Ошалевшие от всего, мы еще какое-то время ждали, потом взялись за весла. Еще никогда местные жители не гребли так быстро, и никогда мои люди не смотрели так внимательно вокруг — все опасались и ждали нападения нелюдей! Когда добрались до берега, Бугай дернулся, открыл мутные глаза и посмотрел на нас непонимающим взором. Постепенно, в них появилась мысль и безграничное изумление, перешедшее в неподдельную радость…

— Дар! Сова?.. Вы?

— Молчи. Мы все знаем. Молчи, друг!

Индеец заботливо укрыл его одеялом. Я подумал, что жизнь порой совершает жестокие шутки. Из бывших товарищей, прикрывавших друг другу спины в бою, она сделала смертельных врагов — и, вырвав из лап смерти, вновь свела рядом, как друзей…

— Сова… Я не хотел, поверь! Это сильнее меня!

— Я знаю. Лежи спокойно.

Бугай крепко пожал ладонь индейца и перевел глаза на Эву. Девушка смотрела на него влюбленными глазами — кажется, Туча, наконец, обрела себе невестку…

Мы собирались домой. Чудесное, почти невозможное возвращение Бугая, временно спутавшее все наши планы, не могло повлиять на решение вернуться в форт, как можно скорее. А после страшного сообщения, полученного от пропавшей, давным-давно, женщины, тем более…

Буквально на глазах менялась погода — стылый, пронизывающий ветер, заставлял кутаться в шкуры, искать укрытие в теплых землянках. В форте каждая пара рук была на счету. Я беспокоился за оставленную во главе селения, Нату, за Элину, у которой вот-вот должны начаться роды. Как же счастлива будет Туча, увидев своего сына живым и почти невредимым! Как воспрянет духом Док, которого я перестал видеть улыбающимся — с тех пор, как смерч унес с собой не только крыши наших жилищ, но и Бугая. Он до конца не верил в гибель сына кузнеца — и оказался прав! Сам Стопарь ждал на берегу — он получил несколько укусов, и я не взял его с собой в поиски. Теперь, могучий старик, протягивал дрожащие руки навстречу лодкам…

Многие девушки, видевшие все, издали, приставали к Сове и Черу с расспросами, а потом, узнав в громадном теле Бугая, с визгом бросились ему на шею — сына кузнеца помнили и любили в форте, и его страшный полет в никуда, заставил некоторых из ни пролить немало слез. Но сейчас возле Бугая находилась Эва, и, насколько мы догадались, свои права на могучего парня, пережившего такое приключение, она никому не уступит. Ну, что ж — теперь ей предстояло стать подругой столь чудесным образом спасшемуся самому, и спасшему ее, мужчине, и смотреть, как под ударами молота на наковальне появляется что-то, что должно превратиться в мирный серп или боевой нож…

Туча и Ульдэ сразу взяли спасенную девушку под свое покровительство. Они порылись в запасной одежде и вытащили для Эвы штаны и куртку, одевающуюся через голову. Однако, вроде не очень крупная, Эва оказалась намного шире и в талии, и в бедрах. Что делать — у нее была сформировавшаяся женская стать, до которой, по-мальчишечьи угловатой Пуме еще далеко. Совместными усилиями они подогнали шкуры под девушку — и к выходу все было готово. Пхаев не хватало — три коня полегли в страшной битве. Сова посоветовал соорудить из жердей крестовины, набросить на них ветки и связать. До настоящей повозки это далеко, но, за неимением колес, приходилось удовольствоваться и этим. Мы взвалили на перетянутую веревками крестовину, все добытые шкуры, на вторую — ослабевших от ран, Клешню и Волоса. Пуме пришлось отдать своего коня для волокуши — он вернулся, пока мы искали Бугая. Тащить, кроме груза, еще и седока, обременительно даже для сильного пхая, и она вопросительно посмотрела на меня.

— Садись ко мне! — я указал ей на холку Урагана.

Напоследок я пожал руку Травнику, вышедшему проститься с нами вместе со всем селением:

— Будь начеку. Крысы — плохое соседство. Но, эти… Хуже.

Он кивнул. Травник, как и прочие, посвященный в эпопею Бугая и Эвы, едва ли понимал всю опасность, но, известие о появление на болоте столь жуткого существа, совсем не радовало порядком измученного вожака болотных жителей.

— Если заметишь, что подозрительное — даже не дергайся. Сразу уходите. Бросайте все и уходите. Вы им не соперники…

Сказав это, я запнулся — а мы? Сможем ли мы сами встать на пути бывших людей? Всего несколько встреч в прошлом убедили меня, что вражда с такими, обернется для нас тяжким испытанием. Мы не смогли убить даже одного! И, хоть это и удалось Бугаю, не факт, что остальных смерть парочки из их стаи, сможет остановить. А более всего тревожило поведение их вожака… Урхора?

— Куда нам… И так, половина после битвы в костре… осталась. Ты не переживай! — он видел смятение в моих глазах, и стиснул губы в жестком прикусе. — Я все понимаю. Нелюдь эта через нас пойдет. А если и мимо — соседям достанется. Будем следить.

Ульдэ усадила перед собой Эву, зажмурившую глаза при виде оскалившегося Аргишти (северянка дала имя своему жеребцу, как одному из героев собственных древних сказаний!), и караван тронулся. Пума вцепилась в мохнатую гриву животного, немного недовольная, что ей пришлось на время расстаться с Ягуаром. Она при каждом толчке прижималась ко мне хрупким телом, и я невольно ощущал, как бьется сердце девушки. Иногда мне приходилось придерживать ее за талию — и она словно замирала, чувствуя на себе мужские руки…

Серьезно раненных после битвы у нас оказалось двое — Клешня, у которого резцы вырвали столько мяса на руках, что он рисковал навсегда их лишиться, и Волос, которого один из черных вожаков очень сильно полоснул по шее. Меня тревожил именно Волос. Охотник получил страшнейший укус — и все мази Совы не могли остановить начавшегося заражения. Резцы трупоедов были способны свалить и сами по себе — хоть мы и умели лечить даже самые страшные раны. Но иногда, даже маленький порез превращался в серьезную проблему. Это случалось, если в кровь попадала инфекция, с которой мы не могли справиться обычными методами. Кроме того, Волос сам напросился в засаду, принявшую первый натиск — и принял атаку серобурых хищников, не сдвинувшись ни на шаг. В итоге, его ноги превратились в сплошное окровавленное месиво… Сова перепробовал все — прижег оголенное место, наложил массу из лечебной травы, давал обильное питье — Волос слабел…

— Обе ноги изгрызены по бедра, до самых костей. От таких ран мало кто выживает…

— Он сильный.

— А еще и шея, — Сова подъехал ко мне. — Что будем делать?

— Он дотянет до форта? Там Док.

— Нет. Док тоже не поможет. В укусах слишком много яда — Волос встал на тропу неба…

На другой день Волосу стало хуже. Он уже никого не узнавал, постоянно знаками просил воды и почти не открывал глаз. Сова, настоявший на том, что надо остановиться, угрюмо произнес:

— Шаману придется исполнить погребальную песнь, вождь.

— Не рано?

— Вечером…

Индеец лаконично бросил короткое слово и принялся снимать поклажу с жеребца. Я подъехал к раненому. Ноги Волоса покрылись желто-багровыми пятнами и издавали тяжелый запах.

— Ты не можешь ему помочь?

— Нечем, вождь. От такой болезни и Стара, не знает средства, а то бы я его имел. Волос умрет.

— Я спросил не о том…

Сова непонимающе уставился на меня, и я добавил:

— Он чувствует лишь боль. Пристало ли воину из рода… из форта, умирать так? Дай ему, что-нибудь, что сделает его сильнее!

— Хочешь, чтобы он пришел в себя? Зачем?

— Волос должен увидеть прерии… перед смертью.

Сова долго смотрел на мое лицо, после чего кивнул.

— Я понял тебя, мой брат. Мужчина, из прайда Серого Льва, должен умереть достойно. Я приведу его в сознание.

Сова выполнил обещание. Он разжал сомкнутые губы нашего товарища и влил несколько капель эликсира, состав которого был известен только ему, да еще старой цыганке. Действие средства было способно привести в чувство даже умирающего — но и плата за него оставалась выше человеческих сил. Корчи и муки, пена со рта, и кратковременное безумие — вот цена лекарства. Сова никогда не применял его, и лишь изредка добавлял в огонь, усиливая дурманящим дымом воздействие на людей от своих песнопений. Мы знали об этом, и сами не просили шамана применить средство. Но Волосу уже нечего терять…