— Да? — Ната не отступала. — А здесь они, ни с того ни с сего, обязательно прорастут, и выдадут тот же эффект? Что-то не верится… Там и условия иные, и вода, опять же.

Все замолчали, не зная, что сказать в ответ. Слова Наты были не лишены логики. Слишком многое должно было совпасть, чтобы свести воедино и пряный запах чудесных цветов, и волшебную воду, и вообще… все.

— Но как же… — Док чуть не плакал, с крайней досадой глядя то на Нату, то, на меня и Сову. — Такой случай! Ну почему ты так неуверен? Ведь нет иной причины! Нет! Четыре года с лишним прошло, как случилась Катастрофа! Четыре года! И ни одного, слышите? Ни единого раза не бывало, чтобы женщина забеременела с тех пор. А вы — идти, или нет… Да пусть там хоть всю поляну горные козлы начисто вылизали, источник высох, медведи стаями бродят — все равно! Это шанс! Единственный, какой нам выпал за все это время! Е-дин-ствен-ный!!!

Мы вновь переглянулись с Совой. Индеец чуть заметно кивнул…

— Хорошо… — я вздохнул, внутренне соглашаясь с доводами старого врачевателя. — Будем надеяться, что нам повезет. Сова пойдет в предгорье. Его жена — Ясная Зорька — останется в форте. Мы позаботимся о ней.

Сова изумленно вскинул брови — меж нами и речи не возникало об их отношениях после памятного разговора. Я выдержал напряженный взгляд. Шаман отвернулся, возможно, сдержав готовые сорваться с уст, жестокие слова…

… Сказать, что я был поражен — это не сказать ничего. На поле, недавно выглядевшим, как аккуратные, вполне различимые и практически одинаковые грядки, теперь такими же стройными рядами, возвышались огромные кусты. Узнать в них, так заботливо холимых и охраняемых кузнецом, прежние саженцы, смог бы только человек, обладающий очень большой фантазией… Выросшие, за короткий срок, на немыслимую для нас величину, стебли колыхались под порывами слабого ветра и лишь очень и очень отдаленно напоминали колосья пшеницы, ржи, кукурузы — и еще много чего, что неугомонный Стопарь старался культивировать на участке. Было ясно — труд кузнеца, упорно и настойчиво пропадавшего на ферме, не пропал впустую…

Я окидывал глазами раскинувшийся на несколько десятков квадратных метров участок — на большее, у Стопаря, даже при помощниках, рук не хватило. Высота выросших культур (и культур ли?) достигала местами до четырех метров, а угадываемые початки находились и вовсе на недосягаемой высоте. Если растения и далее должны расти подобными темпами — еще через несколько дней мы могли снимать урожай! Но даже Док, изучавший всю растительность, какая сейчас в изобилии появилась в долине, не смог бы с полной уверенностью ответить — можно ли этот урожай есть?

— От последней обработки — ровно три недели! А кукуруза — так вообще, за две!

— И ту узнать невозможно…

Он пожал плечами:

— А что тут такого? В прерии вся трава растет, словно ее из земли черти кнутом подгоняют. Чем эта хуже? Та же трава… только съедобная.

— Вот оно и сомнительно… — я задрал голову, пытаясь определить высоту одного из стеблей, с которого уже свисал вниз крупный продолговатый колос. С долей фантазии, в нем можно было узнать — или представить? — зерна пшеницы.

— Все равно, это настолько непривычно…

— Что есть, то есть.

— Вот и оно… Будем ли мы это — есть?

Стопарь кивнул:

— Будем. Зря вкалывали? Только, после того, как попробуем…

— Не знаю. Да, трава травой — к ней, мы как-то, уже привыкли. Она повсюду и уже примелькалась. Но, вот это — знакомая… и шокирующая. Знаешь, Стопарь, мне порою кажется, что нам и охотиться теперь не надо. Посадишь, какой-нибудь, кусок мяса — так он и вырастет в слона?

Старик ухмыльнулся, а потом внезапно помрачнел:

— Мясо в землю зароешь — его свинорыл вынюхает и сожрет. Нет, Дар, что должно расти — то и вырастет. А остальных стрелой да копьем — иначе не добудешь. Слона… Будет тебе слон. Они, вон, повадились сюда пастись, ходить. Заразы…

Он произнес это так смачно, с такой злостью, что у меня на миг возникло смутное подозрение…

— А… кого ты имеешь в виду, а? Нет, ну не слонов же… Какие могут здесь быть слоны?

Он вовсе не шутил…

— Сам увидишь. Останься до вечера — они как раз, припрутся… Свежей зелени им в прерии мало, что ли? Правда, не столько съедают, сколько вытопчут, агрессоры…

— Стопарь… — я скептически склонил голову и внимательно посмотрел ему в глаза. — Не гони. Нет у нас слонов — не бреши.

Он досадливо отмахнулся:

— Нет, конечно… Сам знаю. Только огромные они — вот как слоны и есть.

— И насколько?

Он показал руками:

— А раза в четыре покрупнее, чем овцебык будут… И не один, не два — стадо, мать их!

— Так что же ты раньше молчал? Я охотников в разнотравье посылаю — в прерии зверей, после мора, днем с огнем не найдешь! В форте уже столько времени солониной да сушеным мясом питаются, ни жира, ни шкур нет — а тут рядом, под боком!

Он вдруг насупился:

— Потому и молчал… Думаешь, только о добыче. А что природа — она, зря их, что ли, создала? В прерии зверья нет, верно… А если бы его вообще не было?

— Стопарь, не ты ли, только что мне жаловался?

Он вздохнул:

— Ну, я… Растения, конечно — жалко. А их? Нет ведь таких, больше — ни в травах, ни в лесу. Эти, и то, неизвестно, откуда пришли. А всю живность в котел пустим — потом как жить?

Я смотрел на него и понемногу начинал понимать старика — в погоне за добычей, мы могли истребить все живое…

— Я ведь не совсем зачерствел, Стопарь. Раз вид редкий… а людей чем кормить? Запасы в форте и так — Туча прозвище свое оправдывает, как в хранилище идти. Говорит, последнее достает. Так как?

— Последнее? — он недоверчиво покрутил головой. — Темнит что-то моя старуха… Ну да, ей виднее.

Стопарь снова вздохнул, грустно махнув рукой:

— Кормить людей надо. Только… А, сам увидишь. Хочешь увидеть?

— Да. Когда они приходят?

— А леший их знает… Обычно — как солнце сядет, еще пару часов — и тогда могут появиться. А могут, и нет… Останешься?

— Останусь. Стопарь, я их сам увидеть хочу… Слонов этих.

Стопарь помолчал немного и потом глухо сказал:

— Ты хоть не сразу… охотников созывай. Пусть поживут — пока. Если уж станет совсем, невмоготу — тогда ладно. Обещаешь?

— Обещаю.

Мы углубились в заросли колючего кустарника. Стопарь провел меня какими-то потайными тропками, где пришлось идти, согнувшись — иначе, опускавшиеся почти до самой земли, шипы растений могли разодрать спину в клочья. Кузнец, молча, шел впереди, раздвигая шестом наклоненные ветви, достигающие местами толщины с человеческую руку. Несмотря на такой объем, кустарник не одревесневал, и его побеги сохраняли гибкость — мы могли спокойно приподнять или даже сломать особо мешающие побеги. На ходу Стопарь собирал самые длинные и наиболее прямые шипы, срубая их ножом у самого основания. Я знал, зачем он это делает — наши девушки приспособились выжимать из них густой и терпкий сок, который применяли для ловли рыбы. Кто-то заметил, что, получив большую дозу подобного яда, человек впадал в сонливость. Рыбаки закидывали сеть с берега, следом бросали несколько чашек с этим составом — и через определенное время в сетях билось с полдюжины крупных рыбин, Яд, полученный из шипов, быстро усыплял добычу — и сети оставались целыми несколько дальше, чем обычно. А плести их было ох как нелегко…

К сожалению, речные уловы не могли дать нам многое из того, что мы добывали с помощью охоты. Тугие сухожилия для тетивы, шкуры для одежды и обуви — все это можно было достать и изготовить только из туш убитых животных. И, как бы ни хотел старик сохранить свою тайну от форта, нужды людей оставались для меня приоритетнее задачи спасения даже самого редкого вида…

Словно прочитав мои мысли, Стопарь бросил на ходу:

— Если приспичит — сам приму участие. Но этих рогатых так просто не взять!

— Рогатых? Ну, тогда, точно — не слоны!