— Вот и прогулялся в гости, — сказал я. — Дёрнули же меня за язык… С чего вдруг я там, в Ой, разбрасывался обещаниями?

Достал письмо, повертел его в руках.

Может, ну его?… Оставить письмо на кровати? Служанки найдут — сами передадут льере иль Гише. Не станут же они прятать его от хозяйки. В «собственные руки», не в «собственные» — какая разница? А я свалю отсюда, пока никого не убил. Ведь эти женщины способны вывести из себя кого угодно.

Вернул письмо в карман. Устроился поудобней на диване — забрался на него с ногами.

Подумал, что уйти сейчас было бы мудрым решением — без сомнения. Зевнул.

Жаль только, что я не мудрец. И что не попробовал местный кофе.

В комнате царила сонная атмосфера. Когда остался здесь в одиночестве, едва ли ни сразу же погрузился в дремоту. Лежал на диване, сложив на животе руки; слушал приглушённые стенами женские голоса и щебет птиц — тех, что за окном и тех, что сидели в клетках на первом этаже. Витавшие в комнате запахи пробудили в голове романтические образы: напомнили о компаньонках — о Чёрной и Белой.

В навеянные дремотой фантазии неожиданно вклинилась мысль о том, что странные служанки льеры иль Гише могут причинить вред скучавшей в саду Васе. Но я лишь улыбнулся, отмахнулся от неё. Веселеида не ребёнок — воительница. Да и замучаются местные, пытаясь пробить её защиту. Как бы Вася сама им не накостыляла: она на такое способна.

Тревога развеялась — вернулись режиссированные моим воображением сценки с участием компаньонок. Просматривал их с интересом; посапывал. Пока не ощутил в руке боль — кольнула в плечо «сигналка». Сообразил, что кто-то прикоснулся к двери, где я подвесил сигнальное заклинание, когда почувствовал, что погружаюсь в сон. Открыл глаза, приподнял голову. Не удержался — громко зевнул.

Скрипнули створки, в комнату вошла уже знакомая мне служанка. Насупленная, ссутуленная. На её пунцовом лице выделялся распухший синевато-малиновый нос. Тот уже не кровоточил. Выглядел ещё больше и внушительней, чем до моего удара.

Носатая ступала мелкими нерешительными шагами; пугливо, но злобно зыркала на меня выпученными глазищами. Прыти с момента нашей прошлой встречи у неё явно поубавилось. Странно, что пришла одна, а не в компании вооружённых широкоплечих девиц. Неужели в доме льеры иль Гише не нашлось желающих ей помочь — приструнить «бешенного» мужчину?

В руках служанки увидел глиняную кружку — женщина держала посудину бережно, словно опасалась расплескать её содержимое.

— Ты чего разлёгся, мальчонка? — проворчала носатая. — Скоро придёт хозяйка. Она уже фернулась с прогулки — решила перекусить. А ты прифоди себя ф порядок. Фон, морда какая сонная. И костюм свой помял. Что с тебя фозьмёшь — мужчина. Эх!.. Безмозглые фы сущестфа. Да ещё, оказыфается, быфаете бешенными. Так и дрых, что ль, ф обнимку со сфоей железкой? Точно: слабоумный. На-ка, фыпей фот это. Хозяйка фелела тебя напоить.

Служанка с опаской подошла к дивану, вручила мне кружку.

— Осторожней ты! Разольёшь: достанется от хозяйки и тебе, и мне.

— Что это?

Поднёс наполненную почти до краёв кружку к лицу. Взглянул на мутноватый, похожий на мыльный раствор напиток, вдохнул его запах — густой, пряный. Тот пробудил воспоминания. И связанные с ними чувства. Но не мои — моего предшественника.

Забавно ощутить в собственной голове чужой переходящий в панику испуг. Ведь собственного я давно уже не испытывал: в подавляющем большинстве жизненных ситуаций скучал, а не пугался. Чужеродные чувства в очередной раз напомнили, что я пока не полноправный хозяин нового тела; что в моём мозге по-прежнему прятались фобии и мечты его прежнего владельца.

По опыту прошлых жизней знал, что такое безобразие продлится несколько лет. Потом моё сознание окончательно возьмёт мозг под контроль, состряпает из памяти коктейль. Чужие воспоминания останутся. Но сделаются похожими на просмотренный в театре спектакль — буду помнить сюжет, но не стану отождествлять себя с его актёрами.

В прошлый раз запах и вкус этого напитка произвели на моего предшественника неизгладимое впечатление — яркое, приправленное чувствами и эмоциями, навечно врезавшееся в теперь уже нашу общую память. Они позволили мне сейчас распознать содержимое кружки. Для верности макнул в жидкость палец — попробовал на язык. Убедился, что не ошибся.

— Зачем мне это пить? — спросил я.

Служанка растопырила опухшие ноздри.

— Потому что так фелела льера иль Гише, — сказала она. — Пей, мальчонка. Кто тебя научил спорить с женщинами? Фыпороть бы тебя хорошенько. Чтобы фыфетрилась из тфоей дурной башки фся дерзость. Пей, нет у меня фремени любофаться на тебя. Собстфенных дел по горло. Хозяйка распорядилась приготофить ей фанну. Скоро освободится… А я тут угофарифаю тебя.

— Спасибо, не хочу, — сказал я.

Повертел головой, подыскивая, куда поставить глиняную посудину.

— Лучше свари мне кофе — вот от него отказываться не стану.

Носатая встрепенулась.

— Эй! Поосторожней! Не разлей! Знаешь, сколько стоил этот эликсир?!

— Понятия не имею, — сказал я. — Забери его. Мне он без надобности.

Отдал кружку служанке.

Память подсказала, что напитком с похожим вкусом и запахом опаивали обитателей Мужской крепости. Перед тем, как те отправлялись на встречу со спящими женщинами, отрабатывать своё содержание. В чём, в чём, а в эрекции я сейчас не нуждался.

Хорошая вышла бы шутка. Представляю, в каком виде предстал бы перед льерой иль Гише. Не опознать во мне мужчину её было бы трудно. Потому что спрятать доказательство половой принадлежности у меня вряд ли получилось бы. Да, уж: шокировал бы дамочку своей, как выразились служанки, «штуковиной».

Ухмыльнулся.

Носатая сама до такого додумалась? Или сыграть со мной шутку ей подсказала рыжая? Та девица выглядела сообразительной; она давно должна была очнуться.

— Чего лыбишься-то? — спросила служанка.

— Радуюсь жизни, — сказал я. — Когда, наконец, увижу льеру иль Гише? Долго мне её ещё ждать?

— Сколько надо, столько и подождёшь.

Носатая посмотрела на кружку, потом на меня.

Вздохнула. Стёрла ладонью с бочка посудины каплю.

— Может… фсё-таки фыпьешь? — спросила она.

В её голосе услышал жалобные, просительные нотки.

— Лучше принеси кофе, — сказал я. — Нормальный — без этих твоих шуточек. Вот от него не откажусь. И попроси льеру поторопиться.

— Кофий ему, — проворчала служанка. — Ага, щас. Может тебе ещё денег дать? Знал бы ты, мальчонка, сколько тот кофий на нашем рынке стоит. И где только Рика тебя такого откопала? Я уж ей фыскажу при фстрече. Кофий ему… Ага. Побегу за ним прям фприпрыжку…

Продолжая бубнить, носатая дошла до двери.

Там остановилась, обернулась. Погрозила мне пальцем.

— Радуйся, пока можешь, мальчонка, — сказала она. — Тфоё счастье, что льера сейчас занята. Поваляйся на дифанчике… ага. Помечтай о кофие. Но хозяйке я на тебя пожалуюсь. Фот уфидишь. Пожалеешь ещё о сфоём пофедении. Очень надеюсь, что льера оприходует тебя уже сегодня.

Прикрыла за собой дверь, загрохотала замком.

Всегда считал себя терпеливым. Хотя как никто другой осознавал скоротечность времени. Повидал многих, кто не торопился, завершил жизнь так ничего и не успев: не добился чего-либо значимого, не насладился самой жизнью. Я выслушал бесчисленные стенания тех, в чьё лицо уже дышала смерть — большинство из них жалели, что не осознали ценность времени раньше.

Вот только мне, казалось бы, обычно спешить было незачем. Всегда считал: не успею сейчас — наверстаю упущенное в следующей жизни. Сколько их её будет — этих возрождений. Кто бы подсказал. Одна? Сотни? Тысячи? Не знаю.

Сколько бы мне ни пришлось воскресать в будущем, это не значило, что я могу лежать на диване в этой комнате вечно.

Решил лично отправиться на поиски льеры иль Гише. Потому что усомнился, известно ли младшей сестре Лукории о том, что я уже полдня её дожидаюсь. С носатой станется не сообщить хозяйке о моём визите: она и до удара по носу казалась мне мнительной и злопамятной.