— У них больше нет дома охотника! Святоша приказал его снести!
У меня заскрипели зубы от ярости. Во всех стойбищах, во всех поселках и кланах, строго соблюдался не писаный закон, принятый на общем совете — любой путник мог и был вправе рассчитывать на кров и пищу, если необходимость заставляла его прийти к людям и попросить об этом. Непогода, неудача на охоте, случайная травма или ранение могли застигнуть врасплох любого! Выходка Святоши была направлена против всех жителей прерий!
— Это не все, вождь, — Черноног, отер пот с лица. — Далеко не все. Он хотел нас задержать… Взять в плен и с помощью этого начать с тобой торг.
— Знакомо. Один такой уже пытался… Вы бежали?
— Да. Эти монахи не умеют так быстро бегать, как мы. А за Хорсом не угонится даже самый быстрый бегун. Я оставил его за поселком — не хотел раньше времени пугать людей видом пхая, когда сбежал — сел на коня и люди монаха сразу остались позади. Но Свистун и Зейнаб остались у них. Святоша позволил себе оскорбить тебя, вождь. Он сказал… — охотник бросил взгляд в сторону притихших Наты и Элины.
— Говори!
— Он назвал их похотливыми сучками, Элину — матерью будущего ирода, а Нату — шалавой, которой посчастливилось стать твоей подстилкой! Он обзывал всех наших женщин! Ладу и Анну, Джен и Салли! Всех! Когда я хотел его оборвать — меня скрутили, повалили на землю и связали. Нас разделили — где Свистун и Зейнаб, я не знаю. Через час после этого я смог распутать узлы и сделал подкоп, после чего бросился сюда. Дар! Терпеть больше нельзя!
Элина поджала губы, и я увидел, как на них появились капельки крови — признак очень нехороший, свидетельствующий о крайней степени возбужденности у девушки.
— Он и про Зорьку кричал…
Я недобро усмехнулся. Сова находился в форте, но в данный момент был на берегу, как раз вместе с юной подругой…
— Шлюха и тварь, которой уготовлен костер, как и ее наперснице.
Я кивнул Черепу, молча слушавшему нервные слова следопыта. Тот резко встал и жестом позвал Ладу, стоявшую поодаль. Черноног отрицательно мотнул головой:
— Не ходи туда один, вождь. Люди поселка уже забыли, кто убил льва и спас их от смерти в пасти людоеда. Святоша убедил их, что это не ты, а его молитвы избавили их от напасти…
— Один? Нет, Чер. Я не собираюсь идти туда один. Сова давно призывал меня покончить с монахом. Что ж, пора и мне прислушаться к его словам. Я мог сносить эти оскорбления, пока был даром, но вряд ли стану терпеть, став Серым Львом! Святоша не понимал, когда лаял в сторону форта — вождю прерий не пристало сносить унижения его людей! Туча! — я резко повернулся и на ходу стал отдавать распоряжения. — Найди детей и присмотри за девочками. Стопарь — собери всех мужчин, кто находится в форте. Волкобой! Ты помчишься на Урагане в селение Лешего — скажи ему, что я иду в поселок у озера. А после — в храм! И вернусь лишь тогда, когда скальп монаха будет висеть на наших плащах! Волос… спустись на берег, позови индейца. Вряд ли он откажется пойти с нами! Ната! Форт возлагаю на те…
— Я пойду с тобой! Если ему суждено пасть от твоей руки, я хочу это видеть.
Ната так поджала губы, что я не решился возразить…
— Святоша так давно хочет твоей смерти, что я и сама стала желать крови. Убей его — и в прерии наступит мир!
— Он хочет смерти для всех нас, Львица!
Черноног, преданно посмотрел на Нату. Она с удивлением повела плечами:
— Львица?
— Да! Здесь, — он обвел руками, как бы указывая на форт. — Давно зовут тебя этим именем. Ты — жена вождя, и ты такая же, как он! Ты достойна этого имени!
— Ладно. Бен! Пока нас нет — форт на тебе!
Мулат только кинул взгляд в мою сторону — уже не первый раз я поручал ему безопасность наших жилищ, твердо зная подготовленность инженера в делах обороны форта. Сейчас мне вновь требовались все, способные носить оружие — а Бен в этом отношении являлся не самым лучшим вариантом. Зато стены селения будут в надежных руках…
— И эти идиоты опять ему верят! Почему?
— Тебя хотели убить?
— Меня хотели убить. — Чер подтвердил нашу догадку. — Но охотники поселка не такие, как мы. Они чаще сидят на берегу, предпочитая спокойную ловлю травам прерий. И они стали неповоротливы, как те утки, которых они выискивают в зарослях.
— А рясоносцы? Ты видел их вблизи. Как они? Сколько? Мне помнится — их оставалось тридцать-сорок человек. И половина едва носила ноги после болезни.
— Их чуть больше. Человек пятьдесят. Но без женщин.
— Да? Он решил сделать их скопцами? В наших условиях, такое даже придумать трудно… Что ж, пятьдесят, значит, пятьдесят. У Сыча было втрое больше. Или — вчетверо. А мы их уложили.
— Но Святоша хитрее! Зачем он стал затевать ссору перед Меной? Это неспроста! А если он задумал ловушку?
Я задумался. Чер мог оказаться прав — действительно, с какой стати монаху искать ссоры, не сулящей ему почти никакой выгоды? Или, он надеялся, что я опять все спущу на тормозах? Но тогда, он здорово ошибся… Мне вдруг захотелось вновь ощутить упоение смертельной стычки, тяжесть ребристой поверхности рукояти меча в руке, услышать знакомый свист боевых стрел — и я даже вздрогнул, так явственно увидев падающие вокруг тела врагов!
— Что с тобой? — Ната встревожено смотрела мне в лицо.
— Так. Задумался. Все собрались?
Вокруг нас толпились мужчины, все вооруженные и готовые к дальнему переходу. Сова — он уже вернулся, предупрежденный гонцом — поправлял на спине знаменитую палицу, Череп поигрывал рукоятями томагавков, а Чер оседлал всех пхаев — всадников насчитывалось восемнадцать человек. Одного жеребца он оставил для меня — и я подошел к нему, намереваясь вскочить на спину коня, чуть ли не с тем же эффектом, какой доводилось видеть в ковбойских фильмах…
— Вперед!
Док за спиной медленно произнес:
— Это война? Снова? Значит, смерть, кровь, слезы… Неужели мы дожили до того, что станем убивать друг друга, как это было до нас….
Он не договорил, но мы поняли — прошлая история человечества всегда писалась на полях сражений, и было похоже, что новая, наступившая, ничем не отличалась, от прежней.
— Не война. С кем воевать? С орденом? Они сами прекрасно знают, чем это грозит. Мы едем закончить это спор. Нападки Святоши, так рьяно желающего прибрать власть над душами людей, неприятны, но нам, до некоторых пор, далеки и потому не столь заметны. Теперь же, столь явное пренебрежение к моим словам, да и прямая угроза жизни наших людей, более не может быть незамеченной. В долине не должно быть двух правителей. Мы едем… Мы едем остановить монаха.
— Ты едешь убивать.
Док холодно бросил обвинение и повернулся. Я пожал плечами.
— А, если и так? Мое желание — в ответ на желание Святоши. Посмотрим, кому повезет больше.
Леший присоединился к отряду в Черном лесу. Исхоженный нами вдоль и поперек, он больше не заключал в себе тайн, прежде пугающих нас причудливостью его обитателей. На стоянке горело два костра — люди готовили себе пищу. В кустах и на ветвях деревьев перекликались птицы, по толстенным стволам мелькали быстрые белки, ничего не боящийся еж прошагал прямо через лагерь — его размеры и вздорный характер позволяли ему не опасаться нашего нападения. Высоко над головами промелькнула тень гигантского коршуна — он лишь немногим проигрывал горному орлу в размерах, будучи столь же свирепым и бесстрашным охотником. Здесь мы могли не опасаться — ветви и высокая трава не позволяли ему спикировать вниз. Но в прерии, неосторожный мог поплатиться жизнью…
Выставленные дозорные доложили о приближении нескольких человек, со стороны севера. Мы мигом рассыпались полукольцом — и через несколько минут опускали вниз уже изготовленные для стрельбы луки.
Травник — это был он! — увидев столь явные признаки надвигающееся бури, только покачал головой:
— И все же, это претит многим, — он медленно поднялся с места. — Одно дело, поднять народ на борьбу с бандой, чье появление стало гибельным для любого из нас, совсем иное — сражаться с теми, кто совсем недавно являлся твоим соседом, помогал при общих охотах и сидел за одним костром. Пусть и с затуманенными мозгами… Другой выход есть?