Льера Лукория отправилась собирать мужчин. Те приехали спасать человечество — я предоставлю им такую возможность. Знамя спасителей лишь ненадолго выпадет из ослабевшей руки служанок богини. Я подниму его… но ограничусь пока спасением только Кординии. Что там будет на других землях — пусть волнует змеих: уверен, что на остров они отправили не все свои силы. Мужикам в Кординии предстоит немало поработать. Никуда не денутся. Теперь уж точно. Но я позабочусь о том, чтобы их клетка здесь была как минимум позолоченной.

Предоставил штос-офицерше заниматься мужчинами — сам переключился на другие дела.

Похищение мужчин пусть и важное дело, но не главное. Основная цель моей вечерней прогулки в Мужскую крепость заключалась в ином. Для её выполнения я собирался использовать жизни усыплённых служанок богини: именно такие подношения нравятся обитателям инферно.

А ещё мне понадобятся игровой зал и длинная верёвка.

Выложил на полу зала три треугольника: тройной символ тёмного начала. Ритуал седьмого уровня — тут одним треугольником не обойтись. Бросил в центр получившейся фигуры моток верёвки. Сел, скрестив ноги, у одной из вершин ритуального символа. Как бы ни желала та моя часть, что считала себя эльфом, закрыть глаза — не шёл у неё на поводу.

Сейчас я использовал навыки из других жизней, навевавшие воспоминания не о Вечном лесе. Удерживая спину ровно, в такт сердцебиению я зачитывал наговор-мантру на древнеэрийском. Уверенно, громко. Частое пение укрепило голос. Не зря преподаватели ритуалистики рекомендовали нам заниматься вокалом. Отзвуки моих слов эхом метались под сводами зала.

Воздух напитался запахом свежей крови. И не только запахом — мелкие обитатели инферно быстро среагировали на ритуал: чувствовал их присутствие. Смерть и кровь служили путеводной звездой в нашу реальность для многих обитателей иных планов. Но мне нужна не мелочь: седьмой уровень ритуала предполагал призыв иных существ — не их физического присутствия, а внимания. Пусть только заметят меня — мне есть чем их заинтересовать.

Наблюдал, как пропитывалась кровью верёвка. Чётко проговаривал отрывистые слова на древнеэрийском. А в голове вертелась знакомая мысль: она наведывалась в мою голову при каждом ритуале уже насколько жизней подряд. Что было бы, выбери я тогда другой факультет? Что если бы я стал лекарем или повелителем стихий? Тогда не случилось бы во всех моих жизнях этих рек крови? Или выбора у меня всё же не было?

Ритуал я завершил в полночь. Так уж вышло, специально не подгадывал. Все рассказы о том, что именно ночью тёмная магия особенно сильна, а связанные с инферно ритуалы с большей вероятностью завершаются успехом — вымысел неспециалистов. Время суток не влияло на магию или призыв. Но действовать такие как я предпочитали всё же в тёмное время — лишь потому, что мы желали скрыть свои действия от окружающих, а ночью обычно меньше свидетелей.

В этот раз я решил не прятать последствия своих действий. Во всяком случае — не ото всех. Ещё в Академии мой куратор предсказывал, что я хоть и превзойду его в умении обращаться с тьмой и инферно (в этом он не ошибся), но никогда не перестану стыдиться своих действий. Я по-прежнему считал, что полубезумный старикан (так его называли студенты) оказался неправ. Но иногда… совершая такие поступки, как теперь, допускал, что в его словах был маааленький процент правоты. Иначе зачем я позвал в игровой зал Луку?

Льера Лукория остановилась у порога зала, окинула взглядом то, что я устроил внутри игровой комнаты. Не заметил на её лице ни испуга от увиденного, ни отвращения. Не увидел и равнодушия — зрелище явно не пришлось штос-офицерше по душе.

— Хочу, чтобы ты знала, — сказал я, — с кем собираешься связать судьбу. Посмотрела на всю эту грязь и кровь. Чтобы в следующий раз, если мне придётся подобное повторить (а я почти уверен, что придётся и не раз), мой поступок не стал для тебя шокирующей неожиданностью.

Лука погладила шрам, смахнула со лба капли влаги. Волосы её растрепались, слиплись от пота. Грудь часто вздымалась, точно после долгого бега.

Льера иль Гише повернулась ко мне, пожала плечами.

— Я бы поступила с ними проще, — сказала она. — Выпустила бы им кишки или срубила этим гадинам головы. Но ты в своём праве, Кир. Я тебя не осуждаю. Да и кто осудит? Они пришли к тебе домой, убили твоих родных. Мы, солдатки, знали на что шли, когда поступали на службу. На войне умирают — это помнят все. И умирают по-разному — такое, что устроил ты, тожеж случается и служит устрашением для других. Не буду утверждать, что мне нравится… вот это. Но… раз уж я стану твоей женой… Рада сознавать, что если меня убьют, ты поступишь с моими убийцами… вот так жеж.

— Можешь в этом не сомневаться.

Лука ухмыльнулась. Хлопнула меня по плечу — по-приятельски.

— Я и не сомневаюсь, — сказала она. — Успела тебя неплохо узнать. И вот это… меня нисколько не смущает. Особенно после того, что ты устроил на площади в день моей несостоявшейся казни. Тогда… действительно было жутковато. А почему ты не убил вот этих? Я вижу: они ещё дышат.

Она указала на троицу спавших неподалёку от входа змеих.

— Мне они понадобятся в Бригдате, — сказал я.

Луку я оставил в столовой Мужской крепости — охранять спавших пленников и пленниц. Сам отправился в первый квадрат столицы Кординии. Там предстояло завершить начатый в игровом зале ритуал.

Хранительница меня не встретила. Хотя я и готовился к новому удару в грудь: отдельные личности бывали очень непонятливыми. Бросил «обнаружение жизни» — поблизости от дерева никого не обнаружил.

Пропитанная кровью верёвка не успела подсохнуть. С её витков то и дело срывались и падали на землю тёмные капли, шуршали опавшей листвой. Аромат коры меллорна плохо сочетался с запахом крови.

В прошлой жизни я рассказывал о священных эльфийских деревьях своим подругам и ученицам. С одной из них — с той, что потом стала бабушкой короля — у меня однажды завязался спор. На тему: так ли неуязвимы меллорны, как мне всегда казалось.

Рассказывал о том, что коллективный разум священной рощи способен отражать магический и физический урон. Пробить его заслон непросто — такое под силу лишь сплочённой группе архимагов или толпе опытных шаманов. И при условии, что сами меллорны не станут огрызаться.

Ведь для любых мудрёных коллективных плетений требовалось немало времени. А духи и обитатели инферно не откликались на призыв шаманов мгновенно. Но много ли нужно времени гигантским деревьям-стражам, чтобы смять любую оборону и раздавить, словно блох, и архимагов, и тех же шаманов?

Мы долго обсуждали способы борьбы с меллорнами — из простого интереса, с точки зрения специалистов по тёмной магии. Просчитывали вероятности как физического уничтожения деревьев, так и способы магического истощения рощи. Тогда в одной из версий моей подруги и промелькнуло выражение: «гаситель разума».

В тот раз вариант с «гасителем разума» мы отбросили, как малопригодный. Нам сложно было представить, что дерево разрешило бы противнику приблизиться к себе с проклятой цепью, да ещё и позволило бы обмотать ею свой ствол. Любого, кто попытался бы такое проделать, стражи мгновенно превратили бы в отбивную.

Проклятая цепь лишь ненадолго всплыла тогда в нашем разговоре. Мы тут же позабыли о ней, переключившись на обсуждение других способов борьбы с разумными рощами. И не только по причине того, что не придумали, как донести саму цепь до меллорна: лишив разума одно дерево, всей роще большого урона не нанесёшь.

«Но это в том случае, если в священной роще не одно взрослое дерево», — подумал я, перебирая вчера в памяти все способы, что родились тогда при нашем споре.

«Гаситель разума» — проклятая вещица, которую на моей памяти в нескольких мирах использовали, чтобы избавиться от надоевших правителей, от конкурентов или для получения наследства. Изготовить её несложно. Нужен лишь простенький, но кровавый ритуал призыва существ инферно.