно поверить в то, что описывал немец. Нет, таких скал в природе положительно быть не могло. Но спорить, конечно, не стал: кто же говорит человеку, что сомневается в его мечте? Хоть Люст и мой сторож, я не так жесток.

Обсуждали и литературу.

— Вам нравится? — спросил однажды Люст, имея в виду сочинения Уайлда. В руках он держал небольшой томик в кожаном переплёте. — Ваш великий поэт, верно?

— Не читал, — признался я. — Стоящая вещь?

Немец даже закатил глаза от восторга.

— Портрет Дориан Грей! — сказал он. — Я читаль второй рас. Прекрасный роман! Ви долшен прочесть. Даше странно, што не читали. Я думаль, все англичане обожать Оскар Уайльд.