Он с уважением посмотрел на меня и на Нату:

— Тогда пусть он не спорит о своем будущем… Тот, кто смог поднять томагавк войны в защиту других, рано или поздно возьмет его в руки вновь! Белая Сова будет ждать… Когда захочешь навестить жилище индейца, приходи. Сам, или со своими скво. Мы не устраиваем стоянки на одном месте постоянно. Ты найдешь наш типи, как повернешь от прохода на восток и пройдешь до второго заката. Первая вода, которая встретится на пути, приведет тебя к небольшому озеру, на его берегах индеец собирается основать свой новый дом. Хао!

Ночь прошла без происшествий. Наш костер, подле которого, сменяя друг друга сидели все по очереди, охраняя покой других, отпугивал всех зверей, а шум, произведенный там-тамом индейца, кажется, и вовсе отогнал всю живность далеко в разные стороны. Едва стало светать, Сова поднялся и велел своим женщинам собираться. Мы попрощались. Они ушли. Три одиноких фигурки растаяли при первых лучах восходящего светила. Ната с сожалением произнесла вслед:

— Вот мы и опять одни…

— Ты хотела бы быть поближе к остальным?

— Рядом с другими — точно нет. Но иметь надежного друга рядом вовсе неплохо. Про поселок лучше промолчу… Сам понимаешь. Ничего нам в нем не светит. Ни тогда, ни теперь…

Я посмотрел на Элину. Она потупила глаза:

— Мне тоже… Они все, какие-то, грязные, с потерянными лицами…

— Это оттого, что они никак не могут принять своего будущего. Тем, кто в один момент потерял все, что наживал долгими годами, трудно осознать, что ничто из прежнего не имеет сейчас цены. И многие привилегии, на которые ушли годы, тоже. Теперь неважно, имел ли ты крупный счет в банке и был владельцем роскошного дома. Или, командовал целой армией подчиненных на заводе. Даже, будь хоть министром… Все это ерунда. Любой, кто умеет ставить силки или плести корзинки из травы, сейчас ценится больше, чем тот, кто считал себя хозяином жизни. Он мог быть и владельцем казино, и оборотистым адвокатом, и дальновидным политиком, но… Надо смотреть правде в глаза — эти люди, почти что, отбракованы. Другое дело — те, кто имел в своем багаже запас знаний, который помог им не растеряться и как-то приспособиться к этой действительности. Как Доку, например. Или — Стопарю. Но ты, скорее, не права — здесь далеко не все роскошно жили в прошлом, и они-то, как раз и смогут выжить. А чистота лиц еще не показатель — для меня важнее чистота души. Кстати, у нашего добрейшего Дока, постоянно грязные руки…

— Что ты думаешь о том, что сказал Сова?

Голос Наты прозвучал возле моего уха. Я протянул руку за горстью сухого порошка — пеммикан лежал на тряпице, прямо на земле. Мы ели, запивая сушеное мясо чистой водой. Нескольких шепоток было достаточно, чтобы не чувствовать себя голодным.

— Ты не ответил?

— А что отвечать? Я и не думал об этом. Вряд ли людям в долине нужен вождь. Сова сам пытался, а что вышло?

— Может быть, ты и прав, — Ната задумчиво посмотрела вслед удаляющимся фигурам. — А может, прав Сова. Но мне кажется, что все-таки — он.

— ?

— Да. Прав. Эта Старая — Стара, как ее называет Дина — что-то там про тебя напророчила. Сова темнит, когда говорит про твою будущую роль вождя — я заметила, что он ничего не делает просто так. Но это означает конец нашему спокойствию…

Мы подходили к городу. Угар забежал далеко вперед: он всегда с радостью пускался в любой поход, но, с не меньшей — возвращался обратно. Вслед за ним устремилась и Элина. Я проводил ее глазами, а Ната, слегка отставая от всех, тихо промолвила:

— Ты скоро совсем поглупеешь, муж мой…

Когда перед нами возник наш холм, мы с облегчением вздохнули — все-таки, среди знакомых мест, мы чувствовали себя более уверенно и спокойно, чем в непредсказуемых зарослях долины. Сами собой увеличились шаги, стала легче ноша на плечах. Сколько раз, я один, а потом с Натой покидал это убежище в поисках неведомо чего… И, каждый раз, возвращение было радостным — это был наш дом! Никому в долине не повезло так, как повезло мне, а теперь я мог разделить его с двумя прелестными девушками, одна из которых решила называть себя моей женой. А другая… Она так часто мелькала перед глазами, что я уже начинал считать ее своей, так же, как и Нату, несмотря на то, что мы не были связаны отношениями более сильными, чем общая крыша над головой. И горе было Белоголовому, или любому другому, вздумай он поднять на нее руку. Я уже убедился, что умею убивать…

— Ты не замечал? Воздух в подвале стал какой-то не такой… Суше.

Я сделал неопределенный жест — вопрос Наты застал врасплох. Шкура убитого вчера джейра, случайно забредшего в эти места, была расстелена на полу и прижата по краям тяжелыми камнями, а я, склонившись, сосредоточенно соскребал с нее остатки жилок, мяса и прочих «радостей» — свежевать доверили Элине, и теперь приходилось исправлять все ее ошибки…

У нас уже набралось немало подобных — я, превратившись в живое воплощение скупости, и отметая всякие возражения по поводу достаточного количества вполне пригодных одеял и ткани, хранившихся в подвале, считал, что настоящие шкуры животных и зверей изменившегося мира, обязательно еще послужат, а потому не пренебрегал ни единой возможностью эти запасы приумножить. Девушки сердились, мы порой даже серьезно «грызлись» — но я упорно стоял на своем. В основном, мы охотились на кролов или зверьков еще меньших размеров — руины не баловали изобилием добычи, столь богато представленной в долине и прериях. В степи еще стоило на что-то рассчитывать, но там уже следовало беречь собственную шкуру… Слишком памятной казалась встреча Бурыми, не говоря уж про большого змея! Тем не менее, я не упускал случая выйти на охоту, полагая, что рано или поздно мы полностью перейдем на кожаную одежду. К тому же — ткань, из которой мы с Натой на первых порах шили одеяние, хоть и имелась практически в неиссякаемых количествах, могла навести жителей долины на вполне понятные вопросы. Приобретенный опыт показал — даже самая плотная ткань быстро изнашивалась, чего нельзя сказать об одежде, сшитой из шкур. Возможно, срок носки мог стать и больше — если не уже упомянутая охота. А она у нас стала практически основным видом деятельности: и Ната и Элина отдавались ей полностью, отдав предпочтение перед рыбной ловлей и сбором кореньев. Впрочем, как и я сам. Девушкам нравилось выслеживать животных и зависеть от своего умения, полагаясь на меткость глаза и силу рук. Естественно, что в свою очередь, мы так часто продирались сквозь заросли, или, замерев, выжидали среди камней, что поневоле следовали примеру индейца — у того все семейство одевалось исключительно в шкуры животных. И теперь я все чаще ловил себя на мысли — а так ли уж дик наш названный брат, если мы сами ведем почти идентичный образ жизни? Ну, разве, духам только не поклоняемся… Мне порой казалось, что я словно попал в иной мир: одновременно и чуждый, и, до странности, знакомый, словно я уже прожил когда-то подобную жизнь. Ната, смеясь, говорила, что во мне звучит голос предков.

Наши отношения, более-менее, вошли в норму. Элина еще больше сблизилась с моей женой — как бы там ни было, но я уже привык так называть Нату, не боясь значения этого слова… Да и мы не представляли себе жизни, без этой смешливой и озорной девушки, в которой энергия била ключом. После похода в поселок, когда столкнулись с Белоголовым и его приятелем, я еще раз предпринял вылазку к жителям озера — искал, кто может предложить на Мене соль. Мои опасения, высказанные в разговоре с Натой еще до встречи с Совой, похоже, стали оправдываться. В нашем хранилище именно этого продукта оказалось меньше всего, и я с тревогой ожидал дня, когда израсходуем последнюю щепотку. Но, к великому нашему сожалению, подобная проблема имелась у всех. В поселке соли не встречалось совсем. А если и появлялась — цену запрашивали несусветную! Даже Сова, годами привыкший обходиться без всяких благ исчезнувшей цивилизации, порой тратил недели на поиски искомого продукта. Он добывал ее на пересохших участках суши, откуда ушла вода. По словам индейца, таких солончаков в долине имелось два, и в каждом из них добыча минерала являлась крайне опасной. Оба располагались в восточной части, далеко от человеческих жилищ. Звери подстерегали каждого, кто осмеливался проникнуть в пределы Желтых песков — именно там индеец обнаружил первый солончак. Соль, добытая оттуда, имела горьковатый привкус, и ее приходилось выкапывать со дна глубоких ям. Достать даже горсть, без помощи извне не смог бы никто — провалы достигали десяти метров, имели отвесные и совершенно гладкие стены. Сова предположил, что это бывшие выработки, каким-то образом приподнятые к поверхности земли. Если и так, то, скорее всего, про них уже давно и прочно забыли — невзрачный вид кусков этого продукта, а также редкие находки в виде старых башмаков или деревянных лопат, прямо указывали на настоящую древность прежних разработок. Второй находился еще дальше, в местности, называемой Пустошью. Та располагалась на юго-восточной стороне долины, между берегами Скалистого озера и выжженной землей, тянувшейся до Каньона Смерти. В зарослях, где, не в пример прерии, практически невозможно пройти, не пригибаясь — так сильно мешал кустарник! — по слухам, водились такие жуткие создания, что у многих пропадало всякое желание посещать те места. Поблизости пролегала звериная тропа, идущая еще с отрогов горного хребта, возможно, хищники желтого лога делали вылазки и убивали тех животных, которым не посчастливилось пробраться вглубь долины. Я решил, что, как-нибудь, обойдемся без соли, тем более, заметив насупленные взгляды Святоши и Белоголового. До открытого столкновения не дошло — мое предупреждение они запомнили! — но и терять осторожность не следовало. Возможно, приятели пораненного мордоворота не рискнули напасть в присутствии Стопаря и его сына — они сопровождали меня еще полдня, пока я направлялся вдоль берегов Змейки к дому. Дальше я шел уже с Совой — молва о стремительном на ответный удар, индейце, в какой-то мере тоже гарантировала спокойное путешествие. Так оно, или нет — но в пути нас никто не потревожил…