Она быстро убежала в дальнюю комнату. Я, на негнущихся ногах, шагнул к Элине.

— Лина…

Она вспыхнула и отодвинулась назад.

— Это нечестно… Я не могу так, с ней…

— В этом нет обмана.

Она остановилась, и сама шагнула мне навстречу.

— Дар…

Я не выдержал. Прижав ее к себе, стал покрывать поцелуями ее лицо, шею, волосы… Элина, сбивающимся голосом, произнесла:

— Что ты делаешь… Что ты делаешь со мной… нами. Что ты, мой…

В соседнем отсеке послышался шум от лап, спускающегося в подвал, Угара. Элина вырвалась из моих рук и, закрыв лицо, выбежала прочь…

Могло ли все это пройти бесследно? Недосказанность, недомолвки, скрытое — а иной раз и не очень! — желание прикоснуться к волосам, коже Элины, вдохнуть ее запах… Я ощутил, что начинаю разрываться между обеими девушками, понимая, что такие отношения не приемлемы в принципе. Или же — приемлемы? Получается, Сова прав? Мой названный брат живет с двумя женщинами сразу, и его это вполне устраивает. До некоторых пор я воспринимал такое как-то отстраненно, как не имеющее отношения к нашей собственной жизни — хотя Ната, не по годам мудрая, а скорее, опытная, предупреждала, еще в самом начале… Сейчас она делала вид, будто все идет как обычно. И прекрасно видела, что происходит! Я ожидал взрыва…

Мы давно не понимали, в какое время года живем. По всем известным и привычным для нас срокам, давно наступила весна, прошло лето, снова началась и закончилась зима, и вновь повторился весь природный цикл. Но, это относилось только к прежнему исчислению времен года — а, на самом деле, никто не знал истинного положения дел! Мы считали, что сейчас поздняя осень и должны наступить серьезные заморозки — а, вместо этого, цветами покрывалась вся, доступная для растительности, поверхность земли. Погода, и раньше не отличавшаяся постоянством, менялась по несколько раз за день. На смену часто набегавшим тучам, заливающим землю потоками воды, устанавливалась яркая, до рези в глазах, «синь» безоблачного неба. «Синь» — потому что, по-настоящему, синим, его назвать никто не отважился — скорее, полный набор из всей палитры. Однако, воздух, особенно после дождей, становился чист, в нем дышалось легко и приятно. Не имелось на земле более ни единого завода или фабрики, не дымили доменные печи и обогатительные комбинаты, и некому было выпускать в атмосферу те неисчислимые клубы ядовитого смога, убивающего все живое. Но, так же, как не было того, что сотворила рука человека, почти не осталось тех, кто все это строил… На громадных просторах бродили малочисленные группки и кланы людей, отделенных друг от друга сотнями километров, добывающих себе пропитание и одежду охотой на животных, которые в изобилии появились на всем протяжении прерий. Это буйство жизни было странно и необъяснимо, казалось, они должны погибнуть так же, как люди, но нет, их численность намного превосходила нашу и продолжала увеличиваться с каждым днем. Док, часто говоривший о том, что теперь земля принадлежит не нам, оказался отчасти прав — те разнообразные формы и виды животных, появившихся в долине и раскинувшихся лесах предгорий, оказались приспособлены для этой жизни лучше людей. Мы не успевали замечать всех перерожденных — только самые многочисленные животные, с кем сталкивались охотники прерий, получили общие названия — такие, как овцебыки, кролы, джейры. Свинорылы — прозвище, данное нами для подземного жителя, укоренилось среди охотников, так же, как «Пхаи» — за характерный звук, издаваемый этими потомками лошадей при ржании. Бурые и просто крысы-трупоеды, почти не появлялись в долине, предпочитая совершать набеги на низины и на окраины болот. Иногда налетали Вороны — за ними тоже осталось их наименование. Только теперь люди стали ставить ударение на первом слоге, как и следовало называть летающие черные крепости из мощных клювов и загнутых когтей… Птиц в прериях хватало, но величины и злобности первых, почти ни один вид не достиг, и, чем стала вызвана подобная избирательность, мы не знали… Док считал, что резкое увеличение роста именно падальщиков, связано с огромным количеством не погребенных трупов — кому, как не им уничтожить останки прежних властителей планеты? Столь же большими, раз в пять крупнее прежних, стали появляться редкие лебеди, дрофы, и, достигшие уж совсем чудовищных размеров — горные орлы! Последние считались опаснее любого из новых порождений природы. Беззвучная тень, жуткий клекот и стальные когти — это было последнее, что мог увидеть и услышать каждый из бродяг прерий…

Больше всего в разнотравье паслось Джейров, ланей, косуль и степных Козорогов, в просторечии называемых просто козлами. Они, напротив, практически не изменились в росте, но стали более массивными, что не лишило последних подвижности. В беге джейрам, или косулям, а также козорогам, не имелось равных — даже втрое превосходившим их по росту, пхаям, нелегко было догнать стремительно несущегося над травой, остророгого козла. Очень часто незадачливому охотнику, попытавшемуся попасть стрелой или копьем в это рогатое подобие козы, джейрана и сайгака, вместе взятых, оставалось только видеть, как его добыча, буквально в последний момент, ловко ускользает от смертоносного жала и огромными скачками уносится прочь. Встречались гигантские олени и туры, говорили даже о зубрах — и тут замолкал любой, представляя себе величину и мощь этих великанов. В Низине, недалеко от Каменных Исполинов, облюбовали себе место стаи диких собак, чем-то походившие на нашего Угара, но сильно разнящиеся по комплекции и расцветке окраса. Они не боялись людей — сами, порой, преследовали одиночек, и тогда от охотника оставались только окровавленные останки, поломанное оружие и обрывки одежды… Но, даже, если кому-то удавалось ускользнуть от хищников, полученные раны почти не оставляли шансов на выживание. Если человек не мог покинуть место сражения, на запах крови мгновенно сбегались многочисленные трупоеды. Из подземных нор, расщелин и провалов выползали свинорылы, прибегали крысы, или, более мелкие, но не менее кровожадные зверьки, нападавшие на раненого скопом… Даже насекомые, внешне не казавшиеся грозными, при большом скоплении становились опаснейшим врагом. Они достигали порой устрашающих величин — как пауки-мохноноги. Эти охотились даже на кролов — и не без успеха! Они не жалили, но имели острые жвалы, которые без труда прокусывали самую крепкую обувь. Достаточно нескольким десяткам навалиться на тушу убитого животного, как через час-другой, от нее оставались лишь обглоданные кости.

И, все-таки, как ни быстро менялась природа — так же быстро спешили за ней и мы, приучаясь жить по новым для себя, законам. Не осталось магазинов, в которых можно приобрести что-либо, без особого труда. Все, в чем нуждались люди, приходилось изготавливать самим, либо, выменивать или искать среди руин. Приход Дока был не случаен. Люди нуждались во всем, но, как выяснилось, самой острой необходимостью стали лекарства. Если, худо-бедно, обеспечить себя пищей многие могли самостоятельно, то вылечить перелом или страшный след от укуса — почти нет. На счастье, прочих, Док, по мере своих поисков, методом проб и ошибок, обнаружил множество трав и растений, пригодных для этой цели. Он, не смотря на вовсе не профильное образование ветеринара, превратился во всеми признанного целителя, прихода которого с нетерпением ждали во всех селениях и стойбищах долины. А те, кто знал про старуху-прорицательницу из жилища индейца, обращались к Старе. По слухам, она тоже помогала многим нуждающимся, причем ее снадобья иной раз оказывались лучше мазей и отваров лекаря. Мы же, обеспеченные счастливой случайностью, могли не заботиться об этом — по крайней мере, хоть какое-то время…

Мы редко пересекались с остальными. Мне не хотелось лишний раз посещать долину, а те, кто отважился, искать что-либо, в городе, не желали здесь долго задерживаться — все-таки, жизнь в прериях проходила веселее. Там люди могли общаться меж собой, хотя для этого приходилось пребывать по несколько дней в дороге. Кроме того, в городе просто не хватало еды — за мрачными могильными холмами редко попадались случайно забредшие сюда живые существа. Овцебыки, считавшиеся самой лакомой, хоть и опасной добычей, в руинах не появлялись, предпочитая более обширные травой степи и берег Синей. Еще сложнее было увидеть среди вздыбленных обломков прежних мостовых оленя — животные, бывшие дикими до Катастрофы, и вовсе избегали прежних владений человека. Зато много попадалось более мелких зверей, что помогало нам обеспечить себя и Угара достаточным количеством мяса для пропитания. И, если я видел следы Кролов, либо мелькнувшую тень сайгака — старался не упустить возможность разнообразить наш рацион. В такие дни девушки веселились, как дети, и я радовался вместе с ними. Со временем, как я и предполагал, все холмы полностью покрылись травами, молодыми побегами кустарника и деревьев. Пройдет еще немного — и уже никто не вспомнит, что здесь стоял город… Но, пока этого не произошло, район, отделенный от остальной части долины почти непреодолимыми скалами и водами Синей — с юга и запада, чудовищным разломом и громадным болотом — с севера и востока, был так же пуст и тих, как в первые дни. Оставалась угроза нарождающегося вулкана — но об этом мы старались не вспоминать.