— Больше никто не брался, — он нисколько не смутился. — А свято место — пусто не бывает. Не кори меня за то, в чем сомневаешься и во что не веришь. В долине не нашлось настоящего священника, пришлось взять это на себя. Ну и, в отличие от тебя, я к церкви более близок…

— Чем?

— Верой.

Я жестко усмехнулся — все-таки, Святоша не терял надежды убедить меня в своей порядочности! Но я помнил слезы Томы и затравленный взгляд Шельмы, помнил их рассказы о беспределе подручных монаха и их совместных оргиях, нарушенных приходом еще более зверских ублюдков в черных куртках… Кстати, крестов и наколок в виде церквей на их расписных с головы до пят, телах, было более чем предостаточно. Однако, святости это им не добавило…

— Верой… Ладно, хватит. Я догадался. Общину твою трогать не собирался и не собираюсь. Живи, как хочешь — если есть такие, кто разделяет твои взгляды — не мне, еретику, их переубеждать. Я не воинствующий атеист, Святоша… но веры во мне мало. А если и есть какая — так больше склоняется к тому, что говорит Сова. Живая земля, дарующая нам и свет, и пищу, как-то более убедительна, чем незримый и всемогущий господь. А песни Совы еще круче твоих молитв… они, по крайней мере, спасли жизнь Наты.

— Спас ее, если не ошибаюсь, вовсе не дикарь, а твой пес. Что до индейца — его нахождение в долине нисколько не лучше появления монаха. И монахом меня прозвал именно он — я не просил.

— Святошей тебя прозвали. Но не за святость, а за двуличие и то, что прикрывал все свои поступки именем неба. У меня — хорошая память. Сколько раз ты пытался убрать меня со своей дороги? Кто договорился с вожаком зэков, об их предназначении владеть людьми? Где те девушки и женщины, которые были силой взяты тобой и твоими уродами? Это — святость? Ходи ты изначально в рубище, оказывай помощь нуждающимся, будь нищ и наг — я, возможно, поверил, хоть немного… Но я никогда не видел тебя, делящимся с голодным, последним куском, никогда не слышал хоть об одном, спасенном от рук уголовников, не слышал ни единого слова благодарности от людей, которым ты сделал добро. Вместо этого — разборка на этой самой площади, где ты пытался помешать нам набрать людей для решающей схватки с Сычом и его отморозками. Чем кончилось — не забыл?

— Смерть Белого — это ты? Так и думал… Стрелы не перепутаешь — у наших все корявые, а твои — выточены, словно на станке. Или, это Стопарь делал?

— Бен. У мулата золотые руки и такая же светлая голова. Кстати, раз уж меж нами возникло согласие и понимание — пойди и ты навстречу.

— Я согласен на все, что попросишь. — Святоша был само смирение, и я нутром чувствовал какой-то затаенный подвох…

— Бен был ранен, нужны лекарства. У меня… У нас их нет. Док ничего не может — хотя, во многих иных случаях, его вмешательство делает чудеса. Земные, не бойся — в твой приход он не вмешивается!

— А почему ты думаешь, что они есть у нас?

Я замер — а ведь Святоша мог и не знать о тайнике Аптекаря… Если сейчас я раскрою его тайну — где вероятность, что Аптекарь не откажется от всего и, предчувствуя угрозу, затаится в этой самой общине безвылазно? Промедление чревато… С другой стороны — ну не мог Святоша, являясь главой этого новоявленного ордена-братства, не знать, о заначках, своих приближенных!

— Знаю, — я решил не раскрывать карты. — Не только ты имеешь глаза и уши. Мне нужно с десяток ампул и шприцы. Какие именно, Док написал — я в этом не силен. Вот эта записка…

Святоша бегло просмотрел кусок бересты — бумаги почти не было, и мы пользовались всем, чем можно.

— Братья помогут… Мир?

— Мир.

Святоша встал, и, помедлив, начал было протягивать руку для пожатия… Я заметно напрягся — и ладонь, так и не поднявшись, опустилась вниз.

— Мы — не друзья, пастырь. Мир — да. Не более.

— Если это угодно небу — пусть так.

Святоша сдержал слово — через пару часов все, перечисленные Доком средства, были доставлены братом Светлым к старому жилищу Стопаря. Кузнец с некоей печалью осмотрел полуразвалившуюся землянку, но внутрь зайти не пытался — свод просел и мог обрушиться в любую минуту.

— Да… без хозяина все приходит в упадок.

— С хозяином — тоже, — Я не был расположен к воспоминаниям, тем более что у меня они были связаны с совсем иным местом обитания. — Как, по-твоему — монах чем-то напуган, и, лишь, поэтому ищет с нами дружбы? Или, это такой вот ловкий ход…

— Замылить глаза, а потом нанести удар исподтишка? — Стопарь нисколько не доверял новоявленному пастырю, и свои заключения выносил куда более жестко. — Кишка тонка. Силенок у него маловато, против нас. Нет, какое-то количество последователей, наберется, это само собой… Но, кто из них прошел такую мясорубку, как наши? Даже девочки у нас, в форте — так у каждой на счету по нескольку бандитов! А эти… «Рясоносители», кого убили? Самое большее — муху, на собственном лбу!

— Не скажи, — я не согласился. — Кое-кто способен и на серьезные дела. И, не забывай — Святоша, при всей его вредности, действительно пастырь… Хреновый, конечно, но, какой есть. А люди, уставшие от пережитого, ищут утешения. Я, признаюсь, недоглядел. Он довольно сносно научился манипулировать словами — так что, запудрить мозги может. А тем, кто потерял все и всех, многого не надо… Пара ласковых слов, обещание будущей вечной жизни с погибшими близкими, освобождение от грехов — вот и достаточно, чтобы число последователей не только не сокращалось, но и увеличивалось. И у Совы с этим куда хуже.

— Наш индеец никого не волокет за загривок в свою религию. А Святоша — тащит всеми лапами сразу! Нет, это ты мне скажи, Дар — с какого такого перепуга я должен верить во все эти бредни? Райские кущи, посты да молебны — это что, выход? Не вскопаешь землю — урожая не дождешься. Не дашь в рыло зарвавшемуся хаму — будешь оплеван с головы до пят. Нет… не по мне эти поповские нравоучения. Против веры ихней ничего против не имею — но меня, в такой вот, «орден», братьев-козлошкурых, никаким калачом не заманишь!

— А Тучу? Ладу? Анну? Да, ты, Череп, Чер, многие иные — на призывы монаха лишь улыбнутся. Но, вот они… Лада, как погляжу, чернее ночи ходит. Анна молчит целыми днями. А твоя жена, вроде самая крепкая — но, прости что напоминаю! — потеряла двоих сыновей и дочь. Как думаешь — начни ее охмурять Святоша своими проповедями — долго продержится?

Кузнец скорчил гримасу, однако, промолчал… Но, недолго:

— А вот и посланец. Брат Светлый, собственной персоной. Интересно — где он ранее обретался? Не помню его физиономии.

— Не иронизируй, лучше поздоровайся. Рукопожатие не обязательно, но, хоть кивни… Он, надо полагать, принес и ампулы, и прочее — по списку.

— Вот это и интересно, — Стопарь выпрямился. — Стало быть — тайник аптекаря, где-то поблизости?

— Не факт. Святоша мог заставить его открыть тайну и все унести к себе, в новую обитель.

— Ну, тогда Аптекарю нашему податься, действительно, больше некуда. Без этих лекарств он пропадет. Охотится, не умеет, рыбак из него аховый, корни копать — силенок мало. А на Мене с одними украденными гвоздями да ракушками много не наторгуешь.

— Не заметил я, что-то, на площади рясоносцев. Не торгуют. Похоже, Святоша не позволяет своей братии лишний раз смешиваться с прочими жителями поселка — оберегает, так сказать, от вредного влияния…

— Ладно, Дар. Давай, посмотрим — что там принес этот Светлый?

Подошедший мужчина, без слов протянул сверток — кусок вытершейся шкурки, сложенный наподобие пакета.

— Там все?

— Пастырь сказал — то, что было написано на бересте. Развернуть?

— Не нужно. Быстро управились… Вопрос, можно?

Светлый кивнул. Я, слегка промедлил — в первую встречу больше внимания уделил внешней атрибутике, так и не разобрав — что из себя представляет этот человек. Сейчас же хотел убедиться в собственной правоте — мне показалось, что он гораздо умнее прочих «братьев», а, значит, может быть лучше осведомлен о тайных планах Святоши…