Я надеялся, что когда-нибудь дойду и до них — особенно если со мной теперь будет щенок. К сожалению, у меня не имелось никаких навыков в дрессировке, учить пса и учиться самому пришлось на ходу. Мы с ним прекрасно ладили — характер Черныша, Кути и Малого — как я его иногда называл, оказался, к моей великой радости, не испорчен пребыванием с сумасшедшей мамашей. Болезнь не перекинулась на кутенка — в противном случае, мне пришлось бы его убить. Понаблюдав за щенком какое-то время, я успокоился на этот счет. Породу щенка так и не смог определить — это была какая-то невероятная помесь кавказской овчарки, ньюфаундленда и ирландского волкодава в одном флаконе, или же что-то вообще неизвестное. Но, кем бы он ни был, со временем, пес мог вымахать во что-то очень мощное и крупное. От водолаза у него присутствовал окрас, и форма шерсти, добродушие и висячие уши. Вообще внешность ньюфа проглядывалась более всего. Сила и мощь — хоть собаки указанной породы, тоже не из слабеньких! — по-видимому, наследовалась от кавказца. Ну а рост — явно следствие скрещивания с ирландским волкодавом. Тем более, значит, щенок перерастет свою мать, шкура которой сейчас висела растянутой на палках в дальнем углу комнаты на просушке. За время нашего возвращения в подвал шкура ссохлась и стала жесткой. Раствор из соли, золы и пепла, соскобленного на улице, практически никак не повлиял и не сделал ее мягкой. Но, по крайней мере, она перестала пахнуть псиной и кровью — а в будущем я надеялся, что смогу употребить ее как подстилку под ноги возле кровати.

После приобретения попутчика я стал все чаще и все дальше уходить от дома. Полагаясь на нюх, хоть и не взрослой, но все же собаки, уже не боялся заблудиться в однообразных подъемах и спусках, которыми изобиловали окрестности. Мой пес обладал надежным чутьем, и я уже имел случай в этом убедиться. Как-то раз, когда мы играли с ним у подножия нашего холма, я спрятался за большой валун и решил не выходить из-за него, полагая, что щенок не скоро меня обнаружит. Однако не прошло и минуты, как радостное тявканье возвестило, что мое убежище раскрыто. А в следующую секунду мохнатый комок ткнулся в ноги влажным черным носом. Мне стало интересно — и я уже специально отошел подальше. Все повторилось в точности. Так родилась новая игра под названием «потерять-найти». Естественно, роль потерявшегося, всегда доставалась мне. Я усложнял задачу — уходил все дальше и дальше, выбирал труднодоступные места, заметал следы и, даже старался идти по верху. Благо, возможностей для этого было предостаточно — балки, плиты, воткнувшиеся торчком, уцелевшие стены зданий… Пес отыскивал меня повсюду — рано или поздно. Но ни разу он не усаживался на месте и не принимался скулить от испуга, что его хозяин пропал безвозвратно. Не помогало ничто, что бы я ни придумывал, чтобы сбить его со следа. Я снимал мокасины и специально заходил в воду ручья. Передвигался по верхушкам камней, один раз даже попробовал облиться едкими духами, чтобы совсем перебить запах (это было глупо, подобные проверки могли вообще погубить щенку обоняние!) — не помогало ничего! Щенок уверенно и неотступно преследовал меня повсюду. Я полагал, что он обладает редким даром — верхним чутьем, присущим только очень опытным собакам, специально натаскиваемым для охоты на зверя. Рекордом стала моя почти пятичасовая отлучка — я ушел от него на расстояние не менее трех километров, выбирая участки, почти не преодолимые для пса. Меня обуял азарт — неужели он сумеет? Но щенок и на этот раз не ударил мордой в грязь — он не стал идти точь-в-точь по моим следам. А преспокойно выбрал тропинку поблизости и настиг меня даже раньше, чем я планировал. Я надеялся, что когда он вырастет, то будет надежным помощником в походах и охоте, о которой уже следовало начинать думать… Хоть продукты на складе имелись в достатке, но хотелось чего-то более свежего. И мне не давал покоя вопрос — что за зверь был пойман взрослой собакой, и где?

То, что пес способен к охоте, я понял очень скоро. До того, как мы вернулись вместе со щенком из моего похода, ни разу не встречал в городе ничего, что хоть отдаленно напоминало бы о его обитаемости. И, когда с помощью пса впервые увидел каких-то маленьких и вездесущих зверьков, изумлению не было предела. Они так шустро передвигались и успевали спрятаться, что без него я бы так и продолжал считать, что в городе царит пустыня… Щенок увлеченно и даже яростно преследовал невидимую мне живность, облаивая и пытаясь залезать в узкие щели, каких хватало практически везде. Чем питались эти зверюшки, понять оказалось невозможно — на голой земле, покрывавшей ковром руины, ничего не росло. И, хоть погода стала чуточку теплее, но еще слишком рано для весны и до того времени, когда из земли что-то потянется наружу. Выходило, что они едят либо себе подобных, либо останки людей…

Однажды мы с ним прогуливались по уже протоптанным тропинкам. Они появились в наиболее посещаемых мною местах — по дороге к ручью и на ближайшую свалку, где валялось множество древесины. Вдруг кто-то проскочил почти у ног и принялся удирать в каменные россыпи — щенок мгновенно среагировал и кинулся догонять зверька. Я не успел его окликнуть, как он исчез под почти полностью осевшей плитой. Слышалось только его повизгивание, скоро перешедшее в возбужденный лай, а потом — тишина. Я испугался — вдруг он провалился в какую-нибудь яму и теперь лежит там с переломанными лапами. Достать его оттуда я бы не смог при всем желании — в развалинах существовало множество мест, в которые пролезть просто невозможно. Но щенок объявился сам, измазанный глиной, а в пасти безжизненно висела тушка, лишь немного меньше его ростом. Я округлил глаза от удивления. Он не только самостоятельно справился со зверем, почти не уступающем ему в размерах, но и притащил его мне! Не разодрал, не бросил на месте, а, именно — принес! Хотя никто его этому не учил…

Щенок отряхнулся и деловито затрусил в мою сторону. Он положил законную добычу у моих ног и присел, словно исполняя команду. Я наклонился и стал рассматривать убитого зверя. Тот был какого-то буровато-желтого оттенка, с короткой шерстью и очень массивной головой, составлявшей чуть ли не треть всего роста. Хвост имелся, но совсем короткий. Меня сразу поразила одна особенность — странные лапы. Они очень отличались от обычных — я даже стал тереть глаза, подумав, что мне почудилось. Они чем-то напоминали кошачьи, и, лишь вглядевшись, я увидел всю разницу. У зверя словно отсутствовала пятка. Вернее, она была — но оставалась почти незаметной, из-за того, что была совершенно круглой и прикрытой шерстью, свисавшей с лап. Более всего это походило на совершенно ровный, обтянутый шерстью, столбик. На концах этих лап-столбиков росли внушительные когти — я сразу перевел глаза на щенка, опасаясь, что зверь успел его поранить. Но тот спокойно ждал, пока я закончу осмотр, и ничем не выражал, что у него имелись повреждения. Вероятно, что когти могли втягиваться внутрь — это тоже являлось признаком того, что их обладатель в чем-то схож с кошкой! — но на этом сходство и заканчивалось. Он не был похож ни на кого, и я растерялся, не зная, кто это лежит передо мной. Я приподнял зверька — на вес, примерно четыре-пять килограмм! У моего щенка действительно, есть силы в мышцах…

А пес терпеливо ждал, пока я перестану изучать его добычу. Я же не знал, как поступить, и медлил… Решившись, вытащил нож. Разрез пришелся по брюшку — оттуда стали вываливаться внутренности. Мне стало дурно — хотя, когда я снимал шкуру с собаки, не чувствовал ничего похожего. Шкурку все-таки стянул, но с остальным делать ничего не стал — пусть все достанется тому, кто его добыл. Щенок не стал отказываться, и в отличие от хозяина, стал с удовольствием уминать мясо. Мне пришлось отойти в сторону — хруст костей и окровавленная мордашка пса выводили из себя…

Зато я убедился в том, что руины все-таки обитаемы… Пусть не люди, но хотя бы животные, принадлежность которых я так и не смог определить. Меня это обрадовало — жизнь вернулась в город! Это же открытие внесло коррективы и в наше, до тех пор спокойное существование. Раз имелись такие зверьки, по размерам мало уступающие моему псу, то наверняка в руинах водились и более мелкие. А раз так, что мешало им проникнуть в наш подвал и учинить погром, от которого мы бы не смогли оправиться? Придя к этому выводу, я принялся замазывать всевозможные щели и дыры, на которые до того не обращал внимания. Смешивал глину с битым стеклом, и, рискуя порезаться, тщательно забивал смесью все, что попадалось на глаза. Не трогал только те отверстия, через которые шла вентиляция нашего убежища. Лишь одно не решился заделывать — которое вело наверх, сквозь раздавленные этажи магазина. Несмотря на то, что прекрасно помнил, какое зрелище меня там может ожидать, почему-то имелась уверенность, что оно еще пригодится…