— Сможем. И днем и…следующей ночью. И всегда — если ты останешься с нами.

— Я уже приняла решение… И я, как и Натка, тоже не хочу больше принадлежать никому. Никому, кроме тебя. Наверное, ты бы хотел услышать другие слова…но я отдала вам…тебе, все, что смогла.

Я промолчал — ожидать, что она станет признаваться мне в любви, было глупо… Вместо ответа я просто обнял обеих девочек и поочередно поцеловал каждую в губы.

Больше мы ничего не говорили, просто прижались друг к другу… А, засыпая, и чувствуя, как на моих плечах покоятся головки прелестных созданий, подаривших мне небывалое наслаждение и нежность, я желал, чтобы эта ночь тянулась, как можно дольше…

Рассвет мы благополучно проспали. И не мудрено… после такой ночи! Сказать, что она изменила все — значит, ничего не сказать. Что-то подобное уже происходило в этих стенах, когда Ната решилась прийти ко мне… но тогда мы были только вдвоем, и лишь допускали возможность встречи с иными людьми. А сейчас… Возможно, что просто нет слов, чтобы описать то состояние, в котором мы открыли глаза — находясь все вместе на одной постели…

Мы ходили, как ошалелые, беспричинно улыбаясь друг другу, словно разом, слегка тронулись от огромного, ни с чем несравнимого, счастья. И, похоже, что его разделила с нами природа: Новое солнце, багрово-слепящее, жаркое и живительное, нависло над нашими головами, принеся с собой не просто тепло — вернув надежду! Как долго небо напоминало скорее перевернутую чашу с остатками грязно-бурого бульона… Вместо синевы — мрачная взвесь и тоскливая серость. Вместо дали — полуночный сумрак на расстоянии немногим более ста шагов. Но все изменилось! С той поры, как вернулось солнце — вернулась и жизнь! Ранее мы были поражены изобилием и буйством растительности за пределами своих степей. За Каменными Исполинами почти не осталось земли, где не выросла бы трава, устремились ввысь кустарники, зашелестела листва деревьев. Они резко отличались от привычных, но они были! А теперь пришла и наша очередь. Руины города преображались на глазах. Отовсюду, с поразительной скоростью, лезли ростки растений, покрывая сплошным ковром, как развалины, так и редкую ровную поверхность. Да и там, где все давно и надежно, оказалось засыпано многодневно выпадавшим пеплом и сажей, тоже творилось что-то невообразимое. Возможно, что грязь, столь долго опускавшаяся сверху и так надоевшая мне, в первые дни, стала благодатной для «зелени». Хватало нескольких дней, и, пробиваясь между кусков бетона, кирпича, поржавевшей арматуры, трава заполняла собой все!

С каждым днем становилось еще теплее. Встретив первые лучи в нескольких слоях шкуры и одежды, теперь мы разделись полностью. Девушки сшили для нас очень легкие и удобные рубашки, Ната украсила их бахромой — мы могли соперничать с индейцем и его женами в красоте и практичности нарядов! Что же касалось обуви — мой талант сапожника вряд ли уступал умельцам из долины, хотя, надо признать, среди них нашлось немало искусных мастеров. Правда, с окончанием холодного периода, и переходом на легкие тапочки-мокасины, это взяла в свои руки Ната. От убитых овцебыков оставались кой-какие остатки кожи. Этого хватило на несколько пар. Саму подошву Ната сшила крепчайшими нитками, собственноручно сплетя их из остатков испорченной, и с большим трудом распущенной сети. Верх сделала большим — типа ноговиц, доходивших почти до колен. Это не являлось простой прихотью девушки — в травах появились бесчисленные сонмы кусающих тварей, и, укус какой-либо из них не должен был достичь цели. Элина, уже доказавшая свой талант искусной портнихи, украсила их в порыве вдохновения своеобразным узором из мелких пуговичек — получились очень «киношные», но, несмотря на это, великолепные мокасины, легкие, удобно обхватывающие ступни и позволяющие без ущерба для ног ходить и прыгать по давно прогревшейся земле. Ната, устав от забот, переключилась на плетение прочных веревок из травы. Они нередко требовались в походах. По окончании работы она пообещала пустить их в дело — если мы не перестанем увиливать от своих обязанностей и посвящать все свободное время постели…

После той ночи наши отношения почти не изменились. Как-то само собой стало, что Ната взяла на себя обязанность быть старшей в их женском коллективе. Элина не спорила с ней ни в чем, хотя назвать это полным подчинением было нельзя. Просто она предоставила более юной подруге право принимать решения, как более опытной в житейских делах. А я купался в океане нежности и любви, исходящей от обеих девушек… И злоупотреблял этим, не в силах устоять перед призывным и лукавым взглядом очаровательной огненноволосой красавицы. Девочка, ставшая женщиной, теперь сама стремилась к близости. Ната только смеялась над нами, но мне заявила, чтобы я поберег силы… В ответ оставалось лишь доказывать, что сил мне хватит и на нее! В итоге, мы бросали все и вместе устремлялись на наше, ставшее теперь общим, ложе…

Вдохновленные успехами подвального «ателье», девушки сшили для каждого и легкие, летние штаны. Материалом для них послужили самые разнообразные ткани, которые хранились под сводами подвала. В умелых и ловких руках Элины, одежда получилась не хуже, чем, если бы она была заказана в ателье. На манер Совы, их тоже отделали бахромой и частично заплатками из кожи. Я, в свою очередь, изготовил кожаные пояса, которые они также украсили узорами и вышивкой. Ната, прекрасно справляющаяся со спицами, на всякий случай связала нам всем безрукавки. Покончив с предметами гардероба, занялись оружием. Здесь все было в порядке — я всегда следил за ним, твердо зная, что только оно сохранит нашу жизнь и не даст погибнуть в сложные и жестокие времена. Я заново пересмотрел все запасы жил и лески, сплел запасные тетивы, Элина подновила кусок кожи, вместо истрепавшегося, к своей праще. У каждого имелось по два-три ножа, отточенных долгими вечерами до остроты бритвы, в удобных ножнах. Само собой, что в снаряжении присутствовали небольшие топорики-томагавки, пригодные как для метания, так и для более прозаических целей — рубки дров, например. Вообще, испробовав практически все «вооружение», мы отдали предпочтение луку и стрелам. Для охоты на не особо крупную дичь они подходили наиболее оптимально — как и для защиты от тех, кто в качестве последних мог сам нас выбрать! Впрочем, ничего, чем можно убить, я не спешил выбрасывать… Копья находились на своих местах, причем на лезвия тоже были сшиты подобия ножен. Даже большой топор, которому я облегчил и немного удлинил рукоять, висел в чехле. Мы еще не забыли, как он внес свою лепту в схватке с Бурым… Не торопясь, тщательно выбирая пригодный материал, мы нарезали еще с пару сотен стрел, наконечники к которым выменяли в поселке. Стопарь, как оказалось, бывший кузнецом, вместе с сыном изготовил горн, и теперь отливал их из железа, выгодно сбывая подобную продукцию во все стороны — спрос на эти вещи не спадал, а только увеличивался с каждым днем. Я не скупился при обмене — как не хороши были мои, прежние, самодельные из гвоздей, но с изделием Стопаря, они и рядом не лежали…

У каждого имелся заплечный мешок и в нем всегда лежал необходимый запас продуктов, и все нужное для дальнего похода, плюс запас одежды — последнее землетрясение научило многому. Устав изобретать непромокаемые плащи, я просто соскреб с наших старых малиц всю шерсть острым скребком, умудрившись не повредить кож — получились прекрасные дождевики, защищавшие, как от ночного холода, если таковой наступит, так и от самого сильного ливня. Правда, тяжеловатые…

При обвале, когда мы с Натой оказались на улице, часть стеллажей оказалась погребена под многотонными плитами. Уцелевшие полки мы разобрали, но самые мягкие и легкие ткани были безвозвратно утеряны. Приходилось довольствоваться тем, что имелось в наличии. Но девушки умудрились сшить даже нижнее белье, завершив тем самым полную экипировку. Старое от носки и многократных стирок просто расползалось на теле. Правда, качество этих изделий не могло идти вровень с машинным — но привередничать не приходилось. В долине люди были лишены и этого… Вроде бы и мелочь — однако, любые ссадины или потертости запросто могли привести какой-либо инфекции, что совсем не желательно в наших условиях. Да и на скорость передвижений влияло — попробуй, походи, если при каждом шаге жесткие швы врезаются в нежную кожу!