— Прощайте.

Я не стал задерживаться. Девушки и так уже все извелись, ожидая подвоха со стороны бандитов.

— И ты прощай… — Весельчак махнул вслед рукой. — И — помни…

Вскоре начались дожди и целых две недели они лили, не переставая. Нам пришлось все забросить — выйти из домов стало невозможно. Но и в них тоже не чувствовался уют. Вода, подмывая дерн и глину на крышах, просачивалась внутрь, и мы страдали от сырости.

Сова вернулся из Пустоши. Он договорился о встрече с некоторыми вожаками дальних становищ, согласившимися нас поддержать, и теперь ожидал их появления в поселке. Но, пока шли дожди, люди не могли прийти. Караулить появление бандитов тоже не имело смысла. Пустошь напиталась водой, и пески превратились в зыбуны, вроде тех, в которых я едва не утонул, когда попал с Натой и Угаром в наводнение… Лучше всего себя чувствовали травы, им эта влага с неба шла только на пользу. Мы с изумлением смотрели на места, где еще вчера небольшие кустики едва достигали колена, а сегодня они выросли, чуть ли не в рост человека! Стопарь хлопал себя по ногам и постоянно повторял:

— Ну, зараза! Нет, как прет, а? Распашу поле — хлеб сам вырастет!

У деятельного кузнеца в отсутствие железа наступил период безделья, и он с тоской и удивлением наблюдал, как неудержимо и буйно расцветает все вокруг.

Вода выгнала из своей норы свинорыла. Он выполз, щуря подслеповатые глаза на мокрую пелену. Элина, в которой уже проснулся охотничий инстинкт, подхватила лук и стала преследовать зверя. Трупоед заметил девушку и мигом нырнул в ближайшую яму. Я усмехнулся: охота на него требовала терпения, которого часто не хватало импульсивной и порывистой красавице… Она изменила снаряжение — оставила лук и взяла в руки пращу. Мы подтянулись поближе: ее искусство владения этим непривычным оружием никого не оставляло равнодушным. Вложив крупный голыш, в ремень, она быстро завертела его над головой. Едва зверь высунул свою голову из норы, рука Элины изменила движение, и свинорыл замертво упал на размокшую землю…

— Есть! — она обернулась и, в порыве чувств, бросилась мне и Нате на шею.

— Я попала!

Ната пошла к туше, неподвижно лежавшей на разрытой земле. Индеец и Ульдэ тоже встали возле зверя.

— Я и не думала, что они здесь водятся. — Сказала, улыбаясь, Ната, порадовавшись меткости подруги.

— У меня скоро все кости покроются плесенью, мой брат!

Сова явно завидовал успеху девушки, и не хотел терпеть вынужденное заточение в доме. Ульдэ тоже вздохнула: она не любила подолгу находиться в форте. Но затянувшийся дождь не давал им возможности уйти, а я не хотел отправлять девушку в траву по такой погоде.

Бугай — сегодня шла его очередь дежурить на скале. — Прокричал сверху:

— Вижу стадо! Голов пятнадцать! На северо-востоке!

Сова ругнулся про себя и ушел в землянку: нечего и думать, чтобы в такую распутицу выходить на преследование животных… После того, как Ясная Зорька и индеец пришли в форт, он стал полностью выполнять мои приказания. Его вторая жена, более молодая и энергичная, чем Дина, не могла развлечь своего мужа, привыкшего находиться вдалеке от людей, и теперь Сова маялся, не зная, чем себя занять. Глядя на него, я вспомнил, как сверкнули глаза предводителя бандитов при упоминании об индейце. Сыч хорошо запомнил лезвие томагавка, снесшего полголовы его ближайшего помощника. Попадись он им в руки, участь Совы станет не менее жуткой, чем та, которую Сыч уготавливал непокорным, в период своего кратковременного господства над долиной. Я опасался, что слишком увлекающийся индеец может попасть в засаду, и всячески ограничивал его свободу. Сова хмурился, но терпел…

Тем временем, ливни потихоньку ослабели. И, хоть все вокруг стало покрыто большим количеством не просыхающих луж, мы высыпали на улицу греться под вновь появившимися лучами солнца. Наружу, для просушки, тотчас было вынесено все имущество. Стопарь, в который раз, напомнил, что пора бы строить настоящие дома, такие, в которых можно не опасаться никакого дождя. Я снова отказал — нам приходилось постоянно помнить и о том, что в долине все еще есть силы, способные помешать и в строительстве жилья, и, просто, нормальной жизни. Пока достаточно прежних: с земляными полами, вместо досок, шкурами, вместо дверей, и деревянным накатом, покрытым глиной и илом — вместо черепицы.

Элина принесла шкуру свинорыла и стала растягивать ее на жердях для отделки и чистки. Сова, увидев, чуть ли не затанцевал на месте. Терпение индейца не бесконечно…

— Ты куда собрался, шаман?

— В форте кончается мясо… Глаза индейца хотят увидеть, какой стала трава на прежних тропах долины, а ноги — ощутить ее прикосновение!

— Не темни, Сова. — Я усмехнулся. — Хочешь уйти? Ты знаешь — они тебя ищут, не стоит дразнить рассерженную стаю!

— Эта стая ищет всех нас, но пока не поймала никого! Нет такого шакала, который бы выследил Сову, охотящегося в прериях! Но мой брат сам не хочет говорить всей правды: он не желает выпускать из форта ни одной пары рук, умеющей держать оружие.

— Ладно, — я посмотрел на небо. — Погода проясняется. Дожди кончаются — в степи снова оживление. А мясо нам не помешает. Но один ты не пойдешь, только с нами. Все, Сова. — Я вскинул на него глаза, не дав возразить. — Это — окончательное решение! У нас неплохо получалось в прежнем составе — так же пойдем и сейчас.

— Ясная Зорька, мой брат… — индеец слегка смутился. — Она не останется одна в форте!

— В чем проблема? Возьми свою скво с собой.

Я видел, что ему не по душе спрашивать у меня разрешение, но он дал слово и теперь держал его, хотя и не привык подчиняться чьим-либо указаниям. Впрочем, и я не собирался ограничивать его свободу, более, чем того требовали обстоятельства. Ульдэ, увидев наши приготовления, сразу стала порываться идти с нами, но на этот раз я решительно пресек ее поползновения:

— Ты останешься здесь! И не спорь, в прерии идут и так искусные в охоте люди, а кто будет прикрывать тех, кто останется в форте? Сама знаешь, какой из Бена, или Бугая, лучник — они и копье толком бросить не могут. А ты — одна из лучших стрелков! Не спорь! — я повысил голос, видя, что она передергивает плечами.

В прерии все оживало, приходило в движение. Затяжные ливни миновали, и тишину долины нарушили своим щебетанием птицы, гулом — насекомые, множество непонятных звуков витало в воздухе. Трава, примятая тяжестью воды, распрямилась и потянулась вверх, к теплым лучам нашего светила, а мох, впитавший влагу, упавшую с небес, стал еще мягче. Ходить по нему было так же приятно, как если бы мы ступали по ковру. Молодой охотник — Чер снова присоединился к нам — не подвел ожиданий. Уже через пару часов, после того, как мы покинули форт, он остановился и указал рукой на темные силуэты вдали:

— Пхаи.

Нам редко удавалось подкрасться к этим лошадям на расстояние, достаточное для броска копья: в последнее время они вели себя очень осторожно и убегали прочь при малейшем подозрительном шорохе. То, что эти, бывшие домашние животные — а откуда, собственно, появиться диким? — стали столь пугливыми, удивляло… Пхаи, будучи одними из самых опасных жвачных, из числа травоядных, довольно часто и смело вступали в стычки с волками, а то и степными, огромными кошками. Только люди могли заставить стадо свернуть с намеченной тропы — и то, не всегда. Охотники никогда не пытались подстеречь их, предпочитая более легкую добычу. Легче и проще выследить стадо овцебыков или одиночных коров, либо найти место, где водились кролы. Я не имел желание тратить время на лошадей.

— Это не то, Чер… Ты бы выследил, что ни будь, более подходящее.

Но охотник не смутился и повторил:

— Пхаи! И, за ними! Смотрите!

Элина приложила ладонь ко лбу, защищаясь от слепящих лучей солнца:

— А ведь точно, Дар… Там что-то виднеется! Что это, Чер?

— Джейры. Или козы. Из-за пхаев я не могу рассмотреть рога. Голов двадцать.