— А менять? А товар? Как же это так — пришли, ушли, ничего не показали? А я уже все приготовила для вас! Вот!

Она преградила нам дорогу и принялась раскладывать прямо на земле, вынимая из-за пазухи, какие-то плоды, чем-то напоминающие каштаны. Карга подняла один и подсунула его под нос Нате — девушка отшатнулась от зловония, которое распространяла возле себя старуха. Но она, словно не замечала наших недружелюбных взглядов, приговаривала:

— А напрасно, милочка моя, напрасно! Он, девушка, очень даже полезный! Съешь всего парочку, и никаких проблем не будет!

— Каких проблем?

Ната стиснула губы. Старуха терпеливо повторила:

— Женских. Понимаешь? У…какая недогадливая. Да ты не смотри так на меня, не смотри — ну, ошиблась на рынке — с кем не бывает? А это — верное средство! Будешь иметь связь, значит, — она ощерила в улыбке почти беззубый рот. — А последствий не хочешь. Вот и надо их пожевать! Ты учти — я не про болезни там, всякие, по нашей части. Это — только для того, чтобы не попасть в положение одно, очень даже интересное!

Лицо Наты стало покрываться бледностью… Старуха, не замечая, что девушка начинает выходить из себя — такой ярости в ее глазах я сам никогда не видел! — болтала без умолку:

— Ой, какие мы стеснительные! Ладно, ладно, все видят, что не одна пришла, а с мужиком. Что вы, сказки, друг другу по ночам нашептываете? Да и я, слава богу, уже пожила на своем веку. Опытную девку от целочки, сразу отличить сумею!

— Послушай, — я еле сдерживался от желания двинуть ее как следует. — Нам от тебя ничего не надо…

— Э, нет! Это — только для женщин! Вам ни к чему — ни вкуса, ни сытости. Поговорку помнишь? Ваше дело — не рожать, сунул, вынул и бежать! А девкам, несчастным, что потом? Поняла, молодая, о чем я?

Ната резко оттолкнула ее от себя.

— Мне не нужно!

— Пустая, что ли?

Я едва успел перехватить руку Наты, выхватившую нож…

— Уйди!

Карга, на миг опешив, отступила назад и опять забормотала:

— Так у вас, наши болтают, в городе всякого добра полно? Поделились бы!

— Предложи что-либо другое… — Я хотел увести разговор в иную плоскость, видя, что старуха действует не столько по собственному интересу, как по наущению… К нам уже стали подтягиваться несколько зевак, со стороны. Услышав мое предложение, та радостно осклабилась:

— А что, другое? Что надо, то? У меня много, чего имеется! Корень валерианы — от сердца. Он чудной малость, но помогает, верняк! Или вот — сельдерей вроде… Трава, не трава, а стоит от нее — лучше, чем у жеребца на выпасе!

— Тьфу! Вечно ты, старая, со своей халтурой прешься, поперек горла всем стоишь! — к нам подскочил Аптекарь. Он словно не замечал злобного взгляда старухи и недовольных — наших.

— Убери свои мочалки! Это — люди серьезные. Всякую муру менять не станут — верно?

— Верно. Ничью ерунду мы менять не станем. И нечего нам менять — уже отдали все.

Он захлопал ресницами, на лице появилось выражение неподдельного разочарования…

— Не будете? … А как же? А все говорили — с товаром. Типа там — шкуры всякие. Железо. Железо, оно здесь в такой цене, в такой цене! Мыло, тоже, вроде есть…

— Мыло?! — Старуха аж вскинулась, позабыв про брошенные в пыли корешки и явное задание вызвать ссору. — Где мыло? Дай мне мыло! Все, что хочешь, меняю — на мыло!

У меня мгновенно созрела идея…

— Мыло? Отдали уже.

— Кому? — Она на глазах превращалась в безумную мегеру…

— Не помню. Вроде один из тех, кто возле вашего монаха стоял… Пойди к ним — там попросишь поделиться!

Она отбросила ногой уже ненужные никому корешки и бросилась бежать. Я заметил, как двое парней, осторожно пытающиеся зайти сбоку, в нерешительности остановились — пропала сама старуха, а без нее повод для схватки придумать им было не по способностям… Ната тоже увидела их и сдвинула брови. Мы резко развернулись в их сторону. Парни стушевались и молча отошли.

— Ловко вы ее… — Аптекарь проводил Каргу равнодушным взглядом. — Сейчас получит по хребту, если раньше сама не споткнется… А вы, так понимаю, не с одним же куском мыла пришли? Нет, я не настаиваю, конечно. У вас там, в городе, все есть? Ну, не может не быть — вы так далеко шли! Может, что-то, осталось? Нет? Жаль… Ну, давайте договоримся — вы мне принесете в следующий раз, а я вам подготовлю все, что хотите. Договорились?

Ната, заметив, что я уже начинаю потихоньку закипать, мягко отвела Аптекаря за локоток в сторону:

— Хорошо. Когда мы вернемся — мы принесем… Что-нибудь, и вам. Идет? А сейчас — нам нужно идти! Нам очень далеко идти!

— Да, да! Конечно! Я понимаю!

Он быстро посторонился и пропустил меня и Нату. Когда Угар, отряхнувшись и едва не столкнув его в сторону от тропинки, прошел мимо, мужичок крикнул вслед:

— Так я надеюсь! Я жду! Вы обещали!

Я прошептал сквозь зубы:

— Сейчас скажу Угару, и он его проводит до самого поселка…

— Не спеши, родной мой… Ты испортишь всю нашу дипломатию. И так нам здесь не сильно рады. А я предвижу — еще придется не раз и не два навещать это место!

Она перехватила перевязь заплечных ремней, поправила висевшие на поясе ножны, и мы, убедившись, что все зеваки и неуверенные в себе парни бросили свою затею, быстро и решительно зашагали прочь. Там, позади, оставался поселок со своими проблемами, спорами и ссорами, в которых мы, сами того не желая, стали участниками. И мы оба знали — остаться в стороне уже не получится! — мы стали частью этой жизни, как и все люди долины.

Сова подробно рассказал, как сократить путь к предгорьям — хотя наше намерение побывать там, расценил как блажь… Вслух, конечно, не сказал, но по его виду мы все прекрасно поняли. Возможно, индеец был прав — тащиться к горам, по довольно пересеченной местности, где часть пути предстояло идти среди прибрежных камней, часть — у кромки леса, а оставшуюся — по степи, это еще то предприятие. Добро бы имелся смысл… Но мы не искали смысла. Какое-то внутреннее осознание того, что этот поход просто необходим, вот что двигало нас обоих вдаль, и никакого рационального объяснения тут уже не требовалось.

Покинув поселок, мы постепенно стали сворачивать к югу. Через пару часов, как и говорил Сова, появились деревья. Сова, рисуя карту долины, обозначил эту местность, как Черный лес. Действительно, издали он казался очень мрачным и даже слегка зловещим… Довольно густой и высокий, поросший множеством невиданных нами раньше растений. Или знакомых — но настолько преображенных, что мы и понять не могли, что видим. Настоящих деревьев встречалось немного — но попадались и они, ставшие непомерно мощными и с трудом узнаваемыми. Некоторые стволы высились на десятки метров, а их кроны давали тень, чуть ли не на футбольное поле. Мы шли, задрав головы, рассматривая кроны огромных сосен, берез и тополей. Или, того, что было недавно ими… Узнать что-то привычное стало практически невозможно. Кроме того — невероятный рост, отчего мы сами себе стали казаться пигмеями. Неудивительно, что здесь могли водиться и столь же большие и страшные звери, о встрече с которыми не хотелось и думать. Привычного, зеленого оттенка у растений наблюдалось мало. Таких необычных, и тем непривычных цветов для глаза, мы не видели никогда. Здесь хватало всяких: иные листья были и зеленые, но преобладали красноватые, коричневые, белые, даже черные… На многих росли странные плоды. Мы видели, что их поедают мелкие зверьки, много которых в изобилии бегало по ветвям.

— Не хочется углубляться что-то…

— Будем держаться кромки.

— Сова предупреждал — дальше лес подойдет к берегу вплотную. А по скалам идти не получится. Все равно придется войти. Может, не стоило оно того?

Я промолчал. Неосознанное чувство тянуло вперед… а в словах Наты был резон, с которым нельзя не согласится.

— Как ты думаешь, много еще лесов в долине? А в лесах этих тварей?

— Не знаю. Я не уверен, что в прерии должны быть леса. Вот кустарник и трава — да, этого по логике вещей в избытке. А деревья в больших количествах, будут только возле предгорий. Но мы уже видели с тобой этот лес — когда стояли на холме. Оттуда он и мне показался черным.