От котелка стал исходить дразнящий запах. Есть не хотелось — да и не для себя я это делал. Теперь оставалось только ждать. Так прошло несколько томительных минут — я уже подумал, что все бесполезно.

Послышался шорох. Я замер… Она появилась как привидение, возникнув без единого звука, буквально из-под земли. Я, стараясь не делать резких движений, медленно положил перед собой лук, потом вытащил меч и тоже опустил его к ногам. Вслед за этим, видя, что она по-прежнему стоит на месте, сделал пару шагов назад.

— Дай…

Это был скорее шепот, чем голос. Только по протянутой руке да неотрывно глядящим на котелок, глазам понял, что она произнесла. Молча, стараясь не делать резких движений, протянул ей похлебку. Она приняла ее обеими руками. Пальцы дрожали, и горячая посуда тряслась в ладонях. Я подхватил выпадающий котелок — железо сильно нагрелось, и я сам едва не ошпарил кожу на ладонях! — поставил его на подобие стола, где лежала целая гора всяческой посуды. С громадным напряжением, — я видел, каких усилий ей стоит сдерживаться, чтобы не влезть в котелок грязными пальцами! — она подняла с земли первую попавшуюся ложку, и, невзирая на прилипшую сажу, зачерпнула содержимое. Мы оба молчали. Тишину нарушало лишь потрескивание вновь разгоревшегося костра да судорожные глотательные движения ее горла. Она выскоблила ложкой все, засунула туда палец и вытерла котелок насухо. При этом порезалась и отдернула руку обратно. И лишь тогда женщина опомнилась… Опустив руки вниз, она устремила на меня взгляд. Я вздрогнул — такой болью и мукой он был наполнен! По впалым, землистым щекам, побежали слезы. Все так же, молча, она придвинулась вплотную. Я молчал, позволив ей самой убедиться в реальности происходящего. Заскорузлыми, с обломанными ногтями, пальцами она прикоснулась к моему лицу. Я еле сдержался, чтобы не отшатнутся. Она еще раз подняла руку, и, внезапно обессилев, теряя сознание, стала опускаться к моим ногам.

Ее имя — Ната. Та, которую я принял за взрослую женщину, оказалась подростком, четырнадцати с малым лет. Но, глядя в ее глаза, я мог смело добавить, еще столько же…

Девочке повезло гораздо меньше, чем мне — все эти долгие месяцы она безвылазно находилась на крохотном клочке земли. В результате Катастрофы, почти сразу вся местность превратилась в остров, с которого не имелось выхода. Подобное заключение лишь за малым не напоминало тюрьму. И, пока я метался среди развалин и всеобщего хаоса, в поисках выживших, она была лишена даже этой возможности. Почему она не попыталась выбраться, я узнал позже. Она почти ничего не помнила о самом землетрясении — свист, резкую головную боль, удар по голове… Что-то, вышвырнувшее ее из автобуса, где она в тот момент находилась, хаос и ужас первых минут, затем — Ната потеряла сознание. Вероятно, в результате травмы было сломано ребро — она до сих пор морщилась, когда делала резкие движения, или просто низко нагибалась. Все зажило само собой — в отличие от моего «склада» ей негде было разжиться лекарствами. От голодной смерти Нату спас провалившийся в трещину микроавтобус торговой фирмы, развозивший по мелким магазинам сахар, муку и крупы. Именно он и находился под всяческим мусором в пещерке, откуда она появилась в момент нашей встречи. Грузовик рухнул кабиной вниз, все мешки хаотично свалились туда же, отчего в верхней части образовалось немного свободного места. Там Ната и жила, после того как случайно набрела на это укрытие, прячась от сыплющихся с неба хлопьев. Где-то внизу, под мешками, хлюпала вода, и, самые нижние гнили, распространяя тяжелый запах. Но может, это были не только мешки — в кабине остался, и водитель… Ната это понимала, но, воспринимая все очень спокойно (как и я в первые дни!), никуда не уходила. Всю эту информацию я с большим трудом вытянул из девушки, пытаясь ее разговорить. Вначале это получалось с трудом. Не то, что ей было неприятно говорить со мной, напротив… Она просто не отличалась многословностью. Вернее, отвыкнув говорить вообще, она в данный момент просто не находила слов. Их заменяли глаза — настолько выразительные и глубокие, что я понимал все, что она хотела передать.

Едва у нее подкосились колени, как я подхватил ее на руки, не позволив упасть на землю. В себя она пришла быстро — буквально в течение трех-четырех минут. За это время я сорвал с нее рванье, скрывающее лицо. А после этого… Объятия уверили меня, что эта встреча для девушки не менее долгожданна, чем для меня самого. Какое-то время мы вообще молчали. Ни я, ни она, не могли опомниться от самого факта существования друг друга. Весь, потерянный нами мир, для каждого выразился лишь в одном единственном человеке. Но и это имело огромное значение… Когда она окончательно пришла в себя, мы, почти не сговариваясь, стали искать средство, чтобы убраться с острова. Я показал ей на воду и доски, которые в изобилии валялись на берегах — и мы принялись за дело. У нее не возникло даже вопросов, как мы будем переправляться и куда, собственно, предстоит идти после этого. Предварительно я все-таки осмотрел ее убежище, и, решив, что ничего отсюда брать не стоит, с облегчением вылез на свежий воздух. Запах гниения был просто чудовищным — как она могла его терпеть столько времени? Но увидев, насколько измождена и обессилена девушка, промолчал. В свое время сам выглядел и питался не лучше…

Предстояло отыскать бревна, годящиеся на плот — мой предыдущий сказочным образом исчез… Я ясно помнил, где его оставил — но там его не оказалось. На мой немой вопрос, Ната пожала плечами, а затем кивнула в сторону воды. Мне сразу расхотелось узнавать подробности…

Тем не менее, если мы хотим распрощаться с островом — нужно сооружать другой плот. Я связывал найденные доски остатками веревки, Ната, по мере сил, мне помогала.

Наверное, это было неестественно — мы вздрагивали, когда случайно касались друг друга, молчали, не слыша вопросов, и не пытались услышать ответ сами… Каждый выражал свои мысли, большей частью, жестами — мы словно разговаривали на языке глухих. Это было продолжение ступора, в который мы оба впали, увидев друг друга. И, если я, в силу того, что ощущал себя мужчиной, еще как-то выдерживал такое состояние, то она, увидев, как я пытаюсь что-то произнести, отводила глаза в сторону, или даже закрывала уши. Я не знаю, чем это можно объяснить — мы были в абсолютно нормальном состоянии, и, вместе с тем, ощущали себя как в зеркальном отражении. Как чужие и как очень близкие люди. Это и отталкивало нас, и заставляло искать сближения…

Плот большей частью пришлось мастерить мне — Ната с трудом могла что-либо поднять. Увидев, с какой натугой она старается передвинуть комель бревна в мою сторону, отвел ее руку. Как мы будем выбираться из Провала? Как я заметил, оружия у девушки не имелось вообще. Зато Ната умела прятаться — да так, что это не раз спасало ей жизнь! Вороны появлялись над островом и уже пытались напасть на девушку — она скрывалась от пернатых разбойников среди руин. А жуткое страшилище, которое сожрало подстреленную мною птицу, однажды решило преследовать ее на земле. И только искусство скрываться помогло ей избежать зубастой пасти новоявленного монстра. Ната так умело укрылась от него, что не смогла даже запомнить, как тот выглядел…

Мгновенное исчезновение вороны в воде заставило меня подойти к изготовлению плота со всей осторожностью. Кроме того, теперь я был не один… Ответственность за ее судьбу заставила еще раз пересмотреть все узлы и сучья, внушающие подозрения. У меня оставалось лишь немного веревки — и я решил приберечь ее на крайний случай. Плот требовалось чем-то связать, и, вместо каната, я использовал мотки поржавевшей, но крепкой проволоки, в изобилии лежавшей возле одного из зданий. Нарубил ее кусками и, изорвав перчатки, смотал ими четыре ствола. Плот опять получился неподъемным, но мне и не надо было думать о том, чтобы разбирать его на другом берегу. Обратная дорога до самого подъема пролегала по земле. И, хотя два-три дня нам предстояло идти среди множества водных зеркал, я хорошо запомнил свой путь и знал, что смогу провести девушку сквозь все болота и озера.