Я посмотрел на охотников. Они чуть смутились, потом самый представительный, ответил, за всех:
— Мы решили его не убивать. Он, хоть и виновен, но все-таки, для становища добра хотел. Он изгнан.
— Обыщите его жилище.
Он кивнул — с места сорвалось два резвых парня. Скоро они вернулись, ведя с собой молодую женщину, взиравшую на все с удивлением. Змей, узнав в ней подружку Башни, аж запрыгал от восторга…
— Она! Я же говорил — здесь она!
Я подозвал освобожденную к себе. Девушка слегка смущенно встала рядом с нами.
— Вашу историю знаю — приятель твоего… друга, все уши прожужжал. Кремень больше не глава становища, если хочешь уйти к ним — можешь уйти.
Она сразу вспыхнула, и улыбнулась Змею, как старому знакомому. Я понял, что рассказ бывшего уголовника правдив, от начала и до конца. Но следовало уточнить, еще кое-что…
— Хорошо. Ты свободна. Скажи, перед тем, как отправишься со Змеем… Ты любишь того… зэка?
Она, молча, кивнула.
— И тебя не смущает, кем он был?
— Он давно все понял. И жалеет о прошлом.
По ироничным взглядам, направленным на нее со всех сторон, стало ясно, что подобную уверенность разделяют далеко не все…
— Допустим. А ты сама? Что ты думаешь об этом?
Она недоуменно посмотрела на меня, не понимая сути вопроса. Змей, почувствовав подвох, стиснул губы, но сдержался, не рискуя вновь оказаться в центре внимания.
— Что я думаю?
— Да. Что ты думаешь? Он — бывший убийца… Грабитель, преступник, бандит. Кем он был до тюрьмы, Змей?
Тот мрачно буркнул:
— Да кем… кем. Ну, братком. В смысле — боевик. Ты же сам видел — вон, какая рожа. Только и мозгов, что с ларьков дань снимать. Потом подрос… в бригаду попал. Старшим никогда не был — у него сила не в голове. Вот и все.
— Убивал?
— Было… За то и попал.
— А точнее? — я не щадил уголовника, желая, чтобы девушка точно знала, к кому собирается уйти.
— По приказу… В общем, ему велели семью удавить. Взрослых, и двух детей. Они платить не хотели… В назидание для других. Ну, и… мужика завалил, бабу не тронул. И пацанов пожалел. Но срок дали — как за всех!
Девушка широко раскрыла глаза — она впервые услышала о преступлении, за которое попал в шахту ее возлюбленный. Я повернулся к ней:
— Достаточно. Ты все слышала. Но, не все поняла… Хотя, пора бы. Кремень не глуп — он вас от банды уберег, спрятал. А то бы, ты не так все воспринимала. Он — твой приятель! — только один, из их числа. А там — все такие. Кто-то убивал, кто-то насиловал, и другие не лучше. Ты будешь жить среди зэков, а то, что они все бывшие — это слова. Да, мы больше не враги. Но мы, по-прежнему, для них — быдло. Мы вроде той дойной скотины, которую они всю жизнь считали не вправе вообще повышать голос… так, Змей?
Он угрюмо молчал.
— Так. И теперь, после того, как вся их основная часть пала в боях, они не столько осознали, сколько поняли — или, им придется покориться, и жить по-человечески, или смерть. А вот осознали ли они свою вину, за все содеянное — это еще тот вопрос… Я еще раз спрашиваю — ты, по-прежнему, хочешь уйти?
Она опустила голову и еле слышно прошептала:
— Да…
Я кивнул.
— Ко всему прочему я мог бы добавить еще кое-что… — Змей вскинул на меня умоляющий взгляд. — Ну да ладно… Достаточно. Забирай ее, Змей.
Мы оставили стойбище. Вражда, чуть было не всколыхнувшая, по новой, весь восток прерий, утихла, не успев разгореться. Кремень был изгнан из поселка — торговли женщинами ему не простили. Он мог бы быть и убитым — но, памятуя его прежние заслуги, его просто выставили прочь, жестко наказав не появляться возле селения. Это была еще более худшая участь, чем та, которую он уготавливал бывшим зэкам. Его просто оставили одного — пусть даже вместе с оружием и небольшим мешком с припасами. К сожалению, Кремень ничего не знал, о том, куда Трясун уводит купленных девушек — и это еще предстояло выяснить, обнаружив самого Трясоголова…
Бывший вожак сидел на коленях и невидящим взором смотрел на спины уходящих — он не имел права вернуться, ни под каким видом… Я на секунду пожалел его — вспомнил, про собственное одиночество. Но у нас была разница — я не знал о существовании людей, а у него имелась открытая дорога в любую сторону… Может быть, сознание того, что ты один, когда где-то есть другие — еще более тяжкое наказание, чем ощущать себя последним человеком на земле? Мне не хотелось сравнивать…
Перед нами вновь простиралась великая долина — от края и до края. Чер подвел застоявшихся пхаев, и подсадил к себе Зою. Девчушка вцепилась в гриву Хорса, и жеребец повернул голову, норовя цапнуть ее за руку. Чер спокойно похлопал его по морде, одновременно усаживая девочку поудобнее.
— Дар, а когда я вырасту — ты возьмешь меня в жены?
Мы на какой-то момент изумленно уставились друг на друга, а потом рассмеялись. Стопарь, почти переставший улыбаться после гибели сына, буркнул в усы:
— Вырасти сначала, блоха… Вот ведь, порода бабская — сопля еще, а думает, о чем?
— Так возьмешь или нет? Мне Ната говорила, когда подрасту — стану такой же красивой, как Огненный Цветок!
— Ага! — съязвил Стопарь. — А он станет стареньким и страшным. Зачем тебе такой муж?
Она показала ему язык и отвернулась, надувшись на мое молчание.
Чер, державшийся в седле лучше прочих, промолвил, пародируя Бена:
— Ай-ай, Дар! Ты скоро быть совсем, как мой страна! Много-много жен! Не две!
— Иди к черту! — я беззлобно отмахнулся от следопыта. Тот в голос рассмеялся и подстегнул своего пхая. Наказание последовало незамедлительно — Хорс, никому не спускавший фамильярности, взбрыкнул, и Чер вылетел из седла, падая прямо на колючие заросли…
Мы покидали эти края, в который раз возвращаясь в форт, домой, после всех наших походов и отлучек. Вся долина была изучена и исхожена, многие селения признали право форта быть первым — только ледяная цепь перевалов оставалась недоступной, да гнетущие и нездоровые области большого болота. Мы возвращались домой…
Глава 18
Лев-людоед
Жизнь возвращалась в долину. Болезнь, пронесшаяся над селениями и унесшая, по меньшей мере, половину ее обитателей, была укрощена снадобьем Совы и заботами Дока. Угроза голода была ликвидирована общими усилиями наших охотников. Трудная, порой непосильная ноша для горстки, не впавших в отчаяние — и опять, уже в который раз, именно наша ноша…
После эпидемии, в селениях уже не возникало вопросов — кому владеть прериями. Проповеди Святоши почти никого не трогали — слишком живой пример борьбы за жизнь, который показал всей долине наш форт, убедил, даже самых недоверчивых и сомневающихся. А разборка с Кремнем подтвердила — форт способен достать любое, отдаленное селение, и навести там порядок…
Поняв, что стремительно теряет весь, и без того порядком урезанный, авторитет, Святоша окончательно обезумел… Собрав малочисленную кучку сторонников, монах окончательно покинул поселок у озера, и устроил свой стан в предгорье, неподалеку от тех мест, где когда-то располагался Клан. Вряд ли такой выбор оказался случаен… Тем не менее, он приумолк — «орден», который не миновала чума, сильно поредел в количестве, а без сильных и опытных охотников, ему уже было трудно на что-либо рассчитывать.
К сожалению, хоть его уход и облегчил жизнь нам, но сильно осложнил существование остальных жителей Озерного поселка. Мужчин в нем почти не оставалось — кровавая резня с Сычом, вражда с монахом, из-за которой многие предпочли сменить место жительства, и после всего — эпидемия. Все эти бедствия вкупе буквально выкосили их ряды. В поселке сейчас находилось не больше семидесяти человек — против, почти двухсот, в лучшие времена. И, более чем впятеро, это число составляли женщины. Чайка даже высказала такую мысль, что проще переселить всех оставшихся в форт… А в самом форте население только увеличивалось, и происходило это практически каждый день. Приходили по одному, по два, по трое и четверо — отказ получали редко, только в самом крайнем случае. Эти темпы нас и радовали — форт становился все сильнее! — и тревожили. Масса народа требовала много еды — и наши мужчины валились с ног, выслеживая и добывая добычу далеко за пределами привычных охотничьих уделов. Хорошо, что жесткие требования, которые я предъявлял ко всем без исключения, исполнялись почти без запинок — никто не отлынивал от назначенных работ, будь то заготовка топлива на предстоящую зиму, ловля и засолка рыбы, сбор съедобных кореньев и плодов, а также рытье ловушек, в которые изредка попадали крупные животные, вроде степных туров или овцебыков. Прошедшая облавная охота сильно обогатила форт мясом и жиром, необходимыми шкурами и запасом костей, которые Бен переваривал до состояния каши, готовя из них костный клей. Теперь я и сам, с тоской поглядывал на разоренную ферму Стопаря — становилось ясно, что, без надежной базы, в виде овощей или зерна, дальнейшее существование форта, станет очень сложным. Наше селение стремительно умножалось в численности, и одной только охотой прокормить всех его обитателей, было просто нереально. Хорошо хоть, урожай успели снять до того, как его смогли уничтожить набеги степных жителей, и так некстати налетевший смерч. А заодно — и подстрелили несколько коз и джейров, привлеченных спелыми початками гигантской кукурузы. Вдохновленный хоть этим, кузнец хвастался корзинами с продукцией своей фермы — и красноречиво поглядывал в мою сторону. Я не спорил — если переживем зиму, вполне можно будет разработать новую пашню, взамен уничтоженной. С помощью стада пхаев, ставших намного сильнее своих прародителей, это уже не выглядело утопией. Чайка, потрясенная успехами Чера в деле приручения бывших лошадей, тоже решила попробовать себя на этом поприще — и попросила меня выловить в прерии несколько телят овцебыков. Идея не казалась столь неосуществимой — однажды мы так уже делали. Но я не был уверен, стоит ли эта затея забот, когда со дня на день мы ждали снега. Погода в долине давно перестала быть летней — мы кутались в теплые куртки, мокасины на ногах сменили сапоги, умело сшитые нашими мастерами, а Бен денно и нощно колдовал в мастерской над составом, способным всех защитить от холодного ливня. Плащи из шкур, пропитанные этим раствором, могли долгое время отталкивать от себя воду, что в условиях наших скитаний было совсем не лишним. Форт готовился к зиме…