В самом низу был записан Алекс Кирзби, отвечающий за землеустройство в Британской империи. К нему шла стрелка от его сына Майкла, на которого, в свою очередь, указывала стрелка от графини фон Раскуль. Раскуль была связана с Бартенсом, чей отец входил в число тех, кто оказался в списке, украденном у графини. И, если они были членами тайного общества (я предположил, что, раз уж кольцо такого общества носит Бартенс-младший, такое же должно быть и у старшего, а если так, то и те, кто был с ним в списке, должны быть членами того же общества), то и неизвестный убитый, осмотренный доктором Барни, конечно, был в сговоре с генералом Самертоном, герцогом Дербишем и ещё одним человеком, фамилию которого я не запомнил.

«Стоп! — сказал я себе. — А так ли трудно опознать этого убитого господина? Что, если он — один из упомянутых в списке? Тогда достаточно лишь узнать, как поживают Самертон, Дербиш и Бартенс-старший. Если с ними всё в порядке, значит, убит четвёртый».

Я посмотрел на фамилию графини. Тайное общество действовало через неё при помощи молодого Бартенса. Тот закрутил со стареющей женщиной любовь, чтобы установить связи с террористами. С помощью фон Раскуль было организовано похищение сына Кирзби. Зачем? Что тайному обществу нужно от главноуправляющего земледелием и землеустройством? Я читал, что Кирзби вместе с премьер-министром занимается проектом переселения фермеров. Какой интерес может быть у Самертона, Дербиша и Бартенса в этой связи? Чтобы это понять, надо выяснить, чем занимаются данные господа.

Ещё одно воспоминание всплыло в мозгу: газеты писали, что в Лондоне был взорван террористами какой-то металлопромышленник. Металл… Что, если это убийство совершено по заказу тайного общества? Фон Раскуль стала игрушкой в руках молодого любовника или является членом заговора? Я вспомнил экзальтированную женщину, мечтающую о второй молодости, и решил, что скорее первое. Бартенс крутил ею, как хотел, а заодно — и боевой бригадой террористов. Тайное общество использовало их для собственных целей. Я помнил, что читал о сфере интересов этого безымянного «кружка» — только деньги, только прибыль. Значит, искать нужно в этом направлении. Каким образом шантаж Кирзби может увеличить благосостояние тайного общества? Что зависит от него? Распределение земель? Но что тут выгадаешь, ведь почва даже не возделана и в ближайшие годы доход не сулит. Да и участки фермеры будут получать бесплатно, на них не заработаешь.

Убитый металлопромышленник не давал покоя. Возможно, «кружок» убрал конкурента? Нет, нужно прежде всего выяснить, чем зарабатывают на жизнь генерал, графский наследник и герцог.

Подумав, я приписал к фамилии главноуправляющего землеустройством премьер-министра — лорда Питера Саймона. Надо влезть в Сеть и посмотреть, какие ещё реформы он задумал. Кто знает, не отыщется ли что-нибудь, связанное со сталелитейной промышленностью.

Наконец, я почувствовал, что глаза устали, и веки закрываются, словно налились свинцом. Часы показывали половину четвёртого ночи. Отложив ручку, я погасил лампу и перебрался в постель. Накрылся одеялом до самого подбородка и через пять минут уснул.

Из зеркала на меня смотрел осунувшийся молодой человек с тёмными кругами под глазами и воспалёнными веками. Во взгляде сквозили беспокойство и усталость — я совершенно не выспался и еле смог встать в половине пятого благодаря Стэнли, забарабанившему в дверь моего номера навершием трости.

Секундант, в противоположность мне, был свеж, румян и полон энтузиазма. Он болтал, не переставая, но я его не слушал. На меня будто навалилась тяжёлая плита. Чёрт, как же не хватает моих эликсиров! Сейчас выпил бы несколько глотков, и был бы, как огурчик!

До места, где был назначен поединок, доехали на машине секунданта. Снега не было, на бирюзовом небе светило солнце, и повсюду проступала чёрная влажная земля. Я смотрел на Стенли, распахнувшего пальто, и не понимал, почему мне так холодно — должно быть, с недосыпа била нервная дрожь.

У городской заставы пришлось остановиться — подождать, пока хромой инвалид с медалями на левой стороне старенькой шинели поднимает шлагбаум в косую чёрно-белую полоску. Я сунул ему за труды пару фунтов.

Справа виднелись купола Новоархангельского монастыря англиканской епархии, среди которых возвышалась на фоне небосвода колокольня. Ветер, гулявший в вышине, но не тревоживший тех, кто двигался по земле, качнул колокола звонницы, и в воздух с дружным хлопаньем сорвались стаи галок и ворон.

Прибыв в лес, осмотрели полянку. От дороги она была недалеко и размерами не впечатляла. Впрочем, много места и не требовалось: стреляться предстояло через платок, то есть в упор.

Бартенса пришлось ждать минут пять. Когда он появился, я испытал чувство удовлетворения: осунувшееся за ночь лицо аристократа было желто и напоминало пергамент. Похоже, он не спал до утра. Бартенс рассеянно оглядывался вокруг себя и досадливо морщился от яркого утреннего солнца, легко пробивавшегося сквозь редкую листву. В левой руке он держал перчатки песочного цвета, в правой — цилиндр, который, выбравшись из машины, зачем-то прихватил с собой. На меня не глядел, обращался только к Готли и подошедшему Стенли. Секунданты, как положено, быстро прояснили вопрос о возможном примирении. Разумеется, об этом не могло быть и речи. Бартенс, несмотря на опасность быть убитым, намеревался воспользоваться шансом избавиться от опасного свидетеля.

Готли принёс из машины коробку с пистолетами.

— Я даю слово чести, что мой подопечный не стрелял из них, — проговорил он, обращаясь сразу и ко мне, и к моему секунданту. — Эти пистолеты я приобрёл только в прошлом месяце по случаю, и даже сам не успел испытать. Угодно заряжать? — обратился он к Стенли.

Тот кивнул.

Когда всё было готово, Готли достал из кармана белоснежный шёлковый платок и манерным жестом протянул нам с Бартенсом.

— Господа, возьмитесь за концы платка и растяните, сколько возможно. Затем прицельтесь и по моему сигналу спускайте курки.

Стенли подал пистолеты.

Я взял оружие, думая, заряжено ли оно. Рукоять дуэльного пистолета лежала в ладони непривычно. Хорошо хоть расстояние совершенно незначительное, и промахнуться невозможно. Как можно попасть в человека без длительной тренировки на десяти или тем более двадцати шагах из такого старинного и неудобного устройства, я не представлял. Если бы не особые условия дуэли, Бартенс попал бы в меня, практически ничем не рискуя. Я развернул перед собой невидимый щит. Пришлось вкачать в него целое море энергии, ибо с такого расстояния и с учётом калибра риск, что пуля пробьёт преграду из сгущённого воздуха, был слишком велик.

— С Богом! — пробормотал себе под нос Бартенс.

Его лицо походило на восковую маску. Он жадно втянул разрядившийся вокруг нас воздух. К счастью, дул ветерок, приносивший кислород, так что созданный мною дефицит атмосферы быстро восполнился.

Мой противник взялся за платок. Я последовал его примеру. Отступил на шаг, и ткань натянулась. Что ж, сейчас всё решится! Либо Бартенс будет убит, либо его неудачу спишут на случайность и неисправность оружия.

Я бросил нетерпеливый взгляд на Готли, который должен был дать сигнал. Тот был одет празднично: чёрная визитка, белая рубашка, пышно повязанный галстук, заколотый булавкой с жемчужиной. Цилиндр он не снял, как и перчатки. Рядом с ним беспокойно переступал Стенли, бледный и заметно нервничающий.

— Раз! — проговорил Готли, медленно отступая.

Бартенс поднял взгляд и впился холодными глазами в моё лицо. Зрачки у него были неестественно расширены, на переносице сошлись две вертикальные морщинки, угол рта оттянулся куда-то вниз, придавая лицу брезгливое выражение.

Он так сильно натянул платок, что я почувствовал, как шёлк выскальзывает из пальцев, и посильнее стиснул угол ткани.

Бартенс целился мне прямо в лоб. Дуло его пистолета слегка дрожало.

— Два! — объявил Готли.