Ната кивнула:

— Это страшно… Она понимает, что случилось, и что это не по их вине — но как это объяснить Сове?

Я растерялся. Произошедшее просто не вписывалось в то, к чему мы привыкли, не могло быть таким непоправимым… и, тем не менее, было.

— Они общались между собой? После?

— Нет. Бугай всю оставшуюся дорогу шел так, словно его тащат на убой… А Зорька была возле меня. И я еле смогла ее успокоить. Когда мы подходили к Форту — она смотрела, нет ли здесь ее мужа. Такого ужаса и боли в глазах я еще не встречала…

— Значит, предупреждать уже поздно… Скоро весь форт, да что там! Все прерии будут знать об ее измене. И я не знаю, что можно придумать, чтобы не пролилась кровь… Сова станет мстить.

Элина вскинула на меня дрожащие ресницы:

— За что? Разве ты не понял — это оказалось сильнее ее! Я шла последней — и только поэтому смогла… убежать. В ту ночь многие прятались по кустам — там, наверное, весь воздух пропитан этим ароматом…

— А если бы не смогла?.. — Тихий, еле слышный вопрос Наты, прозвучал, как удар пощечины… Элина, побледнев, обернулась к ней:

— За что ты меня так?

Я успел подхватить ее обмякшее тело. Девушка отяжелела и повисла на моих руках.

— Воды.

Ната, сама испугавшись, бросилась к деревянному ковшу. Я уложил Элину и смочил ткань, после чего приложил ее ко лбу девушки. Она открыла глаза — ее взор блуждал по закопченным стенам, и мне пришлось несколько раз окликнуть по имени, пока она не пришла в себя полностью.

— Я не виновата…

— Я знаю. Успокойся.

— Я не виновата перед тобой. Дар, родной мой, я ни в чем не виновата!

Ната схватила ее холодные руки и, покрывая их поцелуями, всхлипывая и сбиваясь, быстро произнесла:

— Линка! Солнышко! Прости меня! Прости, слышишь? Я дура, дура полная! Прости!

Нам стоило большого труда успокоить ее… Элина залилась слезами, а вскоре заплакала и Ната, вновь переживающая свою оплошность, и, услышанную нами, сцену…

Я мрачно ходил по комнате, нервно сжимая кулаки. Что бы мы ни говорили индейцу, какие доводы не приводили — убедить Сову, что это роковая случайность, не смог бы никто. И я не был уверен, что он, вообще, станет слушать. А раз так — за жизнь Бугая… да и Зорьки тоже, следовало опасаться. Не это ли имела в виду Стара, когда просила меня помочь подруге шамана? Но как она могла предвидеть такое?

Голова шла кругом. Я не мог ничего придумать, любые слова казались лишними. Я представлял себя на его месте — и сразу ощущал полную, совершенную пустоту… До сих пор я был уверен в своих девочках, зная, что они обе связывают свою жизнь только со мной. Сейчас в сердце вошла совершенно новая тревога — и ревность… Тот, неведомый луг и незнакомые цветы, пропитанная их запахом, вода, могли помочь даже самому слабому мужчине, давно потерявшему интерес к противоположному полу. Даже Трясуну! Вот уж кого мало кто считал мужчиной… Браво, Святоша — твои посланники в полной мере нарушили все твои заповеди. Только отчего так горько? Вода… Цветы. С одной стороны — небывалая польза! С другой — страшное средство. Вместо помощи, они грозили стать средством совершенно иным — любой, пожелавший овладеть кем либо, мог просто опоить того и воспользоваться этим… Или, уже воспользовался?

— Бугай раньше не был возле озера? Он знал о его свойствах?

— Ты ведь запретил говорить о нем. Он был… да. Но знал, или нет… не знаю.

Я мрачно кивнул. Конечно, мы бывали в том ущелье, когда преследовали нелюдя, возможно, что и до того. Та местность, хоть и пугала присутствием грозных хищников, но влекла к себе ореховой рощей. О ней могли знать не только мы с Совой…

— Док… Ты заметила, он набрал тех цветов?

Элина вытерла слезы.

— Набрал, целую охапку. А потом полез к Зейнаб…

— ?

— Ну да… Я же говорила — в ту ночь все вели себя… не, как всегда. И почти никто не стеснялся. Мы только втроем остались трезвыми.

— Кто?

Лина вытерла лицо.

— Я, Ульдэ и Леший. На него, по-моему, вообще не подействовало. Ульдэ туда не ходила — она отлучалась на охоту и пришла, когда все закончилось. Подул сильный ветер и все запахи исчезли.

Я вздохнул. Поверить в такое практически невозможно…

— Зейнаб? Турчанке нет и двадцати, а Доку — давно за пятьдесят! Возможно ли?

— Ты не видела ее глаза… и глаза самого Дока! Какой возраст, Ната? Никто ни о чем не думал — даже посты не выставляли! И все пили… да она на ходу с себя одежды срывала!

Услышав ответ, Ната неожиданно успокоилась и теперь вопросительно смотрела на красавицу. Та просто добавила:

— Да. Он налил ей воды из ручья… и они скоро ушли в лес.

— С ума сойти…

— Док тоже так сказал… утром. А Зейнаб прятала лицо. Он дал мне несколько растений — они и сейчас лежат у меня в походном мешке, завернутые в шкуру. Я боюсь их доставать…

— Сейчас?

— Ну да! — Элина поняла вопрос Наты по-своему… — Они сохраняют свой запах очень долго, даже сорванные! Док еще два раза уединялся с Зейнаб — и все время, они вдыхали и ели эти цветы! А потом возвращались такие, словно пробежали, каждый, по десятку километров…

— Похоже, так и было. Цветы, о которых ты рассказываешь, по-видимому, самый сильнейший афродизиак, про какой мне только приходилось слышать. И Док сильно рисковал… не каждое сердце выдержит. А у него, насколько я в курсе, оно давно побаливает.

— Это все? — Мой вопрос прозвучал так напряженно, что Элина испуганно вздрогнула.

— Нн-ет… Я ведь видела почти всех. Видела тех девушек, которых прислала Рада, видела Светлого, с Трясуном. И Шельму. Они были втроем… Без своих ряс, а Шельма… она… сразу с обоими.

— Хватит. Я понял! — Мне больше не хотелось узнавать подробности. Похоже, действие этого наркотического запаха свело с ума практически всех участников отряда, во всяком случае, именно об этом Элина и говорила.

— Что будем делать, Дар? — Ната вернула нас к действительности. Я пожал плечами — ответ неясен самому…

— Говоришь, вы трое… А Чер? Травник? Шейла, наконец?

— Травник был с новенькими. Шейлу и Чера я потеряла. В тот раз никто не охранял лагерь, и собираться, все вместе, стали лишь под утро следующего дня. И все старались не встречаться глазами…

— Одна вода, найденная индейцем, спасла прерии от гибели, другая — может уничтожить все, что было ему дорого. И не только у него…

Элина молча, кивнула. Я с тоской посмотрел на двери. На этом празднике не хватало именно его… но само провидение не позволило индейцу присутствовать при полунамеках и усмешках, только теперь ставших понятными мне до конца.

Своими руками я отправил его подругу в этот поход. Что теперь сказать Сове, когда он услышит повтор рассказа Элины, способный погубить не одну жизнь?

— Он не должен узнать!

— Он имеет право — знать.

Мы с Натой посмотрели друг на друга.

— Но тогда все пропало… и в форте будет пролита кровь.

— Возможно.

Я угрюмо опустился на край настила. Совы не было сейчас — но завтра он мог прийти и увидеть свою жену, чей испуг выдал бы ему все и сразу. После гибели Дины, только Зорька оставалась самым родным человеком для моего названного брата. Сможет ли он простить такое? А смог бы я сам? Вся радость от возвращения Элины исчезла — в душе страшной занозой засела одна сумрачная мысль. Мы не пропустили ни слова, из ее повествования… Но, Все ли нам рассказала наша красавица?

Отдохнув с пару дней, все разведчики из иных становищ и селений, участвовавшие в походе, поспешили к своим кострам. Весть о возвращении отряда мгновенно облетела долину… Стопарь хмурился — его, совместная с Совой надежда, собрать разрозненные группы воедино, под руководством Форта, рушилась. Проход через горы так и не был найден. По уговору, которому мы должны следовать, такой исход не давал мне права претендовать на роль вождя. Понимая, какую ношу хочет возложить на меня кузнец, я грустно улыбался, и, что скрывать, был этому в какой-то степени, даже рад… Наш верный друг и шаман, вряд ли мог утешить Стопаря, сам отказавшись сыграть роль избавителя от эпидемии. Сова все еще не появлялся, и я совершенно не представлял себе, как буду говорить с ним, о случившемся в предгорье.